Мара

Два месяца мы болтались в море, и скажу прямо: это было не самое лучшее время в моей жизни. Перед приходом в Юмерион мне показалось, что я смогла справиться с морской болезнью. Ничего подобного: после выхода из порта все повторилось. Даже в тихую погоду я мучилась от тошноты. За время плавания «Хромая Мери» дважды попадала в шторм, что стало жесточайшим испытанием для моего желудка. Но ко всему можно привыкнуть, и во второй половине путешествия мне все же немного полегчало.

Все дни плавания были похожи друг на друга, различаясь только силой качки. Команда нас побаивалась, и Лэю ничего не оставалось, кроме как проводить время за чтением книг – старой, по стихийному волшебству, и новой, эльфийской, по магии листвы.

Я с самого начала не стремилась к общению с моряками, одиночество меня не тяготило. Поэтому с удовольствием целыми днями занималась бы тренировками по состоянию раш-и. Но мой ушастый приятель рассудил иначе. Любознательному эльфу очень хотелось узнать, что написано в орочьем свитке. Поэтому Лэй донимал меня просьбами перевести старинную грамоту на всеобщий.

Чтение никогда не увлекало меня, а уж разбирать шаманские каракули подавно не хотелось.

– Ты пойми, – пыталась я объяснить, – орочья письменность очень отличается от любой другой.

– Да уж вижу, – кивал друг, отчего длинные уши упрямо подрагивали. – Такие смешные закорючки!

Я предприняла еще одну попытку достучаться до настырного создания:

– Дело не в том, что они смешные. Орки пишут не так, как эльфы, допустим. Вот у вас есть буквы, из них складываются слова, правильно?

– Ну да.

– А у нас знаковое письмо. Есть множество значков, каждый из которых обозначает слово.

– Свой значок на каждое слово? – поразился ушастик. – Даже не знаю, что и подумать: то ли у орков очень богатая письменность, то ли очень бедный словарный запас…

Не реагируя на колкость, я продолжила объяснения:

– Например, возьмем это предложение из свитка, видишь? Косые черточки означают конец фразы. Здесь три слова.

– Так читай уже, не томи!

– Первый значок означает слово сидеть, второй – собака, третий – огонь.

Эльф вытаращил глаза, так что его удивленная физиономия напомнила мне морду енота:

– Сидит собака в огне? Что за бред?

– А сейчас начинается самое сложное. В нашей письменности нет никаких указаний на то, как надо читать знаки. «Сидеть» может читаться и как «сидит», и как «сесть», и в любом другом варианте.

– Как же вы разбираетесь?

– Обычно если знак, указывающий на действие, стоит на первом месте, он читается как указание. Скорее всего это «посади».

– Посади собаку в огонь? Замечательно! – фыркнул эльф. – Видимо, я приобрел старинную кулинарную книгу орков, а в ней есть рецепт запекания собаки. Или, может, это описание древних ритуалов? Жертвоприношение несчастного пса кровожадным орочьим богам?

– Не болтай ерунды! Мы не едим собак и не приносим их в жертву! Собака и лошадь – друзья орка!

– Ладно, – махнул рукой Лэй. – Переводи дальше.

– Посади лошадь в огонь… А может, огонь в лошадь? Омой кулак в крови…

– Оно и видно, какова настоящая орочья дружба, – кротко заметил ушастик, состроив ханжескую гримасу. – Бедные славные лошадки…

Я заскрипела зубами:

– Все, хватит! Переводи сам, если тебе так хочется!

Лэй тут же сменил тактику:

– Ну, Мара, – заныл он. – Ну, ты же понимаешь: мы идем спасать мир. Нас ждут страшные испытания, ужасные монстры и жу-уткие опасности. На Диких островах все пригодится! Ты сама говоришь, что это шаманский свиток. А вдруг там схема заклинания, которое нам когда-нибудь поможет?

В словах мальчишки был резон. Я сменила гнев на милость:

– В том-то и дело, что это шаманский свиток. Если бы ты меньше паясничал и не перебивал меня, уже понял бы кое-что. Шаманы имеют обыкновение зашифровывать свои записи.

– То есть собака – это не собака?

– Может, и не собака, – вздохнула я. – А например, собачья шерсть. Или коготь. А может, все-таки собака. Или какая-нибудь травка, которая у шаманов записывается знаком собаки.

– И ты, разумеется, не знаешь шаманских обозначений, – Лэй не спрашивал, он утверждал.

– Теперь понимаешь, что переводить свиток бесполезно?

– Нет, ты уж переведи на всеобщий, а я потом подумаю…

Я вздохнула: придется. Сама виновата, нечего было еще в Юмерионе давать опрометчивые обещания. Правда, сроков мы не оговаривали… Решив немного схитрить и переводить в день по паре строчек, а остальное время посвятить тренировкам, я кивнула.

Не тут-то было: Лэй взялся за меня всерьез. С самого утра мальчишка являлся в мою каюту и залегал в соседний гамак с эльфийской книжкой, каждые полчаса сахарным голосом напоминая, что необходимо работать. Если я долго не приступала к переводу, ушастик начинал устраивать неприятные сюрпризы. Он создавал из ниоткуда надоедливую мошку, которая больно кусалась, потом истаивала в воздухе. Заставлял мой гамак покрываться веселыми голубыми цветочками, важно объясняя, что койка сделана изо льна, стало быть, ничего удивительного в этом явлении нет. Никакие тычки и пинки не помогали. Я вышвыривала хулигана из каюты, но эльф выжидал некоторое время, а когда я успокаивалась, возвращался и снова нудел противным голосом: «пора трудиться…»

Однажды ночью из-за сильной качки у меня случилось обострение морской болезни. Всю ночь я промучилась тошнотой, уснула уже под утро и не услышала, как ушастый злодей пробрался в каюту. Лэй попытался было растолкать меня. Отмахнувшись так, что мальчишка вышиб спиной дверь и улетел в коридор, я снова погрузилась в сон.

Очнулась уже к полудню. Пробуждение было не из приятных. Почему-то чесался подбородок. Я коснулась лица рукой, от ужаса подпрыгнула и чуть не вывалилась из гамака. Ладонь ощутила жесткие густые волосы. Скосив глаза, я увидела, что на грудь спускается роскошная черная борода.

– На этот раз ты перестарался, – прорычала я, хватая мальчишку за шиворот.

– Мара, Мара, успокойся! – торопливо выкрикнул ушан. – Если ты меня убьешь, некому будет снять заклинание! Так и останешься бородатой…

– Не убью, только покалечу, – мстительно пообещала я. – Руки не трону, голову тоже. Сплетешь что-нибудь…

Не успела я разделаться со злокозненным Лэем, как почувствовала, что зуд прекратился: борода исчезла, будто ее не было!

– Опять со стабилизацией напутал, – огорчился мальчишка. – Ну ничего, в другой раз…

Я разозлилась еще сильнее:

– Значит, ты умеешь выращивать волосы! Какого морта я тогда до сих пор лысая?

– Ты не лысая! – протестовал ушастик, болтаясь в моей руке. – Ты уже коротко стриженная!

Действительно, со времени ограбления ростовщика в Гемме, когда мне для маскировки пришлось обрить голову, волосы отросли и уже прикрывали уши. Но все равно я чувствовала себя лысой. Это не женское тщеславие, орочьему воину волосы важнее, чем девушке на выданье: они символизируют силу и являются чем-то вроде амулета. Мы верим, что длинные волосы защищают от дурного глаза. А теперь вот оказалось, что я все это время страдала напрасно: Лэй мог одним заклинанием вернуть мне утраченное!

– Я только что научился этим чарам! – пищал мальчишка, пытаясь достать ногами до палубы. – Вернее, и не научился еще. Это ж магия жизни, зеленая! Тонкая материя, понимать надо…

Я разжала пальцы, Лэй грохнулся на палубу.

– Значит, учись быстрее. Вырастишь мне нормальные волосы.

Ушастик попытался было возразить:

– Зачем такая грива на островах? Там жарко, мыться негде. В твою прическу набьются мухи, а еще будешь ею цепляться за ветки…

– Отлично, убедил. Тогда обреем налысо и тебя, – я многозначительно покрутила охотничьим ножом в опасной близости от головы Лэя.

– Ладно уж, выращу, – он тут же пошел на попятную. – Но только когда переведешь весь свиток.

Ни угрозы, ни просьбы на моего ушастого друга не подействовали. Пришлось соглашаться на сделку. Теперь все дни мы проводили, валяясь в гамаках. Лэй тихо бубнил заклинания, а я переводила мортовы письмена, тихо зверея от красной травы, птиц с синими руками и детей ростом с сосну, которых предлагалось утопить в ручье. Я ничего не понимала в этом бреде, но старательно записывала его. К безумным фразам прилагались еще и странные картинки. Рассмотрев их, эльф сказал, что это схемы, которые положено рисовать на земле при шаманских ритуалах.

Лис Роману тоже целыми днями не выходил из своей каюты. Только в отличие от нас, вор ничем особенным не занимался. Он просто сидел в углу, держа на ладони камень, и любовался игрой золотых искорок в его гранях. Роману и раньше был довольно замкнут, но теперь сделался угрюмым. Нас он еще кое-как терпел, а вот моряков видеть не желал. Лису все время казалось, что люди покушаются на его сокровище.

– Может такое быть, чтобы камень влиял на его характер? – спрашивала я у Лэя. – Этак он скоро превратится в злобного, жадного, подозрительного старика.

– Вряд ли, – отвечал ушастик. – Никогда не слышал о таком. Даже если Степной изумруд – могущественный артефакт, что, скорее всего, так и есть, то он может быть заряжен либо созидательной энергией, либо разрушительной.

– Вот и разрушает… Может, он так мстит своему похитителю?

– Ни один артефакт не способен поменять характер человека. К тому же, вспомни, Мара, что говорит легенда. Степной изумруд созидателен, он дарит счастье. А Роману просто дуреет от жадности. Это ведь настоящее сокровище, даже если не учитывать его магические свойства.

Вот так проходило наше путешествие. А едва я привыкла к морю и перестала страдать тошнотой, плавание подошло к концу.

– Земля справа по курсу! – ранним утром закричал с мачты впередсмотрящий.

– Глядите, гнилушки сухопутные! Вот они, ваши Дикие острова! – прохрипел Клешня, указывая на черные точки у горизонта.

Точки быстро приближались, меняли цвет, вскоре они превратились в покрытые буйной растительностью холмы, вздымающиеся прямо из моря. Над островами вставал алый рассвет, и на мгновение мне показалось, что Дикий архипелаг залит кровью.

– Да, что-то не вдохновляет меня это место, – пробормотал ушастик.

Я промолчала. Толку-то плакаться?

– Ну что, нелюди, на каком острове вас высадить? – осведомился Бобо.

– Все равно. Давай хоть вот этот, – Лэй ткнул пальцев в ближайший кусок суши.

– Сладкий остров, – сверившись с картой, сказал капитан.

– Почему сладкий? – подозрительно переспросил ушастик.

– Вот уж не знаю, – захохотал Клешня. – Может, вам сладкую жизнь там устроят, а может, сами для кого-то сладкой добычей станете…

«Хромая Мери» обогнула остров с юга и бросила якорь в небольшой бухте, в полумиле от берега.

Мы спустились в каюту, взяли оружие, заранее собранные вещевые мешки, сумки с провизией, и устроились в шлюпке, где уже сидели четверо гребцов.

– Вот что, господин эльф и леди орка, – торжественно произнес Бобо. – Хоть вы и нелюди, но ребята хорошие. Жаль будет, если вас сожрут. Удачи вам. Ровно через две недели во-о-он на том мысе костер разведите. Если раньше надумаете на корабль вернуться, сигнальте так же. Заберем.

За всю прочувствованную речь капитан даже ни разу не выругался – видно, действительно растрогался.

– Ну… храни вас Сиверентус и ваши идолы поганые, или кому вы там поклоняетесь… – Клешня взмахнул рукой. – Шлюпку на воду!

Матросы взялись за канаты, лодчонка медленно поехала вниз, как вдруг раздался громкий возмущенный вопль:

– Вы куда? А я как же?!

Лис Роману швырнул дорожный мешок, который упал прямо мне под ноги. Моряки от удивления забыли стравливать канаты, и вор, воспользовавшись тем, что шлюпка зависла недалеко от борта, сам прыгнул вслед за мешком. Шлюпка покачнулась, заскрипели тали.

– Ты что творишь? Чуть всех не убил! – крикнул эльф.

Гребцы поддержали Лэя сдержанной руганью. Роману словно бы не услышал. Он смотрел на нас глазами, полными упрека. Выражение лица вора словно говорило: «Как вы могли бросить меня здесь? Предатели!»

– И куда ты поперся? – продолжал распекать его ушастик. – Представляешь себе, как опасно на островах? Ты… сам знаешь кто, а не искатель приключений! Вот чего, спрашивается, тебе на корабле не сиделось?

Днище шлюпки коснулось воды, но гребцы не торопились работать веслами, ожидая, что мы решим.

– Ну что, забираете оглашенного? – спросил Клешня, перевесившись через борт. – Или шторм-трап сбросить, пусть обратно ползет?

Мы с Лэем переглянулись. С одной стороны, Лис всегда был полезным попутчиком и хорошим товарищем, хоть странностей у него имелось множество. С другой – больно уж он изменился за последнее время.

– Не пойду назад! – заблажил вор. – Не останусь с этими…

– Что ты имеешь против команды? – вздохнул ушастик. – Кажется, они еще ни разу никого не обидели.

– Они меня ограбить хотят! – заявил Роману, смерив гребцов подозрительным взглядом.

Моряки только сплюнули. Никто из них не знал о Степном изумруде, Лис прятал камень ото всех. Правильно, конечно. Люди Клешни далеко не образчики благочестия, зачем искушать их таким сокровищем? Только вот подозрения вора выглядели смешными.

– Как по мне, – крикнул Бобо, – пусть идет на острова! Остомортел уже своими выходками! Может, прибьет его там кто-нибудь, не придется моим ребятам руки марать!

– Вот видите, видите? – зашептал Роману. – Это заговор!

Мы с Лэем еще раз посмотрели друг другу в глаза и чуть ли не хором сказали:

– Он с нами.

Негоже бросать товарища, даже если с ним происходит что-то не то… Особенно, если происходит.

– Но только с одним условием: ты держишь язык за зубами и не лезешь в наши дела, – добавил ушастик.

Лис торопливо закивал, заранее соглашаясь с любыми условиями.

– Теперь нас во всех грехах подозревать будет. Больше-то некого, – шепнул мне эльф.

Лицо Роману выразило облегчение, как, впрочем, и физиономии моряков. Гребцы взмахнули веслами – шлюпка понесла нас прочь от корабля, который теперь казался таким безопасным и надежным по сравнению с тем, что ждало нас впереди…

Вскоре мы подошли к Сладкому острову.

– Красота какая… – пробормотал эльф.