Мы еще около часа бродили с ней по залу, разглядывая многочисленные картины. То и дело к Бри подходили незнакомые джентльмены и, не в силах сдержаться, выражали восхищение ее красотой. Меня в черном траурном платье большинство из них как будто не замечали, отделавшись вежливым кивком, лишь двое из общей массы соизволили подарить скромной вдове Клайвшот дежурный комплимент. Мысленно я поставила галочку их поведению и воспитанию. Если когда-нибудь наши судьбы еще пересекутся – эта вежливость пойдет им в плюс.

– Мишель, мне неловко об этом говорить, – подходя к художнику по окончании вечера, произнесла я. – Но нам с Бриттани пора домой. Матушка будет волноваться, если мы вернемся под покровом ночи.

– Я был безумно счастлив лицезреть вас. Завтра же пришлю посыльного, который доставит портрет прекрасной Бриттани, – он поцеловал сестре руку, и Бри вновь зарделась.

Попрощавшись с художником, мы покинули выставку и сели в один из пойманных экипажей. Путь до дома предстоял неблизкий, поэтому я решила воспользоваться этим временем для разговора. Тем более что Бри была в самом благодушном настроении, ей с трудом удавалось скрывать мечтательную улыбку.

– Давай не будем говорить матушке о твоем портрете, – предложила я. – Иначе эту ночь она проведет без сна. Пусть картина станет для нее приятным сюрпризом.

– А? Что? – своим предложением я будто спустила Бриттани с небес на землю. – Конечно.

– О чем говорили с тобой… поклонники?

– Какие у меня могут быть поклонники?! – удивилась она. – Просто Мишель поставил портрет туда, где было самое удачное освещение. Это придало полотну нечто особое.

– Не скромничай и говори как есть.

– Ко мне подошел журналист из местной газеты и задал пару вопросов. Кем я прихожусь Мишелю? Как мы познакомились? Позировала ли я раньше для него? Он пообещал, что в завтрашнем номере на главной полосе будет большой обзор об этой выставке.

– Это же замечательно, – изумилась я вслух, про себя же не очень обрадовалась будущему вниманию к моей семье. А оно обязательно будет после такой статьи.

Экипаж остановился у входных ворот нашей усадьбы. Окрыленные приятными чувствами после выставки, мы с Бри буквально выпорхнули из него.

Настроение было прекрасным, а тело после выпитого шампанского – легким.

– Какой же прекрасный сегодня вечер, – Бри полной грудью вдохнула прохладный воздух. – Так свежо.

Весь ее вид выражал счастье. Я невольно усмехнулась.

– Мы бы с тобой еще погуляли, но, боюсь, матушка не погладит нас по головке за столь поздние прогулки.

– Как жаль, – расстроилась Бри.

Я распахнула перед ней стальную створку ворот, позволяя юркнуть на территорию сада, и сама скользнула следом. Но прежде, чем прикрыть ворота, увидела, как к дому приближается наш новый постоялец – детектив Лорн.

Выглядел он уставшим, слегка помятым, и наверняка возвращался с работы. Живя по соседству с констеблем Буллетом, я уже привыкла, что со своими полицейскими делами Сэм нередко задерживался на службе.

Мне вдруг резко захотелось хлопнуть калиткой прямо перед носом детектива, но это было бы слишком ярким проявлением моего недовольства по отношению к нему. Потому пришлось сдерживаться и вежливо дождаться, пока мужчина подойдет ближе.

– Добрый вечер, леди, – поздоровался он, завидев меня и Бри у ворот.

– Здравствуйте, господин полицейский, – хором отозвались мы.

Я попыталась взять сестру за руку и увести по дорожке к дому, раз правила вежливости уже были выполнены. Но у развеселившейся Бри, кажется, проснулось настроение пообщаться.

– Как дела на вашей работе? – спросила она, очаровательно улыбаясь. – Кого-нибудь поймали?

– К сожалению, пока нет, – он покачал головой.

– А кого ловите? – не унималась Бри.

Она восторженно заглядывала в лицо детектива, я даже забеспокоилась, еще не хватало, чтобы она в него влюбилась.

– Это является тайной расследования, – улыбнулся Лорн.

Мы медленно шли по дорожке к дому. Я молчала, Бри же тараторила хуже трещотки.

– Ну право же, детектив Лорн, о какой тайне может быть речь в нашем городке? Если не завтра, то послезавтра новости будут в газетах, и уж тогда ваше расследование точно не останется секретом.

Следователь на мгновение призадумался. Все же не признавать правоту Бри было бы глупо. Приезд Лорна могли не заметить в самом начале, но чем дольше он в городе, тем больше любопытных особ будет к себе привлекать.

– Наверное, вы правы. Скрывать бессмысленно, – без улыбки ответил он. Детектив выглядел весьма серьезно. – Тем более что девушкам, которые, как вы, гуляют поздно вечером, владеть такой информацией будет полезно.

После этой реплики я насторожилась: странные нотки в голосе Лорна мне не понравились.

– В городе появился серийный убийца, – пояснил Ричард. – Все его жертвы – мужчины, однако это не означает, что следующим трупом не окажется милая девушка.

– Серийный?! – взвизгнула Бри. Она плотнее схватила меня за руку и прижалась ближе. – Неужели жертв много?

– Именно так, – кивнул Лорн, останавливаясь на пороге гостевого домика, до которого мы дошли. – Все жертвы объединяет одно: их тела больше похожи на иссушенные мумии, чем на обычный труп.

Увидев непонимание на лице Бри и мое изумление, Ричард пояснил:

– Представьте, что перед вами стоит достаточно молодой и полный сил человек. А спустя час он становится похож на старика, а потом и вовсе на обезвоженный сухарь.

Все поплыло перед глазами. Мне показалось, что на миг я уснула и вижу страшный сон. Лорн занимается расследованием моих ночных похождений! Выходило, что убийствами всех этих мерзавцев заинтересовалась полиция, да к тому же пригласила специалиста из Лондона. Я не могла поверить в это!

– Я пока не понимаю, как именно маньяк добивается подобного эффекта, но в скором времени планирую подключить к расследованию столичных криминалистов. Возможно, дело связано с весьма хитроумным ядом, с которым ни мне, ни моим коллегам из местной полиции еще не приходилось сталкиваться. Принцип, по которому убийца выбирает жертв, пока тоже не ясен, но я обязательно докопаюсь до сути.

Похоже, Лорн только недавно начал расследование и еще не имел на меня никаких улик. И все же я была напряжена, хоть всеми силами и пыталась скрыть потрясение. К счастью, сейчас мне было просто выдать его за трепет, подобный тому, что испытывала шокированная рассказом детектива Бри.

– Я надеюсь, вы сможете обезопасить улицы нашего города, мистер Лорн, – как можно спокойнее произнесла я. – Не то напуганная этими жуткими историями матушка никогда не выпустит ни Бри, ни малышку Эмили на вечерний променад.

– А за себя вы, стало быть, не боитесь? – выгнув бровь, поинтересовался он.

– Разумеется, боюсь. Но я уже седьмой год скорблю по мужу, поэтому на вечерних прогулках появляюсь крайне редко и только по особой надобности.

Я проследила за взглядом мужчины, который оценивающе скользнул по моему черному платью, отмечая скромный крой и траурный цвет.

– Простите, баронесса Клайвшот. Я не хотел напомнить столь неприятное событие вашей жизни.

Голос Лорна казался искренним, но я не спешила верить.

Отчего-то мне казалось, что врать этот мужчина умел мастерски, особенно, если ему это было нужным.

– Ничего страшного, – слукавила я. – Вы же не нарочно.

В ответ я заработала виноватую улыбку, слишком располагающую к себе, чтобы я на нее купилась.

– Мы с сестрой пойдем в дом. Матушка уже наверняка переживает, – вежливо намекнула я на окончание разговора. – Спокойной ночи, детектив Лорн.

– Спокойной ночи, леди, – отозвался он.

Склонив голову напоследок, я потащила замешкавшуюся Бри подальше от гостевого дома. Сестрица выглядела растерянно, она даже не сумела выдавить из себя вежливых слов прощания.

Хотя для меня ее реакция оказалась предсказуема – Бриттани всегда была излишне впечатлительной натурой.

Уже на подходе к родному крыльцу сестра ожила:

– Поверить не могу, что где-то в городе живет подобное чудовище!

– Я тоже, – отрешенно поддакнула я, про себя истерически хохоча. Чудовище живет не просто в городе, а под одной крышей с Бри. – Хотя за себя мы можем не опасаться. Ни один убийца не станет нападать на дом, где снимают жилье полицейские.

– Ты как всегда права, Роуз, – всплеснула руками девушка. – Главное, я уверена – детектив Лорн поймает преступника и накажет по всей строгости закона! – голос сестрички стал твердым, будто она уже сейчас мысленно повесила страшного маньяка, предварительно огласив ему смертный приговор. Но она мгновенно растеряла весь боевой запал, едва вспомнила: – Кстати, Роуз, ты заметила, как он на тебя смотрел? Мне кажется, ты ему понравилась…

Я закатила глаза. Вот уж чего-чего, а этого мне только не хватало. Мне бы, наоборот, держаться от Лорна подальше и вести себя с ним осторожнее, ведь каждый промах может стать роковым.

– Тебе показалось, – поспешила я разубедить Бри. – Он просто посочувствовал моей судьбе.

– И все же я думаю, что права, – сестра мечтательно закатила глаза. – Он ведь такой симпатичный. Было бы замечательно, если бы ты нашла с ним общий язык. Он бы сделал тебе предложение. Ты бы выкинула все черные платья и вышла за него замуж. А потом у вас бы родились замечательные дети.

Я с сомнением глянула на сестрицу и даже, не удержавшись, приложила руку к ее лбу, проверяя, не бредит ли она часом.

Жара у Бри не было. Но вот ее мечты мне здоровыми не показались, о чем я тут же поспешила ей сообщить.

– Ну, я же как лучше хочу, – нахмурилась она. – Уже и помечтать нельзя!

Мы подошли к дому, я открыла дверь и пропустила сестру вперед. Свет в холле был потушен, мы тихо прошли в гостиную, чтобы обнаружить матушку мирно дремлющей в кресле. Будить ее не хотелось, но, едва мы попытались пробраться мимо по лестнице, она и сама проснулась, сходу накинувшись с расспросами.

Отвечала в основном Бриттани. Эмоции в ней кипели, она с радостью рассказывала о журналисте, о картинах Мишеля, предусмотрительно умолчав о портрете, и долго щебетала о многочисленных кавалерах.

Матушка одобрительно кивала, про Пикерта до конца вечера никто и не вспоминал, чему я была несказанно рада. Он пришел в нашу жизнь легко, так же легко и ушел.

А через час, утомленная беседой, я отпросилась и ушла спать, чтобы утром проснуться от радостного вопля матушки, получившей картину-подарок от Мишеля.

Я улыбнулась сама себе и вновь рухнула на подушку досыпать. Сегодня у меня планировался напряженный день, наполненный восторженными щебетаниями сестер и матери, а затем весьма продуктивная ночь.

* * *

Едва солнце скрылось за горизонтом, я тут же встала с постели, прислушалась к звукам в доме и убедилась, что все спят.

Весь день матушка и Бри бегали по дому, решая, куда же повесить чудесный портрет, чтобы любой вошедший в дом непременно его заметил. Задача осложнялась тем, что на любом видном месте картина выглядела либо не сильно выигрышно из-за освещения, либо, наоборот, слишком навязчиво, будто крича: посмотрите на меня, похвалите меня!

За суетой эти двое почти забыли, что сегодня вышла газета со статьей о выставке. Зато малышка Эмили вспомнила и, сбегав в газетную лавку, принесла свежий выпуск.

Статья на самом деле мне не слишком понравилась – чересчур сильно журналист восхвалял Бри, превознося ее красоту. У меня даже сложилось впечатление, будто не у художника Лонтье вчера выставка была, а дефиле у Бри.

Сестре я ни в коем случае не завидовала, но статья меня обеспокоила. Слишком много внимания не могло не иметь последствий.

С этими мыслями я открыла свой гардероб, раздвинула вешалки привычных черных нарядов и притянула задвинутый к задней стенке чемодан. Щелкнув застежками, открыла и задумчиво всмотрелась в содержимое.

Цветные платья, яркие, нарядные или, наоборот, простые. Днем я никогда их не надевала, ночами же иногда приходилось. Мой маскарад требовал разнообразия в одежде. Идти же к Лонтье в обычном черном платье я опасалась. Это другие мужчины никогда не обращали внимания на одежду, Мишель же наметанным глазом художника всегда подмечал каждую пришитую к подолу розочку.

Я выбрала простой синий наряд, потертый от времени и еще ни разу мною не надетый. Его я купила у торговца подержанным платьем несколько лет назад, к тому времени уже понимая, что ночные вылазки в собственной одежде – это слишком рискованно.

Примерив платье, я осталась недовольна. На моей фигуре оно висело. Мне настоящей не хватало объема в определенных местах для ношения подобного фасона. Пришлось сосредотачиваться и прибегать к первым изменениям уже сейчас.

Идти к Мишелю сразу в образе знойной брюнетки я не хотела. Это был неоправданный риск: кто-то случайно мог заметить столь приметную особу.

В итоге, полностью подгонять фигуру под платье я тоже не стала, ограничилась лишь изменением в плечах и бедрах, чтобы оно не сильно болталось. Покрыв лицо сотней веснушек, я превратила волосы из пшеничных в ржаво-рыжие и, накинув сверху плащ с капюшоном, приготовилась покинуть комнату.

Перед уходом через окно лишний раз убедилась, что двери заперты, и только после этого спрыгнула на мягкую землю в саду.

Ночной воздух был свеж, я шумно втянула его полной грудью, желая убедиться, что ветер не принесет мне лишних запахов. К счастью, все было в порядке. На мгновение я поймала себя на мысли подкрасться к гостевому домику и, наконец, принюхаться к аромату грехов Лорна. Ведь не мог же детектив не пахнуть вообще ничем.

Но я одернула себя, отказавшись от этой дурацкой мысли, и устремилась вперед, к улицам города.

Пройдя пешком несколько кварталов, я поймала извозчика и, назвав адрес Мишеля, спокойно уселась в экипаж. Идти пешком до мастерской художника было бы слишком расточительно по времени и утомительно для ног, не говоря уже о том, что улицы города ночью не всегда безопасны.

Не для меня, разумеется. Но терять время, разбираясь с неудачливыми грабителями или насильниками, мне не хотелось.

Возница быстро довез меня до указанного адреса. Расплатившись, я сошла на мостовую и медленно побрела к заветной двери.

Мое лицо и волосы скрывал капюшон, и, подходя ко входу, я незаметно меняла внешность с рыжей простушки на экзотическую брюнетку.

Этот образ мне нравился, сама не знаю, почему. Каждый раз, оказываясь в нем, мне чудилось, будто я возвращаюсь в родное тело, а та, утренняя Роуз, всего лишь временная оболочка.

В этом роскошном теле мне даже дышалось легче, не говоря уже о том, что я чувствовала себя в нем едва ли не богиней.

Странное, почти эйфорическое ощущение.

Выбросив из головы ненужные сейчас мысли, я постучала в двери мастерской.

Открыли мне почти сразу. На пороге обнаружился всклокоченный Мишель. Едва завидев мою фигуру в плаще, он испустил вздох облегчения, смешанного с радостью, и, отступая на шаг, пригласил внутрь.

– Леди, вы мое спасение, – воскликнул он. – Я уже и не надеялся вас дождаться. Роуз ведь не обещала ничего, просто сказала, что побеседует с вами.

Я сбросила с головы капюшон, показывая лицо, и Мишель ахнул:

– Глазам своим не верю. Когда я описывал типаж образа баронессе, то даже не думал, что можно найти столь точное попадание.

– Благодарю, мистер Лонтье, – немного смущенно ответила я. – Роуз отзывалась о вас, как об очень порядочном человеке, и объяснила, о какого рода заработке идет речь.

Играть уж совсем наивную дурочку мне не хотелось, отчего-то казалось, что Мишелю на картине нужен образ уверенной в себе женщины и соблазнительницы. Поэтому изображать трепетную лань было бы излишне.

– Да, – расплылся в улыбке Мишель. – Заказчик платит весьма хорошие деньги и гарантирует анонимность.

– Тогда перейдем прямо к делу, – я сняла плащ и повесила на ближайшую вешалку. – Мои родители весьма строгих нравов, и мне пришлось убегать через окно, чтобы попасть к вам. Поэтому до рассвета мне необходимо вернуться обратно, а раз так, давайте приступим прямо сейчас.

От моей прыти мужчина слегка растерялся, однако, собравшись, пригласил проследовать за ним.

Будучи Роуз, я не единожды бывала в его мастерской. Просторное помещение, заставленное холстами и мольбертами, с вечно витающим запахом краски в воздухе и ярким светом ламп. Однако сегодня они были приглушены до интимно-тусклого.

– Позировать надо здесь, – Мишель указал на постамент наподобие огромной кровати, задрапированный черным мехом.

– Просто лежать? – подходя к ложу и ощупывая бархатный материал подушек, спросила я.

– Красиво лежать, – поправил меня Лонтье.

Несколько мгновений я раздумывала, как именно расположусь на этом меховом великолепии, другие мысли в голову упорно не приходили.

– Где я могу раздеться? – спросила у художника и, получив кивок в сторону ширмы, прошла за нее.

Пока я снимала платье, еще несколько раз задала себе вопрос, а правильно ли поступаю, соблазняясь деньгами и соглашаясь на портрет? Но эти сомнения я отгоняла одно за другим, словно назойливых мух, и продолжала упорно стягивать сначала корсет с нижней юбкой и лифом, а затем и чулки с трусиками.

Как мужчину, Мишеля я абсолютно не стеснялась. Даже будучи Роуз, я бы сумела раздеться перед ним, не дрогнув ни одним мускулом. Почему-то я не воспринимала его как самца. Для меня художник был другом. А у друзей нет пола.

Выйдя из-за ширмы, я подошла к меху и все же растерялась. Присела на край ткани и замерла.

– Удивительное дело, – заметил Лонтье. – Обычно девушки, которые приходят сюда впервые, боятся меня. В вас же не чувствуется страха перед обнажением, скорее наоборот, вам это нравится. Единственное, что вас смущает, это растерянность перед тем, как именно нужно позировать. Сказывается нехватка опыта.

– Это плохо? – вскинув взгляд, уточнила я, удивляясь проницательности художника.

– Нет, как раз нет. Просто непривычно и странно.

Лонтье подошел ближе и принялся объяснять, как мне лечь. Руками он не касался, лишь направлял, при этом неосознанно переходя на “ты”:

– Нужно прилечь набок. В талии более сильный изгиб. Одну ногу выпрями, вторую, наоборот, немного подтяни. Вот так. Отлично. Замри.

Я даже дышать перестала. Поза была вполне удобной, разве что воздух в мастерской оказался слишком прохладен, отчего кожа начала покрываться мурашками.

Мишель отошел на несколько метров, полюбовался моей обнаженной фигурой издалека, а затем принес поднос с маленькими чайными свечами и принялся расставлять их вокруг меня, прямо на черном меху.

– Я хочу, чтобы в твоих глазах отражался огонь, – пояснил он. – Да и сам свет придаст картине пикантности. Ты, главное, сильно не шевелись, иначе воск расплещется прямо на шкуру, или того хуже – огонь перекинется на материал.

Удивительное дело, я смотрела на Мишеля и не узнавала его. Привыкла видеть художника радужным, восторженным, но, едва дело коснулось непосредственной работы, он сосредоточился, подобрался, стал серьезен и собран.

Время текло, я все лежала на постаменте. Свечи медленно прогорали, а художник творил. Мишель рисовал быстро: вначале делал набросок, затем наносил легкие мазки. За кропотливое прорисовывание он даже не брался, лишь отмечал на холсте какие-то одному ему ведомые детали.

Объективно я понимала, что за одну ночь он портрет нарисовать не сумеет, а значит, уже завтра мне придется прийти сюда повторно. Возможно, и послезавтра.

Но за час до рассвета Мишель меня удивил:

– Все, можешь идти. Я запомнил твой образ, думаю, через неделю картина будет готова.

– Что значит «все»? И завтра приходить не нужно?

Он отрицательно покачал головой.

– Завтра ты будешь уже другой. С другим настроением, а значит, уже не такая. Люди меняются каждый день, – он говорил уверенно, при этом неотрывно глядя на холст. – Так что твоя работа сделана, можешь одеваться. А я принесу деньги.

Он вышел из мастерской. Пока его не было, я потушила свечи, сжав между пальцами фитиль. Боли при этом не почувствовала.

Уже за ширмой, пока надевала платье, услышала, как Лонтье вернулся. Судя по звукам, он опять смотрел на картину.

– Ты странная, – послышалось мне. – Выглядишь правильной, красивой, почти идеалом. Но портреты никогда не врут, подойди ближе. Быть может, увидишь сама.

Я оправила юбки, надела туфли и вышла.