Всматриваюсь в ее милое симметричное лицо и не могу поверить, что его обладательница – простая горничная. Эта девушка могла бы быть лицом косметической фирмы или рекламировать парфюмерию… Да что угодно – рекламщики разорвали бы ее на части, попади она в нужные руки.
А волосы… Ну, это вообще уму непостижимо. Коса, твою ж мать! Длинная толстая коса натуральных светлых волос. Я такое впервые в жизни вижу.
Единственный недостаток – рост. Она от силы метр шестьдесят, совсем маленькая, а еще, кажется, молоденькая.
«Вон какое добро прячется в русских селениях…» – усмехаюсь я про себя.
Не знаю, уеду ли из гостиницы «Отличная» с невестой, но эту девчонку определенно заберу с собой, чьей бы она ни была. Сниму ей квартирку неподалеку от офиса, пусть поживет там месяц-другой, а может, и год. Вряд ли я скоро устану от такой красотки.
Сначала, конечно, устрою ей тест-драйв по полной программе, проверю, не бревно ли фригидное, а потом заберу. Пусть как следует меня порадует.
«Согласится ли поехать?.. Впрочем, куда она денется!»
Достаточно посмотреть на убогий наряд прелестной девушки, чтобы понять: она весьма остро нуждается в деньгах. Блузка из прошлого тысячелетия, жуткая юбка в пол, на лице ни грамма косметики, что плюс, конечно же. И всё же не думаю, что это ее выбор. Скорее всего, у этой девушки косметики просто нет.
Дам ей инструкции – пусть сразу знает, что я люблю, а что нет. Пусть старается, ублажает, потом щедро отблагодарю. Заранее озвучу ей цифру, чтобы вела себя как шелковая.
– Вы хотите, чтобы я убрала фрукты? – спрашивает она с дежурной улыбкой.
А у меня внутри что-то переворачивается от звука ее голоса. Нежный и такой… музыкальный, что ли… Даже не знаю с чем сравнить. И улыбка у нее приятная, тянет растянуть губы в ответ, что для меня в принципе редкость.
– Да, убери фрукты, – показываю я рукой вокруг себя. – Случайно уронил блюдо.
Даже ругаться из-за столика уже не хочется, вот как она на меня действует – умиротворяюще.
– Это ничего, я быстро…
С этими словами девушка берет треклятое блюдо и начинает ползать по полу, собирая виноград. При этом забавно придерживает чересчур длинную юбку. Пытаюсь заглянуть в вырез блузки, но куда там, всё наглухо застегнуто – по самое горло.
– Как тебя зовут, прелесть? – спрашиваю я, вдоволь насмотревшись на то, как девица нагибается за яблоками.
– Эва, – поворачивается ко мне она.
– Сокращенное от Эвелина? – спрашиваю наугад.
Она кивает.
– Сколько тебе лет? – Я предпочитаю знать такие вещи заранее.
Эва смущается, но всё же отвечает:
– Восемнадцать.
– Отлично, – киваю ей, потом оглядываюсь на телохранителя, чеканю строго: – Семён, выйди.
Он кивает, понимающе скосив взгляд на горничную.
Как только дверь за ним закрывается, я ласково обращаюсь к моей будущей любовнице:
– У меня есть для тебя другое задание, Эва…
– Какое? – Она встает, расправляет плечи.
– Подойди ближе… – прошу, нагло ее разглядывая.
Она делает пару шагов в мою сторону.
– Встань на колени!
Я умею отдавать приказы так, чтобы они исполнялись в ту же секунду. И вот Эва даже хочет подчиниться, подбирает юбку, чтобы в очередной раз опуститься на пол, но всё же не делает этого.
– Вы хотите, чтобы я оттерла от ковра пятно? – Она смотрит на отпечаток обуви моего телохранителя. – Тогда я схожу за средством и…
– Я хочу, чтобы ты сделала мне минет, Эва! Пятно ототрешь после.
Она стоит, не двигается, даже бровью не ведет. Словно кто-то нажал на паузу, и теперь горничная не может и мизинцем пошевелить.
– Ты никогда не слышала слово «минет», Эва? – спрашиваю я с ухмылкой.
Допускаю, что такая молоденькая девушка может просто не уметь его делать. Но что-то мне подсказывает, что с такой мордашкой и фигурой она успела навести на греховные мысли немало постояльцев этой гостиницы, наверняка кто-то да научил.
Не люблю ложную скромность, да и вообще ложь в любых ее проявлениях.
– Ты меня слышишь, Эва? – Я начинаю потихоньку злиться. – Подойди и встань на колени.
В эту же секунду замечаю, как щеки моей красавицы-блондинки чересчур ярко краснеют.
Не так давно в поездке я видел с близкого расстояния несколько снегирей на рябиновых ветках. Зрелище было яркое, аж дух захватило, прямо как сейчас.
И вот Эва почему-то напомнила мне этих птиц, даже пищит как-то по птичьи:
– Э-э-э… мне… надо…
И вдруг начинает пятиться к двери, да так шустро, словно и правда хочет удрать.
– Стой, Снегирёк! Только посмей выйти за дверь! – рычу я и буравлю ее взглядом.
Однако она не слушается, планомерно движется к выходу.
Тогда резко вскакиваю, бросаюсь за ней, чудом снова не стукнувшись о треклятый прозрачный столик. Хватаю Эву за руку:
– Ты куда собралась, я не отпускал!
– Я… мы… Никакого минета делать вам не буду! И вообще, здесь так не принято… – пищит нахалка с широко раскрытыми глазами.
Смотрю на Эвелину сверху вниз, замечаю, как она дрожит и еще больше краснеет. При этом дышит часто-часто – верный признак возбуждения. Замечаю, как она кусает губу.
«М-м… Со мной хотят поиграть в недотрогу…» – как-то сразу понимаю.
За свою жизнь я не встретил ни одной горничной, которая отказалась бы покувыркаться с богатым постояльцем, если тот предложит. А ведь давно живу на этом свете. Любые женские игры для меня не в новинку, я их видел-перевидел.
Шагаю к Эве вплотную, вдыхаю аромат ее волос и в этот момент осознаю – оральные ласки меня не удовлетворят, нужен полный контакт.
У меня редко бывает, чтобы прямо захотел кого-то определенного. Не отношусь к породе кобелей, у которых встает на каждую сучку. А вот на Снегирька у меня встал, причем колом. Хочу ее сейчас же, немедленно. Прямо здесь…
Не вижу причин, почему должен сдерживаться. Прижимаю внезапно обомлевшую Эвелину спиной к стене и краем глаза замечаю, как мне в щеку летит ее ладонь. Перехватываю вторую руку.
– Ты не переигрывай, а то еще подумаю, что девственница, – сам смеюсь своей шутке.
– Я девственница! – кивает она.
Смотрит на меня так, словно я – идиот, не понимающий очевидных вещей.
Как будто такое вообще возможно – сохранить девственность до восемнадцати с подобной внешностью.
– Э нет, Снегирёк, взрослого дядю своей невинной мордашкой ты не обманешь. Знаю я, что собой представляют такие вот «девственницы»!
– Поговорите с Авзурагом Габарашвили, он вам всё объяснит… – лепечет Эвелина.
– Ты с ним спишь?
– Фу… – морщит лицо она. – Я его приемная дочь!
– Тогда зачем мне с ним разговаривать? Я с тобой говорить хочу. Здесь и сейчас… Пойми, тебе очень повезло. Я ведь не просто кто-то там с улицы, я богатый человек, могу осуществить множество твоих желаний. Договоримся, обещаю быть щедрым, если ты позволишь мне…
С этими словами тяну руку к ее юбке, начинаю задирать.
– Вы не можете ничего со мной делать! – смеет она меня перебить, да еще и юбку одергивает освобожденной рукой.
– Если это способ выторговать для себя больше, так ты зря стараешься, Снегирёк, я в принципе человек нежадный. Получишь что хочешь, всего-то и надо раздвинуть ножки, ведь несложно, да?
– Поговорите с отцом! – настаивает она.
Стремится вырвать из моих пальцев вторую руку, но я не отпускаю.
– Твой отец приедет только завтра, – констатирую очевидный факт. – А до завтра мы с тобой успеем переспать раза три-четыре, не меньше!
Прижимаю маленькую нахалку к стене всем телом, наклоняюсь к ее лицу и без зазрения совести впиваюсь губами в ее рот. Поцелуи чаще убеждают лучше всяких слов.
Она сладкая и мягкая, хоть и морщит свои губы. Мне приятно до умопомрачения, но было бы в сто раз лучше, пусти Эва в себя мой язык. Любая была бы рада такому моему вниманию, а эта сжала зубы, и всё тут.
– Ну же, детка, это просто поцелуй…
– Вы не можете меня целовать! Не имеете права! – шипит она коброй.
Эта игра уже начинает надоедать. Не силой же ее брать, право слово. Могу и так, конечно, но я цивилизованный человек, в конце-то концов. Никого насиловать мне не приходилось, сами давали всё, что пожелаю.
И эта даст.
Снова пытаюсь поцеловать Эву. Игра в недотрогу жутко меня завела, член стоит как на параде. Крепко прижимаю Снегирька к стене, тяну ее блузку вверх и в этот момент чувствую, как мне в шею впиваются девичьи ногти. Крепко так впиваются, абсолютно без жалости.
– Отпусти… – шипит она и пытается увернуться.
Я резко отдираю ее руку от своей шеи и ору на нее:
– Совсем двинулась?
Она сжимается, отшатывается от меня, словно я собираюсь ей врезать.
Тогда-то и понимаю – для нее это не игра. Своим напором я изрядно напугал Снегирька.
– Я не бью женщин, Эва! И не насилую их…
– Тогда отпустите…
Ну, это полный провал… Я секса хочу, а она тут рыдать собралась.
– Мы должны оставаться нетронутыми для наших будущих мужей… – всхлипывает она.
И тут я всё же складываю два плюс два. Раз она приемная дочь Габарашвили, значит, может быть одной из тех девушек, которых здесь воспитывают для удачного замужества.
– Ты одна из тех особенных невест? Тогда почему трудишься горничной?
– Мы все здесь работаем, у каждой своя роль, – отвечает она сдавленно.
Вспоминаю слова старого друга:
«Их там растят в труде и дисциплине, все девственницы, причем не просто девственницы, но вообще нетронутые в прямом смысле – даже за руку ни с кем гулять им не разрешают. Габарашвили там все знают, к девчонкам даже подойти боятся. Кроме того, за ними следят за пределами гостиницы, они гуляют только под присмотром. В общем, если ты хочешь нетронутую – это самый верный вариант».
– У тебя правда никого не было? – довольно усмехаюсь.
Она кивает.
– И даже не целовалась? – спрашиваю ради шутки, однако снова получаю в ответ кивок.
Так это был ее первый поцелуй?!
– Я приехал сюда за невестой… И выберу тебя, Эва! – решаю сразу озвучить свои намерения.
– Лучше не надо, – ляпает она и тут же закрывает рот ладонью.
– Я не понял… Не нравлюсь, что ли?!
Новое открытие заставляет нахмуриться.
Отпускаю Эву, отступаю на шаг, вглядываюсь в ее лицо, пытаясь понять, из вредности ли только что выступила или сказала всерьез.
Снегирёк чувствует свободу, тут же отскакивает к двери, смотрит на меня исподлобья и несколько раз качает головой, выкрикивает:
– Не нравитесь!
С этими словами выбегает из номера.
– Маленькая сучка!
Теперь уже из принципа моя будет.
О проекте
О подписке