– Да-да, это про меня Юля говорила! – девушка тихо рассмеялась, и на ее круглом лице появился розовый румянец. – Когда я проходила мимо сырьевого цеха и увидела, как мужики разделывают свиные туши, я не выдержала этого зрелища и плюхнулась прямо на пол!

Таня улыбнулась, потом скривила губы, вспомнив, что и на нее этот цех произвел гнетущее впечатление.

– И что же было дальше? – спросила она с замиранием сердца.

– А ничего такого – привели в чувства, и пошли работать! – Катя вытащила кусочек лимона из чая и принялась жевать его. Потом, хлебнув чая, сказала: – Теперь я каждое утро, проходя мимо этого цеха, закрываю глаза и затыкаю нос, чтобы не дышать этим…

Юля, бросив взгляд на настенные часы, висевшие над входной дверью, воскликнула:

– Девочки, мне не хочется вас расстраивать, но нам пора обратно!

Все с неохотой стали подниматься из-за стола. В столовой было тепло и уютно, к тому же звучала приятная умиротворяющая музыка, и никто не горел особым желанием возвращаться в вечную мерзлоту. Люди быстро рассосались и столовая опустела. Юлина бригада уходила последней.

– А где же наш новенький подевался? – поинтересовалась Наташа у мастера.

– У него своя столовая, – ответила Юля туманно. – И больше ни о чем не спрашивай! – добавила она, выразительно глянув на девушку.

– Странно! – в голосе Наташи чувствовалось неудовлетворение. Она ожидала более развернутый ответ.

– А чего ты им так интересуешься? – спросила Маша. – Понравился, что ли? – она тихо захихикала, но тут же получила в бок локтем от своей подруги.

– Может и понравился, тебе то что? – огрызнулась Наташа, натягивая чепчик на свои блестящие черные волосы. У зеркала, висящего в конце коридора, она остановилась и принялась наводить легкий марафет. Слегка согнувшись, чтобы видеть себя всю в зеркале, она начала пальцами выравнивать свои густые черные брови. У нее были красивые зеленые глаза с очень длинными, чуть подкрашенными ресницами. Худое симпатичное лицо слегка портил немного неправильный нос, но яркие глаза и аккуратно очерченные пухлые губы все компенсировали с лихвой.

– Да, парень он красивый – глаз не оторвать! – сказала вдруг Юля. – Но дам вам маленький совет, девочки. Не обращайте на него особого внимания. Сегодня он здесь, а завтра – там! – при этих словах она ткнула указательным пальцем в потолок.

– Ну, теперь картина вырисовывается более подробно! – засмеялась Наташа.

Юля поднесла палец к губам, сделала знак и шепотом произнесла:

– Да, только я вам ничего не говорила!

Все дружно кивнули головой и стали спускаться вниз по лестнице. Наташа заглядывала во все углы и, казалось, искала кого-то взглядом.

– И все же, что он забыл тогда здесь? – она обернулась к Юле и продолжила с горячим любопытством свой допрос.

– Ну, уж этого я не знаю! – пожала плечами Юля.

Женщины на миг замерли перед дверями цеха. Стало понятным, – для каждого из них работа здесь была настоящим испытанием – проверкой на выносливость. Юля вздохнула и с некоторым колебанием нажала на красную кнопку. Улыбка, сопровождающая ее утром, исчезла, уступив место усталости.

Глава III

Монотонно и медленно ползли минуты и часы. Словно кто-то незримый присутствовал в цеху и специально тормозил стрелки на табло, чтобы насладится зрелищем усталых людей, работающих за конвейерами. Конец смены, казалось, не наступит никогда. Таню стало бросать в холодный пот. С потолка из многочисленных кондиционеров струились потоки ледяного воздуха: они уподобились зимней вьюге, кружили вокруг работников и заключали их в свои коварные объятия, напоминающие тиски смерти.

Все это время Таня была, в основном, предоставлена сама себе – никто из старожилов не кидался обучать ее и что-либо объяснять. Науку колбасной упаковки необходимо было постигать самой, без чьей либо помощи. Новички здесь были никому не нужны, поэтому Таня со стороны наблюдала за рабочим процессом, потом становилась рядом и повторяла все точь-в-точь. Она довольно быстро запоминала все – наименование и разновидности колбас, на каких машинах и в какие упаковки их паковать, как писать накладную и куда все ставить. Ящики с колбасами были практически неподъемными, но, несмотря на это, каждая женщина носила свои ящики к выходу сама. Помимо запоминания всех процессов, нужно было работать со скоростью метеора. Только так к концу смены можно было избавиться от огромного нагромождения неупакованных колбасных изделий, занимающих все помещение их большого цеха. Выйти из цеха, оставив что-либо не упакованным, они не имели права, даже если работниц было меньше, чем было положено. «Умри – но сделай!» – таков был девиз в этом леденящем душу раю.

После обеда Таня стала на камерный вакуумный упаковщик. К ней присоединилась Катя, так как этот агрегат должно было обслуживать два оператора. Сначала они начали раскидывать колбасу варенку в пакеты соответствующего размера, затем клали ее по краям вакуумного упаковщика и опускали крышку квадратной камеры – каждый по очереди со своей стороны. Таким образом, края упаковки запаивались, вытесняя воздух, и пленка плотно прилегала к колбасе. После этого они собирали партию запакованной колбасы и опускали ее в аппарат термообработки, то есть в бурлящий кипяток, на несколько секунд. Затем колбасы вынимались из аппарата и раскладывались в огромный круглый чан. Когда этот чан наполнялся, девушки бросали паковать, начинали считать изделия и раскладывать их по ящикам, тыкая в них записки с наименованием и количеством колбас. К шести вечера Таня начала вдруг кашлять. Ей стало заметно хуже, но она не подавала вида. Вместе с неожиданно нагрянувшей простудой к ней пришла усталость и рассеянность. Опустив в термообработку несколько колбас, она снова нажала на зеленую кнопку и повторно опустила изделия в дымящийся кипяток.

– Ты что это делаешь? – услышала она сердитый голос за своей спиной, который тут же отрезвил ее. Она обернулась. К ней направлялся Николай – он увидел, что она сотворила, и теперь смотрел на нее, как на самую большую и злостную неумеху, делающую все спустя рукава.

– Ты хоть заметила, что натворила? – возмутился он, нахмурив свои черные брови. – Ты же нарушаешь технологию приготовления!

Таня молчала, потупив взор. К горлу подступил приступ кашля, но она старалась сдержать его. Лицо от натуги покраснело, на глазах выступили слезы. Ужасный спазм сжал горло: она не выдержала и принялась безудержно кашлять, прикрыв лицевую повязку руками.

Николай подошел к ней вплотную и порывисто приложил ладонь к ее лбу.

– Да у тебя же жар! – воскликнул он потрясенно, после чего бесцеремонно поднял рукав Таниной водолазки и прощупал ткань. – А где твое термобелье? – расширив удивленно глаза, спросил он.

– Нет у меня никакого термобелья… – сердито ответила Таня, убирая его руку от себя. – Мне ничего за него не говорили…

– Как, тебе кладовщица не выдала новое термобелье?

– Она мне выдала только теплый комбинезон и чепчик для головы…

Николай застыл на несколько минут в легком оцепенении. После этого он стал подходить к каждой женщине и спрашивал, есть ли на них термобелье. Они, немного смутившись от такого вопроса, отвечали, что есть. Подом он приблизился к Юле и что-то с возмущением сказал ей.

Она взмахнула сердито руками и с жалостью посмотрела на сникшую Таню.

– Черт возьми, эта старая карга своей невнимательностью оказала девочке волчью услугу! – сказала она о кладовщице. – Надо же, и я не доглядела…

Николай, тем временем, вновь подошел к Тане, которая снова взялась за работу и, взяв ее за руку, повел как маленькую в сторону выхода.

– Куда вы меня тащите? – она резко остановилась и вырвала свою руку.

– Как куда? Домой пойдешь, на сегодня ты уже отработала свое…

– Но я работаю первый день, поэтому никуда не пойду, ведь мне не заплатят за смену, – пояснила ему Таня.

Николай с изумлением принялся рассматривать ее, но она потонула в бесформенном комбинезоне, а белая марлевая повязка скрывала пол лица, так что он мог видеть только ее большие карие глаза.

– Все тебе заплатят, не переживай! – успокоил он ее. – Пошли со мной, я тебе подберу термобелье. И откуда у тебя взялись такие мысли, что тебе не заплатят за смену? – спросил он угрюмо.

– Все это говорят, – смущенно сказала Таня, отведя взгляд в сторону.

– Значит, тут такие порядки? – он ни сколько Тане, сколько себе задал этот вопрос, задумчиво глядя в ее затуманенные какой-то неведомой печалью глаза. – И все же ты должна пойти домой. Я гарантирую тебе, что за смену тебе заплатят и что тебя никто не уволит…

Таня с удивлением посмотрела на него.

– Откуда у вас такие гарантии? – спросила она, но осеклась, вспомнив про разговор Юли и Наташи.

Его, казалось, этот вопрос застал врасплох. Он в задумчивости почесал свой высокий гладкий лоб, очевидно обдумывая свой ответ.

– Я немного знаком с начальством, поэтому могу поручиться за тебя! – выпалил он, приглаживая рукой свои короткие черные волосы.

Таня продолжала стоять на месте, с недоверием косясь на него. Можно ли так легковерно доверять незнакомцу? Его красивое лицо с правильно очерченными линиями выглядело благородным, а взгляд – прямым и честным. Она еще так молода, но уже успела за эти полгода узнать, что внешность и первые впечатления бывают слишком обманчивы. Поэтому часа весов была не на его стороне – приятная и благородная наружность еще не предполагала благородства в душе. К тому же она вспомнила, что им со Светой скоро платить за квартиру, а хозяйка не любила отсрочки. Нет, она не станет так рисковать и как-нибудь доработает до утра. Двенадцать часов она простояла, выдержит и остальную половину времени.

– И у меня нет шансов уговорить тебя? – со слабой надеждой в голосе спросил Николай. Ее странное поведение удивляло его. На ее месте в таком состоянии он бы пошел домой, не раздумывая.

– Нет! – Таня едва улыбнулась. И чего это он так беспокоится за нее?

– Тогда пошли, я тебе хотя бы выдам новое термобелье…

– Хорошо, от него я уж точно не откажусь, – согласилась Таня, съежившись от холода.

Николай подошел к двери и громко постучал. Через полминуты дверь отворила женщина в белом халате, и он бегло объяснил ей, почему они с Таней вышли раньше положенного времени. Женщина понятливо качнула головой и участливо посмотрела на Таню. Они прошли все цеха, и вышли на лестничную площадку. Когда стали подниматься на второй этаж, к ним навстречу выпорхнула невысокая длинноволосая блондинка лет тридцати. На ней был аккуратный белый халат, а в руках она держала черную папку. Это был технолог – именно она проводила накануне с Таней собеседование. Она улыбнулась и почтительно кивнула Николаю, а Таню даже не заметила. «Неужели специально караулила его?» – догадалась Таня.

Когда они поднялись на второй этаж и подошли к кладовой, он оставил Таню у двери, а сам направился к пункту охраны, чтобы взять ключи, так как кладовщица уже ушла домой. Зайдя в кладовую, он перерыл весь шкаф и выбрал для Тани подходящее по размеру термобелье.

– Бери, облачайся! – весело сказал он, подмигнув ей.

– Спасибо вам… – она была искренне благодарна такой неожиданной заботе.

– Не за что! – радостно ответил он.

Видимо, эта маленькая услуга доставила ему огромную радость и удовлетворение.

Они вышли из кладовой в длинный коридор, и Таня тут же направилась в женскую раздевалку. Краем глаза она приметила, что Николай пошел в противоположную от цеха сторону – туда, где лестница выводила людей на улицу.

– Но цех находится в другой стороне! – крикнула Таня. «Может, он немного заработался и от усталости потерялся в этих лабиринтах?» – предположила она.

Николай оглянулся и застыл на месте с виноватой улыбкой. Похоже, Танины слова снова застигли его врасплох, хотя, что такого она сказала?

«Вероятно, я говорю то, что не следует произносить и задаю неуместные вопросы» – подумала она и решила впредь ничего ему не говорить и ничего не спрашивать.

– Извини, не могу тебе всего объяснить, – Николай смущенно опустил глаза в пол, отвернулся и начал спускаться по лестнице к пункту охраны. Вскоре ежик его коротко стриженых черных волос и широкая спина исчезли за лестничным проемом.

Таня посмотрела на настенные часы в коридоре – стрелки приблизились к цифре восемь. Странно. Теперь этот Николай стал казаться девушке еще более загадочным, чем раньше. Но она тут же выкинула его из головы. Теперь ее заботило только то, как найти в себе душевные и физические силы, чтобы отработать смену до конца.

Через пять минут она уже вернулась в цех. Юля, ничего не спросив, одобрительно кивнула ей – значит Таня бы права. Никто не похвалил бы ее за преждевременный уход и, скорее всего, на следующий день, она действительно была бы безработной. Она слышала – так поступали со всеми, кто не смог продержаться здесь двадцать четыре часа. Для простых рабочих здесь не было поблажек, и начальство всегда находило повод и причину для того, чтобы уволить человека, не выдерживающего суточной работы. Таким же способом оно методично избавлялись от тех, кто требовал повышения зарплаты и, не дай бог, справедливости.

* * *

Если и существует ад на земле, то, пожалуй, более подходящего места для него не сыщешь. Так думала Таня перед рассветом, который она не могла увидеть, так как была заключена в холодный и угрюмый склеп без окон. Да только в этом аду не кипели огромные бурлящие котлы, а со всех углов и щелей на присутствующих низвергались тонны леденящего воздуха.

В полночь, когда они были в столовой, участливая Катя нашла в своей сумке жаропонижающую таблетку и отдала ее Тане. Она была единственной, кто пожалел ее. Остальные думали, что жалость здесь не уместна, так как ее не приветствуют хозяева этого громадного морозильника. Таблетка Кати немного облегчила состояние Тани, но ближе к утру она заметила на своих руках припухлость и ярко выраженные красные полосы. Руки стали дрожать и перестали ее слушаться. Дошло до того, что она с трудом держала в руках кружку с водой, которую поднесла ей заботливая Катя.

– Это у тебя мышечная ткань воспалилась от тяжелых нагрузок на мышечный аппарат руки! – голосом специалиста пояснила Катя. – У меня было то же самое после первой смены. Я даже в больницу ходила. Врач сказал, что это миозит мышц и прописал мне гель, который снял мышечное напряжение и убрал отек. Но это не до конца помогло: у меня была по-прежнему слабость в конечностях и, чуть позже, он прописал мне анальгетики. А вообще он сказал, что мне нельзя поднимать тяжести хотя бы неделю, но куда там! За два дня я кое-как подлечилась и снова вышла в свою смену, и мне опять пришлось тягать эти тяжелые ящики!

Таня тихо вздохнула и продолжила паковать на вакуумном упаковщике варенку, но каждое движение и усилие, даже незначительное, причиняло ей острую нестерпимую боль. Катя, пытаясь помочь, стала тягать ее тяжелые ящики, но Таня оттолкнула ее – никто не должен страдать из-за ее проблем. В самом конце смены, когда силы окончательно покинули ее, она не могла себе дать вразумительного ответа, что она делает здесь, в этом холодном аду целых двадцать четыре часа. Она перетаскала сотни тяжелых ящиков, она сгибалась в одной позе над одним конвейером по пять-шесть часов без перерыва, потом меняла рабочее место, чтобы вот так же сгибаться по шесть часов к ряду, но уже над другим конвейером. Безликая и монотонная работа сводила ее с ума. Казалось, что мозг тупел и медленно, но верно умирал от однообразной конвейерной работы. Когда она поведала о своих ощущениях и чувствах Кате – та удивилась и сказала, что у нее такие же впечатления от этого места.

Утром, выйдя из помещения на улицу, Таня зажмурилась от непривычно яркого света. У нее было чувство, будто она вышла из погребального мира мертвых. Она совсем отвыкла от улицы, томясь целые сутки при противном для глаз электрическом свете. Помимо снежных пейзажей, раскинувшихся перед ней, на небосводе красовалось утреннее солнце. Оно повисло огромным оранжевым яблоком у самого горизонта. Таня обрадовалась ему, как хорошему знакомому. Давно оно не баловало своими лучами людей этого миллионного города. Последние несколько недель были довольно пасмурными и дождливыми, а густой туман хозяйничал на улицах их города, будто полноправный правитель этих земель.

– Ты как? – спросила заинтересовано Катя, наблюдая, как Таня, словно инвалид, неуклюже спускается по ступенькам высокого крыльца. Ее давно уже все обогнали, только она все еще не могла доплестись до последней ступеньки.

– Ничего, все нормально, – усмехаясь своей неуклюжести, ответила она.

Таня ощущала себя высохшей мумией, которую силком выпихнули из подземелья на свет божий. Болели все кости, все мышцы, в особенности кисти рук и поясница. На перекрестке девушки простились и разошлись в разные стороны – Кате нужно было спешить на остановку, чтобы поймать свой автобус, а к дому Тани было рукой подать. Но если вчера она осилила путь до завода всего лишь за двадцать минут, то обратная дорога заняла целых сорок минут. Это был уже не тот путь, что накануне. Теперь каждый шаг давался с трудом, будто она пробивалась через тернистую тропу, идущую через топи и болота.

Таня заметила: как только выпал снег, все магазины, находящиеся в их районе, тут же развесили по окнам и вывескам гирлянды и незатейливые елочные украшения. Хотя было только начало декабря. Но для настроения и праздничной атмосферы календарные даты не нужны. Некоторые разрисовали стекла зимними пейзажами. Кое-кто уже установил искусственную елку на витрине, украсив ее блестящим серебристым дождиком и разноцветным серпантином.

Она, наконец, доковыляла до своего дома. На дворе была суббота – детвора резвилась на улице и радовалась долгожданному снегу – для каждого ребенка не так уж и много нужно для полного счастья. Одна группа детей с воодушевлением лепила снеговика, другая со звонким смехом катала друг друга на санках, третья – играла в снежки. Некоторые родители стояли в стороне и с умилением смотрели на своих детей, другие же, отбросив предрассудки, резвились вместе со своими малышами, валяясь в снегу. А еще они помогали свои детям катать огромные шары для снеговика. Рядом с готовыми снежными шарами стояло перевернутое пластмассовое ведерко красного цвета, а на нем лежала шишка и чей-то светлый пушистый шарф – ребятишки заранее позаботились о наряде для будущего снеговика. Возле них крутилась и вездесущая баба Маша, так как среди этой ребятни была ее пятилетняя внучка Настя. На женщине был все тот же серый пуховый платок, с которым она даже в теплое время года не желала расставаться. Иногда он служил ей головным убором, иногда заменял ей накидку на плечи, а порою, она опоясывала им поясницу.

Таня поздоровалась с ней и направилась к подъезду.

– Ты что, из преисподней возвращаешься? – спросила вдруг квартальная, с изумлением рассматривая ее бледное лицо и корявую походку.

– А что, так заметно? – удивилась Таня.

– И где же тебя все-таки носило? – с любопытством поинтересовалась женщина.

– Я всего лишь иду с работы…

– Хороша, видать, работа! – хмыкнула баба Маша. – И что же это за работа? – бесцеремонно спросила она, подходя поближе к Тане. Она всегда любила быть в курсе любых, даже самых незначительных событий.

– Я устроилась на наш колбасный завод упаковщиком-комплектовщиком…

– Нашла куда устроится! – разочарованно протянула квартальная. – Там моя невестка работала еще до рождения Насти. После месяца работы в этом морозильнике она лечилась потом несколько месяцев!

– Но мне нужно продержаться хотя бы до июня, – усмехнулась Таня.

– А почему именно до июня? – спросила баба Маша, поправляя пуховый платок на голове.

– Потому что в июне я буду поступать в институт…

– Ах, вот оно что! – закивала головой квартальная и неожиданно спросила: – У тебя жар что ли? Все лицо нездорового красного оттенка… – пристально разглядывая Таню, произнесла она.

– Наверное…

– Наверное?! – баба Маша схватила Таню за руку и потащила в подъезд. – Настя, со двора никуда, я сейчас вернусь! – крикнула она внучке.

Девочка понятливо кивнула головой – она и не собиралась никуда уходить, ведь ее друзья вместе с ней занимались ответственной работой – лепкой огромного снеговика.