Глава 2

Мы еще погуляли, пока не начало темнеть и город не окунулся в пряный южный вечер, какие бывают у нас только на юге. Разве что моря поблизости где-нибудь не хватало, но маленькая речушка Иль, на которой построен Страсбург, старательно компенсировала этот недостаток дуновениями слабого влажного ветерка. В темноте мы пробирались через переулки – шли то ли в бар, то ли в кафе по выбору Егора. Сначала он поколебался, не зная, куда меня вести, но потом твердо заявил, что, если уж мы в Страсбурге, надо плюнуть на московский снобизм и идти в традиционную эльзасскую забегаловку – пить свежее пиво и пробовать местную кухню. А не извращенные до неузнаваемости блюда, что подают туристам в местах их обычных скоплений. Только то, что устраивает самих жителей Эльзаса! Я не возражала, хотя и смутилась немного, услышав заявление о том, что «это заведение для студентов» и еще «там не очень тихо». Понятно, что Егор в свои двадцать с копейками – или сколько там ему? – мог еще сойти за пятикурсника или аспиранта. А я-то куда? Но, с другой стороны, черт возьми, почему бы не окунуться с головой в чужую молодость, если своя уже бесследно прошла?!

В баре и вправду оказалось очень людно, шумно и накурено. Круглые деревянные столы и такие же стулья были наставлены с такой плотностью, что перемещаться здесь было почти невозможно. За юрким официантом мы продвигались гуськом, усердно оттаптывая бедным «студентам», порой весьма преклонного возраста, ноги и бормоча без перерыва: «Pardon», «Eqsquisez-moi, si’l vous plait». Нас с улыбками извиняли.

– Егор, – мне приходилось говорить громко, чтобы перекричать общий радостный гул, – это что за ужас?!

– Рита, это лучшее заведение в Страсбурге! Его только местные знают!

Я словно онемела. И начала как рыба, вытащенная из воды, хватать ртом воздух. Как он посмел назвать меня по имени?! Я практически захлебнулась в собственном праведном гневе и приготовилась выдать возмущенную тираду про «Юпитеров и ослов», но тут же поняла, что орать придется слишком громко. К тому же по-русски. А мне ничуть не хотелось привлекать к себе чье-то внимание. Напротив, лучше всего сейчас было слиться с этим счастливо гудящим французским ульем и в нем раствориться. Сдержав в себе порыв прибегнуть к ненормативной русской лексике, я недовольно хмыкнула, окинула Егора презрительным взглядом – пусть толкует его как хочет – и отвернулась, сделав отстраненное лицо. Будто бы не услышала, как он меня назвал. Что ж, сама виновата – не нужно было переводить служебные отношения в совместное шатание по барам. Выпить и поговорить ей, видите ли, не с кем!

Дальше – больше. По мере совместного обсуждения меню я из начальницы превращалась в смущенную гостью, а Егор становился хозяином и плавал в окружающей непривычной мне обстановке как рыба в воде. Хотя, если копнуть поглубже, почему же непривычной? Стоит вспомнить студенческую молодость, бесконечные вечеринки в общежитии МГУ, какие-то дни рождения, пикники на Воробьевых горах, походы, и сразу станет понятно, что в такую атмосферу мне случалось попадать довольно часто. Просто забылось все давным-давно. Я вдруг поймала себя на мысли, что не живу по-настоящему уже много-много лет. Не различаю красок, не дышу полной грудью, не испытываю чувств. Единственным проблеском во всей моей жизни только и было студенчество – до университета я существовала в окружении сплошных проблем, а после все силы и эмоции отдавались карьере. Вечное мысленное напряжение в поисках верной стратегии, борьба за сферу влияния, интриги. Не говоря уж о том, что работы всегда было невпроворот. И чем крупнее становилась компания, чем больше менеджеров я вынуждена была брать на работу, тем глубже затягивала меня эта бизнес-трясина. Ни одной свободной минуты. Постоянно в напряжении, на грани нервного срыва оттого, что надо и невозможно все успеть. Работа. Работа! Работа!!! Остального для меня уже просто не существовало.

Иногда, правда, до боли хотелось кому-нибудь пожаловаться, чтобы пожалели, приласкали. Случалось, под влиянием этих чувств я совершала не совсем понятные себе и миру поступки… Бог ты мой, только вот не надо сейчас начинать это неуместное здесь, в Страсбурге, нытье! Я мотнула головой, избавляясь от неприятных мыслей.

Егор тем временем бодро диктовал официанту наш заказ. Хотя «нашим» его можно было назвать разве что условно – я так и не успела ничего выбрать. Но моего внезапно обнаглевшего сотрудника это обстоятельство, судя по всему, нимало не волновало. Закончив свой монолог на идеальном французском, которому я уже успела вторично за день позавидовать, он повернулся наконец ко мне и объяснил:

– «Тарт фламбе» – традиционное эльзасское блюдо. Выглядит почти как пицца, но не то: на раскатанное тесто кладется сметана, лук, сыр, а все остальное – по желанию и вкусу. И запекается. – Ему приходилось выкрикивать слова, нагнувшись к самому моему уху: шум в помещении за последние несколько минут вспенился и забурлил, словно волна в шторм. В кафе уже не было ни одного свободного места.

– А если мне не понравится? – я демонстративно скривила губы и уставилась на него выжидающе: думала, он сейчас начнет распинаться, пытаясь рассказать, что еще здесь можно заказать и как это готовят. Не то чтобы меня не устроило по описанию это самое «тарт фламбе» – наоборот, очень интересно было попробовать национальную кухню, – просто должен же он исполнять роль экскурсовода для собственной начальницы как следует.

– А куда вы денетесь? – Егор с неожиданной наглостью посмотрел мне прямо в глаза. – Придется съесть.

Я вздрогнула, словно меня осадили ударом хлыста, и, несмотря на все усилия сдержать дыхание, засопела, невольно имитируя паровоз.

– По-моему, это хамство! – меня едва хватило на то, чтобы выговорить фразу без запинки.

– Простите, я не то хотел сказать. – Он привычно широко и примирительно улыбнулся. Померещился мне его наглый взгляд в темноте, что ли? Да и слова я могла из-за шума неправильно разобрать. – Вам обязательно понравится – это очень вкусно!

Через пять минут мы уже чокались запотевшими бокалами с золотистым, только что сцеженным из огромной деревянной бочки пивом, которое тут же, в разместившемся под залом подвале, и варилось. Вкус у юного напитка был сказочный: мягкий, свежий и невероятно легкий. Егор, видимо, изнывал от жажды после нашей долгой прогулки: так жадно он припал к стеклянному краю бокала губами и даже прикрыл от удовольствия глаза. Взгляд его стал неясным, глубоко погруженным в физическое блаженство, которое он испытывал. Я застыла, удивленно глядя на своего подчиненного через край своего бокала. И, как ни старалась, не могла оторвать взгляд от этого завораживающего зрелища – в Егоре таилась такая естественная природная сила, такая жажда жизни и страсть, что все эти ощущения начали передаваться и мне. Помимо собственной воли и уж тем более разума я почувствовала, что возбуждаюсь: в голову непрошено полезли мысли о том, какими же глазами он тогда смотрит, когда занимается с женщиной любовью?! Как прикрывает веки, как туманится его взор, и сам он тонет в чувственности, идущей изнутри его существа. Если уж долгожданный глоток обычного напитка порождает столько ярких эмоций и чувств, что же творится с ним, когда наслаждение достигает апогея! Засуетившись в попытке скрыть от окружающих постыдные мысли, я чуть не захлебнулась в собственном пиве – сделала слишком большой глоток.

А потом принесли дымящийся, покрытый божественно ароматным сыром «тарт фламбе» на толстой деревянной доске и специальный круглый нож. Больше никаких приборов не было. Но это обстоятельство явно не смущало Егора: он ловко разрезал «огненный пирог» на четыре части, а один из кусков тут же скатал между пальцами.

– Это нужно есть руками, – объяснил он с набитым ртом. – Традиция символизирует необходимость делиться с ближними и быть простым в общении.

Я ничего не сказала – только чуть заметно покраснела и потянулась за своим куском. Вкус у «огненного пирога» был чуть кислый и обжигающий. Через мгновение я и сама забыла обо всем на свете, кроме того, что ощущали мои вкусовые рецепторы. Кажется, так замечательно – просто и вкусно – мне еще не было никогда! Какие уж тут приличия и попытки выглядеть суровой, в самом деле?! Потом!

Наша вечеринка-экспромт закончилась далеко за полночь: кажется, мы даже пересидели добрую половину завсегдатаев этого чудесного заведения. Оказалось, что «тарт фламбе» был только началом – дальше последовали горшочки с жарким из свинины, баранины и говядины – «беккеоффе», несчетные кружки пива и непременный в условиях Эльзаса десерт. Как я ни сопротивлялась, расхрабрившийся под влиянием не одной кружки пива Егор чуть ли не с вилочки скормил мне целый кусок фруктового торта. Господи, о чем только думала моя голова?! В результате я наелась так, что с трудом доковыляла под конвоем Егора до отеля, стараясь из последних сил сохранить официоз и начальственность своей весьма уже подмоченной пивом репутации. Оставалась только надежда на то, что мой сотрудник, когда протрезвеет, всех этих тонкостей и не вспомнит. Да и с кем, в самом деле, не бывает? День выдался долгий: утром еще была в другом мире, в мыслях о работе, а теперь вот окунулась в праздную страсбургскую жизнь по самую макушку. У кого хочешь крышу от избытка впечатлений снесет. А я что, не человек, что ли?!

Ночь, вопреки ожиданиям, прошла беспокойно. Думала – доползу до номера, тут же упаду на ароматные, чуть поскрипывающие от чистоты, но мягкие простыни и усну мертвым сном. Куда там! Уже и душ приняла, и вещи в шкафу разложила, и книгу почитала, и воды попила десять раз. Но, как назло, сон ко мне не шел: то ли кровать в номере была неудобной, то ли мысли дурацкие лезли в голову слишком настырно, то ли просто смена обстановки давала себя знать. Окончательно измотав себя размышлениями о том, какую следует в дальнейшем избрать тактику поведения с собственным подчиненным, отключилась я только под утро. И снился мне, черт бы его побрал, Егор. Он молча шел ко мне, улыбаясь теплой улыбкой и глядя прямо в глаза. От близости его сердце бешено колотилось, дыхание сбивалось. А он протянул ко мне руку и осторожно коснулся снизу обнаженного локтя. Мурашки побежали от места прикосновения по всему телу, пронзая его таким неожиданно острым наслаждением, что я не посмела ни шевелиться, ни говорить.

Я проснулась, не открывая глаз. Перевернулась на бок, стремясь расстаться со следами наваждения, но безуспешно. Это были такие яркие, такие острые и дивные чувства, что я не могла припомнить, когда же испытывала что-то подобное в последний раз. Добросовестно покопавшись в памяти, я обнаружила, что было это лет в двенадцать, когда втайне любимый мною мальчик пригласил меня вдруг на танец во время школьной дискотеки. Тогда я сжалась в комок и танцевала, не дотрагиваясь до него ни единой частичкой тела: меня трясло мелкой дрожью так, что зубы стучали. И как же стыдно потом было показаться ему на глаза – не передать! Нет, ну нормально. Теперь-то я в три раза старше и в миллион раз опытней. Откуда такая впечатлительность?

Я выбралась из постели и отправилась в ванную. Открыла кран на полную мощность и стала смотреть, как голубая вода постепенно скрывает белоснежный пластик джакузи. Сегодня я твердо решила не прибегать к экскурсоводческим услугам Егора – обойдусь как-нибудь без него. Город уже немного знаю. Покатаюсь на теплоходе, погуляю в парке рядом с Советом Европы. Если верить путеводителю, в парке оранжереи тихо, красиво; есть и озеро, и искусственный водопад, и зоопарк, в котором живут аисты и маленькие обезьянки, – как раз самая подходящая компания для перезрелой девы в состоянии взбудораженных чувств.

На завтрак в отеле я попала поздно – пока собиралась, пока одевалась, прошло добрых полтора часа. Да и голова, по правде говоря, болела. То ли от выпитого вчера, то ли после бессонной ночи. Есть не хотелось – я так и просидела минут десять со стаканом апельсинового сока в руке, разглядывая таких же, как и я, припозднившихся гостей отеля. Вот молодая пара японцев – он за ней трогательно ухаживает, она смущенно улыбается в ответ. Наверняка молодожены. В уголочке двое французов – дама лет пятидесяти и ее молодой спутник. Сначала я подумала, что мама с сыном, но, приглядевшись, заметила, как мадам смотрит на юношу: игриво, с плутоватой искоркой в глазах. Да и он ей отвечает томными взглядами, то и дело дотрагивается до ее руки: самозабвенно играет в любовь. Черт знает что такое! В раздражении я допила свой сок, встала с мягкого диванчика и вышла из ресторана.

Оказывается, от моего отеля до Соборной площади всего-то пять минут пешком. Непонятно, где это мы вчера так долго плутали? Может, Егор специально вел меня такой дорогой, где собор открывается взгляду неожиданно, в одно мгновение. Кстати, версия не без оснований. Что-то он вчера весь вечер намеренно старался вызвать во мне как можно больше эмоций и впечатлений. Ничего не скажешь, продуманный ход. Все-таки безумное влияние оказывают на людей спецэффекты! Правильно маркетологи говорят – главное любым способом заполучить три секунды внимания человека, его удивление или восторг, а дальше все пойдет как по маслу. Запомнит, придет, купит.