Потом Джо подумал, что необычайная сила его переживаний, приступы бешеного гнева и леденящего душу ужаса могли оказаться расплатой за целый год эмоциональной пустоты. На протяжении двенадцати долгих месяцев он полностью отдавался своему горю, жалости к себе и мыслям о безвозвратности своей потери. Он сам сделал все возможное, чтобы никакое постороннее чувство не вторглось в пространство его души и не пробудило ее к жизни. Он пытался избавиться от боли, чтобы убогим сереньким фениксом вспорхнуть с пепелища, оставшегося на месте его уничтоженного дома, и жить, не имея никаких надежд и желаний. Он стремился достичь бездумного спокойствия устрицы, замкнувшейся в известковой раковине безразличия, но сегодняшние события заставили его снова открыться навстречу миру, и эмоции и чувства захлестнули его с такой силой, с какой захлестывает новичка-серфингиста грозный девятый вал.

Дьюи Бимис за конторкой говорил по телефону. Вернее, не говорил, а слушал, причем настолько напряженно, что его гладкое негритянское лицо пошло озабоченными морщинами. Время от времени Дьюи принимался кивать и бормотать что-то вроде «да… да… да…».

Джо махнул ему рукой на прощание и направился к выходу.

– Эй, Джо, подожди секундочку! – окликнул его Дьюи.

Джо остановился и медленно повернулся к нему.

Дьюи продолжал слушать, что говорил его абонент, но взгляд его был устремлен на Джо.

Чтобы показать охраннику, что он торопится, Джо постучал согнутым пальцем по наручным часам.

– Подождите, пожалуйста, – сказал в телефон Дьюи. – Это насчет тебя звонят, – добавил он, обращаясь к Джо.

Джо с самым решительным видом покачал головой.

– Он хочет поговорить с тобой.

Джо сделал шаг по направлению к выходу.

– Постой, Джо! Он говорит, что он из ФБР.

Замешкавшись в дверях, Джо бросил взгляд на Дьюи. По его глубокому убеждению, ФБР не могло иметь никакого отношения к головорезам в гавайских рубашках, которые стреляли в ни в чем не повинных людей, не потрудившись задать им ни одного вопроса. ФБР не могло иметь никакого отношения к таким типам, как Блик…

Или все-таки могло? Не поддается ли он снова собственному страху, своим собственным паническим мыслям и догадкам? В конце концов, Федеральному бюро было вполне по силам защитить его от опасности.

С другой стороны, человек, который ждал на другом конце телефонного провода, мог лгать. Он мог не иметь к ФБР никакого отношения и звонил с единственной целью – задержать Джо в редакции, пока Блик и его напарники – или другая бригада наемных ищеек – подтянутся к штаб-квартире «Пост».

Еще раз покачав головой, Джо отвернулся от Дьюи и, толкнув дверь, вышел под жгучее августовское солнце.

– Джо!.. – крикнул ему вслед Дьюи.

Джо пошел к своей машине, невольно ускоряя шаг и с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать. Бритый молодой человек с черными ногтями и серьгой в носу внимательно следил за ним с дальнего конца стоянки, и Джо подумал, что в этом проклятом городе, где деньги порой значили больше, чем лояльность, честь и достоинство, важнее денег был только стиль. Мода и покрой одежды менялись много чаще, чем принципы и убеждения; традиционно неизменными оставались только цвета той или иной молодежной группировки. Костюм и боевая раскраска парня у ворот – кем бы он себя ни воображал: панком, неопанком или рэйвером – уже давно вышли из моды, и поэтому обладатель рваных джинсов, серьги и крашеных черных ногтей выглядел вовсе не таким угрожающим, как ему хотелось, и гораздо более жалким, чем он способен был понять. Впрочем, в данных обстоятельствах проявленный им к Джо интерес выглядел достаточно зловещим.

Его радиоприемник работал негромко, но Джо отчетливо слышал, как бьется в динамиках частый пульс рэпа.

В салоне нагревшейся «хонды» было настоящее пекло, но Джо решил, что терпеть можно. Выбитое пулей стекло левой задней дверцы обеспечивало достаточно хорошую вентиляцию, так что изжариться живьем он, пожалуй, не рисковал.

Смотритель стоянки, скорее всего, заметил отсутствие стекла. Может быть, он как раз раздумывал об этом.

«Ну и что? – перебил сам себя Джо. – Подумаешь, стекло выбито! В конце концов, это ведь просто стекло, не больше…»

Почему-то Джо был уверен, что двигатель не заведется, но он завелся.

Пока Джо задним ходом выбирался со стоянки, дверь в вестибюль открылась и на крыльцо под небольшим парусиновым тентом с эмблемой «Пост» вышел Дьюи Бимис. Лицо гиганта показалось Джо озадаченным, но никаких признаков тревоги он не заметил.

В конце концов Джо решил, что Дьюи не будет пытаться его остановить, ведь они друзья, или, по крайней мере, когда-то были друзьями, а голос человека, звонившего по телефону, был всего лишь голосом.

Джо переключил передачу на «ход».

Спускаясь по ступенькам, Дьюи что-то прокричал ему вслед. Джо не расслышал слов, но ему снова показалось, что в голосе охранника-секретаря звучат лишь забота и недоумение. Дьюи не собирался поднимать тревогу. Тем не менее Джо счел за благо проигнорировать его и, прибавив газу, направил машину к выезду.

Молодой человек, до этого спокойно сидевший под грязным ресторанным зонтом с давно потускневшей надписью «Чинзано», неожиданно поднялся со своего складного стульчика и сделал шаг к сдвижным воротам, словно готовясь закрыть их и помешать Джо выехать со стоянки.

Джо затравленно огляделся. Мощные цепи на столбах были густо обвиты поверху колючей проволокой. Острые как бритва колючки зловеще сверкали на солнце. Дьюи стоял на крыльце и, уперев руки в бока, смотрел вслед «хонде».

Молодой человек остановился у самой границы тени, которую давал его зонт, и посмотрел на Джо из-под тяжелых век невыразительным взглядом сомлевшей на солнцепеке игуаны. Потом он поднял руку и, сверкнув черными ногтями, вытер испарину со лба.

Джо тоже нужно было бы смахнуть с глаз заливавший лицо пот, но сейчас ему было не до того. Боясь оказаться в ловушке, он развил слишком большую скорость, и при повороте на улицу его «хонду» сильно занесло. Покрышки завизжали, зачавкали по размякшему на жаре асфальту, но Джо даже не притормозил.

От редакции Джо поехал на запад по Стратерн-стрит. Когда он уже поворачивал на бульвар Ланкершим, где-то далеко позади раздался вой полицейских сирен. В этом не было ничего необычного. Полицейские сирены были постоянной составляющей шумового фона большого города вне зависимости от времени суток, и Джо был склонен полагать, что это простое совпадение, однако всю дорогу до шоссе Вентура, где он повернул на запад по авеню Мурпарк, он не забывал время от времени поглядывать в зеркало заднего вида, стараясь разглядеть машины преследователей – как полицейские, так и без каких-либо опознавательных знаков.

Он не был преступником. Казалось, ничто не мешает ему обратиться к властям, сообщить о стрельбе на кладбище, рассказать о письме Розы Марии Такер и о своих сомнениях относительно обстоятельств гибели рейса 353, но Джо колебался. В конце концов, сама доктор Такер даже и не думала обращаться в полицию и просить защиты. Возможно, она точно знала, что на это можно не рассчитывать. Ее мнение Джо было известно. «…Моя жизнь зависит от вашего благоразумия и осторожности», – написала Роза Такер в письме.

Джо был репортером отдела уголовной хроники достаточно долго, чтобы знать: часто человек становится объектом охоты не потому, что он что-то совершил, и даже не потому, что он располагает ценным имуществом или крупной суммой денег, которыми хотел бы завладеть преступник. Ему самому было известно несколько случаев, когда человек становился жертвой просто из-за того, что он слишком много знал. Владеющий соответствующей информацией индивид мог порой оказаться опаснее вооруженного пистолетом бандита.

О рейсе 353 Джо пока не знал ровным счетом ничего – во всяком случае, ничего такого, чего бы не знали другие. Если охота на него была объявлена только потому, что он узнал о существовании Розы Такер, которая – по ее же собственным словам! – уцелела во время катастрофы, значит тайны, к которым она имела отношение, были настолько взрывоопасными, что их мощь исчислялась десятками и сотнями мегатонн.

Приближаясь к Студио-Сити, Джо думал о надписи на майке юнца, сторожившего стоянку возле редакции. «Fear nada!» – «Не бойся ничего!» Джо никогда не было легко придерживаться этого принципа – он боялся слишком многого, но больше всего остального его пугала мысль о том, что катастрофа самолета могла оказаться неслучайной и что Мишель, Крисси и Нина погибли не по слепой прихоти судьбы, а в результате человеческой небрежности или злого умысла. Национальное управление по безопасности перевозок так и не сумело с полной определенностью назвать причины случившегося. Одним из возможных сценариев был отказ усилителей гидравлической системы управления, на который наложилась трагическая ошибка экипажа, однако Джо не хотелось верить в этот вариант именно потому, что он представлялся ему абсолютно безликим, механистическим, словно здесь действовали силы холодные и безжалостные, как сама Вселенная. С другой стороны, еще тяжелее ему было бы узнать, что причиной катастрофы явилась трусость пилота, ошибка штурмана или, возможно, взрывное устройство, заложенное террористом, потому что это означало бы, что дорогие ему жизни оказались принесены в жертву человеческой глупости, жадности или ненависти.

И вот теперь Джо боялся, что правда будет именно такой, ибо не знал, что ему с ней делать и что эта правда сделает с ним. Не далее как сегодня Джо получил самые веские доказательства того, что он способен на самые дикие и жестокие поступки. Узнав имя конкретного виновника, он мог вступить на тропу мести, называя это справедливостью!

Именно так – не больше и не меньше.

7

Резкое обострение конкурентной борьбы в финансовой сфере привело к тому, что в последние года два банка Калифорнии работали даже по субботам, а некоторые из них закрывались не раньше пяти часов вечера. Благодаря этому обстоятельству Джо успел попасть в отделение своего банка в Студио-Сити за целых двадцать минут до того, как доступ посетителей в зал был прекращен.

Продав дом, Джо не дал себе труда перевести свой расчетный счет куда-нибудь поближе к новому однокомнатному жилищу в Лоурел-Каньон. После гибели семьи вопросы удобства перестали его занимать, да и само время почти ничего для него не значило.

Оказавшись в главном зале банка, Джо сразу направился к окошку, за которым в ожидании закрытия занималась бумажно-канцелярской работой его знакомая, которую звали Хедер. В этом банке она работала еще с тех самых пор, когда десять лет назад Джо впервые пришел сюда, чтобы открыть счет.

– Я хочу снять со счета наличные, – объявил Джо после короткой ритуальной беседы о погоде и других малозначительных вещах. – Но у меня нет с собой чековой книжки.

– Никаких проблем, – заверила его Хедер.

Но после того как Джо попросил выдать ему двадцать тысяч долларов стодолларовыми купюрами, проблемы все же возникли, и Хедер, поднявшись со своего места, прошла в дальний конец зала, чтобы пошептаться о чем-то со старшим кассиром, который, в свою очередь, обратился за консультацией к помощнику управляющего.

Помощник управляющего был совсем молодым человеком, обладавшим внешностью кинозвезды. Возможно, он на самом деле был одной из потенциальных звезд экрана, которые зарабатывали себе на жизнь службой в банках и тому подобных конторах в ожидании случайного каприза судьбы, который мог бы вознести их на вершину кинематографического олимпа. Неслышно о чем-то переговариваясь, красавец-менеджер и кассир время от времени поглядывали в сторону Джо, словно сомневаясь, что он именно тот, за кого себя выдает.

Джо такое отношение нисколько не удивило. Когда надо было принять деньги, банки действовали словно мощные промышленные пылесосы, но, когда нужно было выдать наличные, они еле-еле поворачивались, отчаянно скрипя всеми колесами и шестеренками своих громоздких бюрократических механизмов.

Хедер вернулась к стойке и сдержанно объявила Джо, что банк будет рад обслужить его, однако для таких случаев определена специальная процедура, отклоняться от которой финансовые учреждения не имеют права.

Помощник управляющего на другом конце зала уже говорил с кем-то по телефону, и в душу Джо закралось сильнейшее подозрение, что речь идет о нем. Он понимал, что это, несомненно, не так и что паранойя снова взяла его в оборот, но бороться с подозрительностью и страхом было выше его сил. Во рту у него пересохло, сердце отчаянно забилось, а ноги стали ватными и непослушными.

Но это были его деньги, и они были ему нужны.

Хедер хорошо знала Джо. Больше того, она посещала ту же церковь, куда Мишель водила Крисси и Нину на службы и в воскресную школу, однако это не помешало ей попросить его предъявить в качестве удостоверения личности водительскую лицензию, и Джо с горечью подумал о том, что здравый смысл и доверие оказались в таком далеком прошлом Америки, что подчас они выглядели не просто древней историей, а историей какой-то другой страны.

Но он не позволил себе выйти из терпения. Все, что он имел, – включая шестьдесят тысяч долларов в ценных бумагах, которые дала ему продажа дома, – лежало на депозитном счете в этом банке, поэтому он был уверен, что в выдаче денег ему не откажут. А деньги были нужны ему для того, чтобы жить; теперь, когда преследователи Розы Такер сели на хвост и ему, Джо не мог даже вернуться в квартиру, не подвергая себя опасности. Отныне ему придется кочевать из мотеля в мотель, пока проблема так или иначе не разрешится.

Помощник управляющего закончил разговаривать по телефону и с задумчивым видом разглядывал лежащий перед ним на столе блокнот, по страницам которого он легонько постукивал тупым концом автоматического карандаша.

По пути из редакции в банк Джо тщательно обдумал свои действия. Поначалу он хотел положиться на свои кредитные карточки, с помощью которых он мог получать через банкоматы небольшие суммы наличных, но вовремя вспомнил, с какой легкостью власти и полиция отслеживали подобного рода действия, получая таким образом исчерпывающую информацию о каждом шаге подозреваемого. В случае необходимости электронная система расчетов могла даже блокировать его кредитную карточку при попытке расплатиться за услугу или товар, и Джо остался бы без всяких средств к существованию.

На столе помощника управляющего зазвонил телефон. Молодой человек проворно схватил трубку и, бросив на Джо быстрый взгляд, отвернулся от него на своем вращающемся кресле, словно боясь, что клиент сумеет прочесть его слова по движениям губ.

После того как все бюрократические процедуры были скрупулезно соблюдены и служащие банка убедились, что Джо не был ни своим собственным злонамеренным братом-близнецом, ни дерзким актером-имперсонатором в отлично сработанной каучуковой маске, помощник управляющего, успевший завершить свои телефонные переговоры, медленно собрал стодолларовые купюры из всех кассовых сейфов, а когда их не хватило, сходил в главное хранилище. Требуемую сумму он вручил Хедер и, улыбаясь неподвижной кривой улыбкой, стал смотреть, как она пересчитывает купюры для Джо.

Возможно, это была только игра воображения, но Джо почему-то казалось, что и Хедер, и помощник управляющего относятся с крайним неодобрением к тому факту, что он выйдет из дверей банка, имея при себе столько наличных денег. И дело было не в том, что он подвергал себя нешуточной опасности; просто с недавних пор на людей, предпочитающих иметь дело с живыми деньгами, смотрели как на прокаженных или на боссов мафии. Само государство в лице своих финансовых и налоговых органов требовало от банков, чтобы они фиксировали все сделки с наличными на сумму свыше пяти тысяч долларов. Введение подобного порядка мотивировалось тем, что наркобаронам, дескать, станет не так просто отмывать полученные преступным путем деньги через официальные финансовые учреждения, однако в действительности дела обстояли как раз наоборот. Главарям наркомафии новый закон нисколько не помешал, зато государство получило отличную возможность отслеживать и регулировать финансовую активность среднестатистических граждан.

На протяжении всей писаной истории наличные деньги или их эквиваленты, такие как золото или драгоценные камни, служили наилучшей гарантией как личной свободы, так и свободы передвижения. То же самое наличные означали и для Джо, однако и Хедер, и ее начальники смотрели на него так пристально и внимательно, словно наверняка знали, что Джо Карпентер ввязался в какие-то противозаконные делишки или – это в лучшем случае – собирается в Вегас, где он намерен удариться в дикий загул.

Хедер как раз опускала двадцать тысяч наличными в плотный бумажный конверт, когда на столе помощника управляющего снова зазвонил телефон. Молодой человек быстро прошел туда и, сняв трубку, пробормотал в нее несколько слов, продолжая пристально рассматривать Джо.

К тому времени, когда в пять минут шестого Джо наконец вышел из банка, ноги его подгибались, а руки тряслись. Недобрые предчувствия продолжали одолевать его. Несмотря на то что день клонился к вечеру, жара оставалась совершенно непереносимой, а безоблачное небо – ярко-голубым. Впрочем, уже через секунду Джо понял, что небо все-таки изменилось. Оно потеряло свою глубину, стало плоским как блин, и эта мертвая бело-голубая поверхность над головой Джо напоминала ему что-то очень знакомое и неприятное, хотя он никак не мог понять что.

Только садясь в машину и запуская двигатель, Джо вспомнил, где и когда он видел подобную голубизну. Такими же тусклыми, по-рыбьи невыразительными, лишенными всякого отблеска жизни были глаза последнего трупа, который он видел в морге в ту ночь, когда решил навсегда распрощаться с журналистикой.

Выезжая со стоянки перед банком, Джо машинально бросил взгляд в зеркало заднего вида и вдруг заметил, что помощник управляющего, почти скрытый медными солнечными бликами, плясавшими на стеклянной входной двери, внимательно провожает его взглядом. Запоминал ли он марку и номер его машины или просто запирал дверь, Джо сказать не мог.

Под слепым взглядом мертвого голубого неба ослепительно сверкала раскаленная пустыня огромного города.

Проезжая мимо небольшого торгового центра, расположенного неподалеку от банка, Джо заметил у обочины молодую женщину с блестящими золотисто-каштановыми волосами, которая выбиралась из-за руля темно-синего «форда-эксплорер», припаркованного напротив входа в продуктовый отдел, который работал круглые сутки. Пассажирская дверца машины тоже открылась, и оттуда выпрыгнула маленькая девочка с шапкой взъерошенных светлых волос. Их лиц Джо разглядеть не мог, потому что от «форда» его отделяло три ряда движущихся по улице автомобилей.