Спасение.

Ула пришла через две полных луны после первой встречи Урума с людьми. К тому времени он уже залечил раны: и телесные, и душевные. Ула принесла с собой тихую скорбь по старику Мууну. Его дух покинул их навсегда. Тело старика, по обычаю, Ула оставила на поляне, где хищные птицы и звери без труда найдут и сожрут его. Урум разделил ее скорбь без суеты и спешки, часами созерцая цепляющиеся за вершины скал клочковатые облака или радужное сияние водяных брызг над водопадом.

Они видели, как схлынуло в ущелье озеро, прорвавшее каменную дамбу. Слышали, как гудели и сотрясались скалы от мощных ударов воды, увлекающих за собой валуны. Теперь в ущелье пахло сыростью. Когда дамбу прорвало, Урум понял, что люди обязательно вернутся. Он терпеливо ждал, оглядывая невысокие лесистые холмы, примыкавшие к горам. И не напрасно. Они вернулись.

Люди оккупировали один из них, неподалеку от входа в ущелье: привязали лошадей, зажгли костры, распугали шумом всю живность, беспорядочно ползали по нему, суетясь, будто муравьи в муравейнике. Их было много, очень много. Как он справится с ними? Урум был озабочен. Пока он мог лишь бессильно наблюдать за длинной цепочкой всадников, втянувшейся на следующее утро в ущелье. В лагере осталась совсем небольшая группа людей. Было очевидно, что они здесь из-за реки. Второй раз люди появляются, когда с ней что-то происходит. Возможно, когда они получат то, зачем пришли, то просто уйдут? Решив пока просто понаблюдать, йорг скрытно двинулся за всадниками. Ула следовала за ним.

Люди не торопились, оберегая ноги своих лошадей. Ощетинившись копьями и арбалетными стрелами, они внимательно посматривали по сторонам и добрались до места уже в сумерках. Спали люди по очереди, часть из них рассыпалась по скалам, боязливо вглядываясь в ночной мрак, хотя слепы были, как кроты. С рассветом они расползлись по каменному обвалу, перегородившему реку, опутали его сетью веревок, словно пауки, пряча что-то между камней. Руководил ими маленький, сухонький человечек с белой бородой и нелепо замотанной головой. После этого люди собрались и спешно гуськом потянулись вниз по ущелью. Остались лишь двое. Уруму показалось, что один их них был тем самым, чью лошадь он разорвал некоторое время назад. Хотя все люди так схожи друг с другом. Поди, различи их. Двое долго сидели у костра, словно ждали чего-то, и лишь на вечерней заре начали действовать. Заполнив два глиняных горшка углями из костра, люди вновь полезли на камни и принялись поджигать хитросплетение веревок во многих местах. Потом, бросив горшки с углями, они спешно попрятались за выступы скал по разные стороны ущелья. Человек был совсем рядом с Урумом, на расстоянии одного прыжка. Но, полностью поглощенный тревожным ожиданием, не замечал ничего вокруг. Между тем огоньки по горящим веревкам добрались до своих целей и в расселинах между камнями стали раздаваться громкие хлопки, через несколько мгновений слившиеся в один оглушительный, сравнимый по силе с громом небесным. Каменный завал словно вздохнул полной грудью. Валуны поднялись в воздух, раскрошились и опали вниз, увлекаемые мощным потоком хлынувшей воды, будто невесомые песчинки.

Урум был ошеломлен. Люди способны делать такое? Разрушать скалы, словно неодолимые природные силы? Как они это сделали? С помощью огня и веревок? Невероятно. Похоже, он сильно недооценивал их. Они все недооценивают опасность людей. За столетия, прошедшие после изгнания, люди многому научились, стали хитроумнее, изворотливее и злее. Тем временем, каменный выступ, за которым прятался человек, потеряв опору, стал быстро сползать в реку, увлекая за собой и его. Не раздумывая ни секунды, Урум прыгнул вниз, выхватил из потока воды человека и швырнул того вверх, в расселину, где прятался сам. Забившись в самую её глубину, ничтожный человечек расширенными от ужаса глазами смотрел на приближающегося йорга. В конце концов, он, мелко дрожа, сжался в комок и закрыл голову руками. Запахло экскрементами. Брезгливо скривившись, Урум исчез в сумерках. Люди сделали то, что хотели. Теперь они уйдут. Река широким потоком свободно текла по дну ущелья, ворочаясь, словно медведь в берлоге, вновь притираясь к знакомому руслу.

Он по-прежнему недооценивал людей.

Охота

В охоте на йорга Балаш не участвовал. После неожиданного спасения и близкого знакомства со спасителем, он был ни жив, ни мертв. Едва переставляя ноги после пережитого ужаса, а кое-где и ползком, они с напарником – человеком из свиты Гимруза, выбирались из ущелья почти сутки. Их уже сочли мертвыми, когда они, вконец обессиленные, показались в глубине ущелья. Но дело было сделано. Река текла, где ей и должно, а чудодейственная сила взрывного порошка повергала всех в изумление, заставляя Азара и Кенишу удвоить усилия. Ведь пока они не преуспели.

Человек из свиты Гимруза, видевший все произошедшее с другого берега реки, немедленно упал в ноги своему господину и принялся быстро-быстро лопотать на своем языке, оживленно жестикулируя и закатывая глаза. Похоже описание йорга у чужеземца вышло на редкость красочным, так что все периодически охали, ахали и, оборачиваясь, смотрели на Балаша с смесью ужаса и изумления. Потрясение, пережитое юношей, было так велико, что, добредя до лагеря и проглотив миску похлебки, заботливо принесенную Умилой, Балаш упал и уснул.

Когда он проснулся, вокруг царили тишина и запустение: не ржали лошади, не бряцали оружием всадники, от костров не доносился дружный смех стражников. Пахло конским навозом и жареным мясом. Кроме него в лагере оставались лишь Умила, Кениша, белобородый старик из свиты Гимруза, мерно перебирающий черные бусины на длинном шнуре, и привязанный к дереву Ефим, которого стерегли двое стражников. Все остальные, включая чужеземцев, с рассветом двинулись в горы.

Азар верно рассудил, что искать йорга им долго не придется, тот сам найдет их. Похоже, он проявляет живейший интерес к действиям людей. Поэтому, не торопясь двигаясь по ущелью, отряд старался производить как можно больше шума, выманивая чудовище на живца. Так и случилось. В какой-то момент лошади всадников, ехавших во главе отряда, словно взбесились. В ужасе они метались по ущелью, сбрасывая наездников на камни, топча их и сбивая друг друга. Зато все остальные увидели йорга. Туча арбалетных стрел и копий взвилась в воздух, и рев раненого чудовища сотряс ущелье. Взбешенный йорг убегать не стал, он спрыгнул вниз и бросился на людей, ломая кости и круша черепа. Несмотря на свирепую ярость Урума силы были не равны, торчащие из тела стрелы причиняли ему боль, кровотечение лишало сил. А люди все наседали и наседали и, в конце концов, облепили его, словно пчелы соты с медом. А затем повалили и оплели сыромятными ремнями и веревками, будто паук липкой паутиной незадачливую муху. Поверженный и плененный йорг был страшен, ну а люди в азарте охоты, распаленные запахом крови, были страшнее любого зверя.

Только увидев йорга, привязанного к тяжелой телеге, Балаш понял, для чего она предназначалась. Значит, его поимка была изначальной целью их путешествия. Чего еще он не знает? Для этого и нужны были столько хорошо вооруженных стражников. Сейчас их стало заметно меньше, десяток расстался с жизнью в горах, ещё полтора десятка были ранены. Азар и Гимруз не пострадали. Опьяненные успехом азартной охоты, они приказали жарить мясо и открывать сосуды с вином. Йорг, плотно примотанный к телеге, признаков жизни не подавал, его глаза были закрыты, ремни глубоко врезались в покрытое шерстью тело. Если бы не мерно вздымающаяся грудь чудовища, его можно было бы счесть мертвым. Балаш испытывал смешанные чувства, глядя на него. Йорг спас ему жизнь. Почему? Возможно, ему не чуждо сочувствие и сострадание. В тоже время, он, не колеблясь, убил столько людей. Почему? Только потому, что они вторглись в запретные земли?

Устав ломать голову над неразрешимыми вопросами, Балаш взял топор и отправился помогать готовить погребальные костры. На пару с Умилой они валили деревья, и, надо признать, топором она орудовала гораздо лучше, чем он. На вечерней заре повалил столбом в небо дым двух погребальных костров: отдельных для жителей города и чужеземцев. Оказалось, что покойников своих островитяне провожали так же – сжигая на кострах и устраивая поминки.

Верование чужеземцев было очень занятно и вызывало живейший интерес у юноши. Каждый день на восходе и закате они усаживались на землю лицом в сторону солнца и, сложив руки на груди, бормотали что-то на своем языке. Потом делали руками жест, будто умывают лицо водой. На этом поклонение неизвестному Богу заканчивалось, по крайней мере та его часть, которую можно было видеть не единоверцам. Балаша искренне удивляло такое истовое соблюдение традиций. Неужели Бог накажет их, если они не будут стоять на коленях два раза в день? Как он об этом узнает? Кто он вообще такой? Где живет? Почему люди решили слушать именно его, а не какого-нибудь другого Бога? А какие еще есть Боги и каковы они? Сколько раз нужно упасть ниц, чтобы Бог выполнил твою просьбу? Ответов на такие, казалось бы, простые вопросы получить он не смог. Более того, люди из свиты Гимруза в ужасе шарахались от них, как от стаи бешеных собак, будто юноша хотел узнать что-то неприличное. Но разве можно разобраться, не задавая вопросов? В конце концов, Балаш обратился с ними к самому Гимрузу, искренний, оглушительный хохот которого никакой ясности тоже не добавил.