Глава 12
Поле боя

В конце квартала, на ярко освещенном участке тротуара возле продовольственного магазина Гилмартина, их ждали Фрэнк, Горди, Стю Уоргл и Джейк Джонсон.

Джейк следил взглядом за Брайсом Хэммондом с момента, как тот вышел из гостиницы «При свечах», и молил Бога, чтобы шериф двигался поживее. Ему очень не нравилось стоять тут, на ярком свете. Все равно как на сцене, черт возьми. На этом месте Джейк чувствовал себя уязвимым.

Правда, несколько минут назад, когда они занимались осмотром домов, им приходилось пересекать совершенно темные участки, где казалось, что тени дышат и движутся, словно живые существа; и там Джейку не терпелось поскорее оказаться именно на том ярко освещенном участке улицы, где он сейчас стоял. Тогда Джейк боялся темноты точно так же, как теперь боялся яркого света.

Он нервно провел рукой по своим густым седым волосам. Другую руку он держал на спусковом крючке револьвера, хотя тот и лежал в кобуре.

Джейк Джонсон не просто верил в осторожность – он молился на нее, осторожность была его богом. Лучше перебдеть, чем недобдеть; лучше синица в руках, чем журавль в небе; не спеши, солдат, будет команда «отставить!»… Таких правил у него было в запасе не меньше миллиона. Они служили для него чем-то вроде бакенов на реке, указывающих единственно безопасный путь; все, что находилось вне обозначенных этими бакенами пределов, было зоной стихии, хаоса, неопределенности и риска.

Джейк никогда не был женат. Брак означал бы необходимость взять на себя огромную дополнительную ответственность, он потребовал бы рискнуть своим душевным спокойствием, своими деньгами, всем своим будущим.

Джонсон вел осторожный и экономный образ жизни, особенно бережлив он был во всем, что касалось финансовых вопросов. Ему удалось отложить довольно значительную сумму на черный день, вложив свои сбережения в несколько надежных предприятий.

Из своих пятидесяти восьми лет больше тридцати семи Джейк Джонсон проработал в окружной полиции Санта-Миры. Уже давным-давно он мог бы уйти в отставку и получать пенсию. Но он очень опасался инфляции и потому продолжал служить, увеличивая тем самым размеры своей пенсии и откладывая на будущее все больше и больше денег.

То, что Джейк Джонсон стал полицейским, было, по-видимому, единственным неосторожным поступком за всю его жизнь. Он не хотел быть полицейским. Боже упаси! Но его отец, Ральф Джонсон – Большой Ральф, как его называли, – на протяжении сороковых и пятидесятых годов был шерифом этого округа и ожидал, что сын пойдет по его стопам. Ответов «нет» Большой Ральф не признавал в принципе. Джейк ни минуты не сомневался, что, если он не поступит на работу в полицию, Большой Ральф лишит его наследства. А этого он никак не хотел. Не то чтобы в их семье скопилось огромное наследство: по правде сказать, никакого особого богатства у них не было. Но все-таки был неплохой дом и солидные счета в нескольких банках. А позади дома, на лужайке, за гаражом, на глубине трех футов были закопаны несколько больших каменных кувшинов, до отказа набитых туго скрученными пачками двадцати-, пятидесяти- и стодолларовых купюр. Когда-то Большой Ральф получил эти деньги как взятки и отложил их на черный день. Вот почему Джейк тоже стал полицейским, как и его папочка, который в конце концов умер в возрасте восьмидесяти двух лет, когда Джейку стукнуло пятьдесят один. К этому времени Джейк был обречен оставаться полицейским до конца своих дней, потому что ничего другого делать он не умел.

Вел он себя осмотрительно. Например, старался не попадать на те выезды, где причиной вызова полиции были семейные скандалы: в такого рода столкновениях страсти разгорались вовсю, и, если полицейский встревал между разгоряченными мужем и женой, его иногда даже убивали. Зачем далеко ходить за примерами: этот агент по продаже недвижимости, Флетчер Кейл. Год назад Джейк купил с его помощью небольшой участок в горах, и тогда Кейл показался ему совершенно нормальным и обычным человеком. А теперь вот он убил жену и сына. Если бы в тот момент у них в доме оказался полицейский, Кейл бы и его прикончил. Когда же от дежурного поступало сообщение о происходящем где-либо в данный момент грабеже, Джейк обычно неверно указывал свое местонахождение, выбирая район как можно дальше от места преступления. Дежурный направлял туда те патрули, которые оказывались поближе; когда Джейк в конце концов приезжал, все, как правило, было уже кончено.

Он не был трусом. Ему случалось оказываться на линии огня, и, когда это происходило, он дрался, как тигр, как лев, как разъяренный медведь. Он был просто осторожен.

В работе полицейского были обязанности, которые даже доставляли ему удовольствие. Ему нравилось дорожное патрулирование. А бумажную работу он выполнял просто-таки с наслаждением. Единственной светлой стороной ареста была для него необходимость заполнять потом огромное число разных бумаг, что давало возможность минимум пару часов просидеть в полицейском участке, в тишине и безопасности.

На этот раз, к сожалению, его подвела именно любовь к бумажной работе. Когда поступил звонок от доктора Пэйдж, он сидел за столом, заполняя очередные бумаги. Если бы в тот момент он оказался где-нибудь на улице, в патрульной машине, то избежал бы необходимости ехать в Сноуфилд.

А теперь вот он здесь. Стоит под ярким уличным фонарем и изображает собой прекрасную мишень. Черт возьми.

Но хуже всего было то, что в магазине Гилмартина явно произошло нечто очень неприятное, и сомнений в этом не могло быть никаких. Две из пяти больших стеклянных витрин, что шли по фасаду супермаркета, были разбиты изнутри, так что весь тротуар перед магазином был засыпан стеклом. Банки с консервами для собак и упаковки с водой и пивом – по шесть банок в каждой – были вышвырнуты через эти витрины и теперь валялись по всей мостовой. Джейк опасался, что шериф заставит их идти осматривать магазин, но боялся он и ждать здесь, на улице, где тоже могла таиться опасность.

Но вот наконец подошли шериф, Тал Уитмен и две женщины, и Фрэнк Отри продемонстрировал им пластмассовую банку со взятой им пробой воды. Шериф сказал, что они тоже обнаружили огромную лужу в магазинчике Брукхарта, и все согласились, что за этим что-то кроется. Тал Уитмен рассказал об увиденном в гостинице «При свечах»: о надписи на зеркале и об отрезанной руке, – господи, какой ужас! – но и тут ни у кого не было никаких разумных объяснений.

Шериф Хэммонд повернулся к разбитым витринам супермаркета и произнес именно те слова, которые Джейк так боялся услышать:

– Давайте-ка посмотрим.

Джейк не хотел входить в магазин первым. Но он не хотел быть и последним. И потому протиснулся в дверь в середине группы.

Внутри весь продовольственный магазин был разгромлен. Черные металлические стеллажи с товарами, что стояли ближе к трем кассам, были опрокинуты, и по всему полу разлетелись пачки жевательной резинки и лезвий для бритья, шоколадки, конфеты, книги и прочие мелочи, какими обычно торгуют возле кассы.

Они прошли вдоль витрин фасада, заглядывая по дороге в каждый проход. Везде товары были сброшены с полок и раскиданы по полу. Коробки с пшеничными, кукурузными и другими хлопьями были смяты, разорваны, раскрыты, их содержимое грудами лежало на полу, а поверх были разбросаны прежние яркие упаковки. Бутылки с уксусом были перебиты, из-за чего в магазине стоял едкий запах. Варенья, маринады, горчица, майонез, приправы были вытряхнуты из банок и свалены в одну огромную клейкую кучу.

Возле самого последнего прохода Брайс Хэммонд повернулся к доктору Пэйдж:

– А сегодня вечером этот магазин должен был быть открыт?

– Нет, – ответила она, – но, по-моему, иногда в воскресные вечера они выставляли товары на полки. Не каждое воскресенье, но иногда они это делали.

– Давайте посмотрим в задней части магазина, – сказал шериф. – Может быть, найдем что-нибудь интересное.

«Вот этого-то я и боюсь», – подумал Джейк.

Все направились вслед за Брайсом Хэммондом, переступая через наваленные на полу пятифунтовые пакеты с сахаром и мукой. Некоторые из пакетов лопнули, их содержимое просыпалось.

В задней части магазина стояли высокие, по грудь, охлаждаемые прилавки для мяса, сыра, яиц и молока. Дальше за ними находилась блистающая чистотой зона, где резали, взвешивали и упаковывали для продажи мясо.

Взгляд Джейка нервно пробежал по разделочным столам и фаянсовым блюдам. Не увидев на них ничего, Джейк вздохнул с облегчением. Он бы не удивился, если бы здесь оказалось тело управляющего магазином, аккуратно разделанное на вырезку, суповые наборы и котлеты.

– Давайте заглянем в складское помещение, – сказал Хэммонд.

«Лучше бы не надо», – подумал Джейк.

– Быть может… – Хэммонд не договорил.

В этот момент погас свет.

Единственными окнами в магазине были витрины, но и оттуда не проникало никакого света, потому что уличные фонари тоже погасли. В задней же части магазина темень стояла полная, кромешная.

Несколько голосов заговорили одновременно:

– Фонари!

– Дженни!

– Фонари!

Все последующее происходило с неимоверной быстротой.

Тал Уитмен включил электрический фонарь, и его сильный, похожий на лезвие меча луч уперся в пол. В тот же самый момент что-то ударило Тала сзади, нечто невидимое, подкравшееся к ним в темноте с невероятной скоростью и совершенно бесшумно. От удара Уитмен полетел вперед и столкнулся со Стю Уорглом.

Отри как раз вынимал из специальной петли на ремне свой фонарь, но, прежде чем он успел включить его, на него налетели Уоргл и Уитмен, и все трое повалились на пол.

От падения фонарь Тала вылетел у него из рук.

Луч крутящегося в воздухе фонаря на миг выхватил из темноты Брайса Хэммонда, тот попытался поймать фонарь, но промахнулся.

Фонарь со стуком упал на пол и откатился в сторону. Пока он катился, его луч с каждым поворотом бросал вокруг дикие пляшущие тени, но ни разу не высветил ничего необычного или угрожающего.

И тут что-то холодное дотронулось сзади до шеи Джейка. Холодное и слегка влажное – но несомненно живое.

Он вздрогнул от этого прикосновения и попытался обернуться.

Что-то обвило его шею с такой же быстротой, как захлестывающаяся вокруг шеи плеть.

Джейк, раскрыв рот, лихорадочно ловил воздух.

Но прежде чем он успел хотя бы поднять руку, чтобы схватиться с тем, кто напал на него, руки его оказались плотно прижатыми к телу.

Он почувствовал, что его поднимают в воздух с такой легкостью, словно он был ребенком.

Он попытался крикнуть, но чья-то железная рука зажала ему рот. По крайней мере, он подумал, что это была рука. Но по ощущению это было что-то холодное и сырое, скорее похожее на угря.

И оно воняло. Не очень сильно. Оно не распространяло вокруг себя зловоние. Но его запах настолько отличался от всего, с чем приходилось раньше сталкиваться Джейку, был таким резким, горьким и непонятным, что даже в очень малых количествах был почти невыносим.

Джейк почувствовал, как его захлестывают волны отвращения и ужаса, как они все нарастают и нарастают. Он ощутил присутствие чего-то невообразимо странного и безусловно враждебного и злого.

Фонарь все еще крутился по полу. С того момента, когда Тал выронил его, прошло не больше двух секунд, хотя Джейку казалось, что прошло гораздо больше времени. Но вот фонарь крутнулся в последний раз, ударился о нижнюю часть охлаждаемого прилавка, его стекло разлетелось на мелкие кусочки, и они остались даже без этого небольшого пляшущего света: пусть он ничего не освещал, но все же с ним было лучше, чем в полной темноте. Вместе с погасшим лучом фонаря гасла и всякая надежда.

Джейк напрягал все свои силы, извивался, как только мог, он отчаянно сопротивлялся, стараясь вырваться, освободиться, сбросить с себя эти сковавшие его непонятные тиски. Его судорожные движения напоминали одновременно и припадок эпилептика, и панические метания, и какой-то фантастический танец. Но ему не удавалось высвободить даже одну руку. Его невидимый противник стискивал Джейка все сильнее и сильнее.

Джейк слышал, как остальные члены группы окликают друг друга; ему казалось, что их голоса долетают до него откуда-то очень издалека.