Читать книгу «Чужие дети» онлайн полностью📖 — Дианы Машковой — MyBook.
image

Глава 7

Новенькая Кристина сидела по-прежнему неподвижно, уставившись в одну точку. Честно говоря, Юльке эта статуя к вечеру уже до смерти надоела. Новенькая ни с кем не разговаривала, не ела, на попытки баторских психологов расшевелить ее даже не поднимала глаз. Было ничуть не жаль эту белобрысую дылду. Смешно в пятнадцать лет устраивать спектакль из-за того, что тебя сдали в батор. Тем более если ты там уже десять лет жила после смерти мамки, а потом каким-то чудом нашелся родной отец и взял с непонятного перепугу в свою семью. Явно что-то попутал. По-настоящему отцы детей никогда не хотят, ребенка только мать любит. Юлька это твердо знала – у нее то же самое было. Когда маму забрали в тюрьму, а ее саму упекли в приют с решетками на окнах и видеокамерами повсюду, даже в душевых, отец сразу сказал, что не сможет взять ее к себе. У него новая семья, другая жизнь, другие дети. Девятилетняя, уже такая большая, Юлька была ему не нужна. Да и времена сложные, заработать не удается, того и гляди придется перебиваться с хлеба на воду. Пусть уж лучше детский дом – там всегда накормят, оденут, обуют, да еще и образование дадут. А он будет навещать, как положено, приходить.

Вот лучше бы отвалил с глаз долой. Да он и не приходил…

Юлька бросила раздраженный взгляд на Кристину. Когда она уже «отвиснет»? Так и хотелось треснуть ее по голове – сидит и одним своим видом вызывает самые страшные воспоминания, от которых Юлька все четыре года пыталась избавиться, но все равно первые свои дни в приюте помнила так четко, как будто это было вчера. Тогда в одно мгновение мир рухнул. Маму забрали мусора, скрутили ей руки и увели, а Юльку отвезли в больницу, где она сидела две недели в наглухо закрытой палате. Ни гулять нельзя, ничего. В туалет выпускали строго по часам. Первое время Юля ждала, что правда вскроется и менты наконец поймут свою ошибку. Маму подставили! Ей специально позвонил какой-то знакомый, стал упрашивать продать ему товар. И она согласилась из жалости – мама вообще слишком мягкая, ее вообще всегда было легко уговорить. А оказалось, была специальная операция, заметали всех подряд. Не посмотрели – дети у них, не дети. Какой-то там неведомый план по «нарикам» выполняли.

А ведь мама никогда никому не делала зла. И Юльке с ней жилось хорошо. В памяти остались радостные картинки из детства. Вот они вместе с мамой давят клопов, которые совсем обнаглели и обжили весь дом, даже кровать. Спать стало невозможно, пришлось тащить матрас в подъезд и там вытряхивать, а они, эти мелкие твари, как поскачут врассыпную. Как же она тогда смеялась, прыгая вместе с мамой прямо на этих клопов! До сих пор перед глазами стояли ее красивые босые ноги в резиновых шлепках, которые забавно стучали по крепким пяткам при каждом прыжке. А еще они вместе с мамой однажды сидели за столом и лепили пельмени. И так хорошо им было вдвоем! Болтали, смеялись. Но она, дурочка малолетняя, не удержалась на высоком стуле, упала и сломала руку. Тут уже веселье закончилось – пришлось ехать в больницу и накладывать гипс. Много всего прекрасного было. И ласки, и поцелуи, и сладкие разговоры в обнимку перед сном. При Юльке мама никогда не принимала наркотики, наверное, стыдилась ее. Сначала укладывала ребенка спать – полежит рядышком, сказку расскажет – и только потом осторожненько встает, готовит себе на вечер. Юлька, конечно, не засыпала, все видела. Прекрасно знала, что делают с гашишем, как используют спайс, как влияет на настроение экстази, а что творит с организмом кокс. От какого наркотика человек хочет есть, а от какого – смеяться. И понимала, что все эти лекарства нужны маме для успокоения, чтобы просто расслабиться после проблем тяжелого дня. Только потом, когда маму забрали в тюрьму, она поняла, что лекарства эти – невероятное зло. И возненавидела наркотики раз и навсегда. Это они отняли у нее самое дорогое – мать.

Сверкающие в темноте глаза Кристины мешали уснуть. И так-то в детском доме спать приходилось вполглаза, никогда нельзя было до конца расслабиться и погрузиться в глубокий сон – слишком много людей вокруг, у каждого свое на уме. Только закрой глаза и отключи слух, тут же что-нибудь тебе устроят. Поэтому и спала Юлька последние четыре года чутко, просыпалась от каждого шороха. А сегодня не могла даже задремать – такое чувство, что на нее направили мощные прожекторы и тщательно изучали.

– Ну, че, так и будешь таращиться до утра? – прошипела она в темноте. Кристинка не шелохнулась.

– Вот блин, – Юлька вылезла из-под одеяла и осторожно приблизилась к новенькой, – выпить хочешь?

Кристина едва заметно кивнула. Правда, глаза ее как были, так и остались на одной точке.

Юлька бесшумно поставила стул на стол и полезла к вентиляционной решетке. Отодвинула ее, вытащила початую бутылку вина. Старшаки, если узнают, точно прибьют. Но это потом. Сейчас важнее было уложить наконец новенькую спать. Она осторожно слезла со стола и похвалила себя – ни единого шороха. Потянула пробку, аккуратно повращала ее и вытащила с характерным звуком.

– На вот, глотни.

Кристина взяла бутылку и припала к горлышку сухими, растрескавшимися губами. Бережно вернула драгоценный сосуд Юльке и вдруг затряслась. Зубы ее стучали так, что, казалось, даже воспитатели в своей комнате это слышали. Пришлось сунуть бутылку под стол и срочно заняться новенькой. Юлька набросила ей на плечи свое одеяло и обняла подрагивающие плечи. Долго они сидели так, слившись в одно неприкаянное целое. Потом дрожь Кристинки улеглась. Вместо этого она начала раскачиваться из стороны в сторону, словно пыталась сама себя укачать.

– Че выперли-то тебя от папани? – спросила Юлька.

– Откуда знаешь? – Голос у Кристинки был низкий, глубокий. За время своего пребывания в баторе она только что заговорила в первый раз.

– У нас тут новости расходятся мгновенно, – Юлька вздохнула, – все сразу в курсе.

– Не скажу!

– Да ладно тебе! Я своих не сдаю.

– Проехали.

– Ну, как хочешь, – Юлька решила применить более действенный метод, – а мой папашка меня к себе даже не взял.

– Он один живет? – Кристина наконец-то посмотрела на Юльку. У нее оказались огромные голубые глаза, которые сияли серебром в лунном свете. Юлька позавидовала – вот бы и ей такие. А не обычные, мутно-зеленого цвета.

– Не-а. С новой женой и новым ребенком.

– И у меня. – Кристинка слабо улыбнулась. – Двое спиногрызов у них. Но папка не виноват, это все мачеха.

– Да? – Юлька навострила уши. – Вот уродина.

– Специально меня затащила. «Плановый осмотр, диспансеризация, пятнадцать лет». А потом взяла и отцу доложила с таким видом!

– О чем?

– О том, что дочь его порченая…

Кристинка резко замолчала – испугалась, что зашла в своих откровениях слишком далеко. Юлька тут же почувствовала перемену ее настроения.

– Бухать еще будешь? Я тоже глотну.

– Давай!

Они по очереди несколько раз передали друг другу бутылку. Вино почти закончилось, но Юлька больше не думала об этом. Приятное тепло в теле и помутнение в голове принесли ощущения, отдаленно похожие на счастье.

– Парня-то хоть любила? Хороший?

– Ты это о ком?

– Ну, о том, с которым мутила.

– Не встречалась я ни с кем. – Кристинка отвернулась к окну, за которым лениво играли ветками усталые к осени деревья.

– А тогда как?

– У нас обычаи такие в прежнем баторе были, – она перестала прятаться, рассказывала как есть, – не даешь парням – избивают до смерти. Мне несколько раз ребра ломали. И ногами били. Я сначала держалась, а потом думаю, да пропади оно пропадом. Себе дороже.

Юлька теперь застыла сама. Представила, что бы делала в такой ситуации. Весь детский дом сразу бы на уши поставила, директору даже рассказала.

– Ни фига себе, – наконец отвисла она.

– А у вас тут такого нет? – Кристина с опаской посмотрела на Юлю.

– Да ты что?! – Она аж подпрыгнула. – У нас проверка за проверкой. Это ж Москва. А ты где жила?

– В Смоленской области.

– И питалки че? Не заступались?

– Они сами наших боялись. – Кристинка тяжело вздохнула. – На ночь закроют снаружи двери в комнаты, и всё. А там же детский дом семейного типа, в группе «братья-сестры» разных возрастов. Девочки-мальчики через занавеску. Была одна смелая воспитка, пыталась нас защитить, так ее парни тоже всем составом отымели.

– И она их не посадила?!

– Директор даже рот открывать запретил.

– Ниче себе! – Юлька поторопилась успокоить Кристину: – У нас директор хороший. Питалки разные, конечно, но в целом норм.

– Ты смотри только, – Кристина взглянула на Юльку с угрозой, – ляпнешь кому, убью!

– Оно мне надо? – Она сделала большие глаза. – А как же ты выбралась оттуда?

– Сбежала. Нашла в документах, что у меня папаша есть. И сиганула из батора своего в Москву. Где шла, где попутки подвозили. За сутки добралась.

– Менты тебя не заметили?

– Не-а. Я же выгляжу на все двадцать лет, им и в голову не пришло. С рюкзаком, одета норм. Не цеплялись.

– И что?

– Пришла к отцу. Он, оказывается, искал меня, когда мама умерла. Но не нашел. Ты прикинь?

– И он тебя согласился взять? – Юлька почувствовала острый укол ревности.

– Еще как! – Кристинка оживилась. – Обрадовался, домой сразу повел. Его стерва даже обо мне знала. Честный такой. Еще до свадьбы ей рассказал.

– Надо же.

– Вот-вот! Папаша у меня хороший, но подкаблучник, с-с-собака, – она отвернулась к стене, – и эта тварь ему доказала, что я дефективная. Если в пятнадцать лет уже не целочка, значит, все. Можно ставить крест.

– Но ты же не виновата!

– А кому какое дело? – Кристинка сверкнула в темноте глазами. – Я вот думаю иногда, лучше б мне все руки-ноги переломали. Тогда бы не была «дефективная» – ну в гипсе бы походила, вылечили бы, и всё. А раз меня насиловали, это не травма, не болезнь. Это типа моя вина…

– Тс-с-с-с. – Юлька услышала легкое движение в коридоре, сунула второпях пустую бутылку под стол и легла в кровати Кристины, накрывшись своим одеялом.

– Вырасту, мачеху замочу, – пробормотала та себе под нос, уютно устроившись рядом, – в опеке такого про меня наговорила! Про разврат. Про угрозу двум ее соплякам. Твари! Я им и детей нянчила, и по дому помогала. Все делала, лишь бы только не выгнали. А они вон, другой повод нашли…

Глава 8

Влад вошел в костюме и галстуке – только что вернулся с работы. Поцеловал Катю как обычно в макушку, сел напротив нее у письменного стола и стал смотреть на жену поверх монитора. Пристально, не отводя взгляда. Она смущенно ему улыбнулась.

– Как состояние души? – на всякий случай он начал издалека.

– Терпимо. – Она пожала плечами.

– Хорошо, что ты сегодня рано вернулась. – Он положил на ее руку свою большую ладонь.

– Я и не была на работе, – она виновато на него взглянула, – решила взять выходной. Устала.

– А что Яков Львович? – Влад насторожился.

– Все понял, – Катя перевернула свою руку под ладонью мужа и крепко сжала широкое запястье, – велел набираться сил и отдыхать.

– Правильный начальник, – похвалил супруг и после паузы решился: – Катя, не злись, но ты в последнее время…

– Знаю, – она подняла на него мутный, усталый взгляд, – наверное, кризис среднего возраста. Даже на любимой работе стало смертельно скучно.

– У тебя ничего не болит? – Он смотрел на нее с тревогой.

Катя рвалась на работу всегда, была из тех женщин, кому недостаточно домашнего очага и семьи. Ее энергии хватало на тысячи идей, на десятки проектов. Влад наивно думал, что жена побудет дома несколько лет после рождения младшей дочери, Маши. Но удержать ее оказалось невозможно – уже через полгода она вернулась в издательство. Да и эти шесть месяцев работала из дома, удаленно.

– Нет, – она смотрела ему прямо в глаза, – я совершенно здорова, если ты переживаешь об этом.

– А что же тогда?

– Много и напряженно думала в последнее время. – Она тяжело вздохнула.

– Я это заметил. О чем? Пишешь новую книгу?

– Нет, – Катя хмыкнула, – хватит с меня одной. Я думала о маме.

– Ох, – свободной ладонью муж погладил ее по голове, – ты же знаешь, она пожилой человек. Ее уже не переделать.

– Я и пытаться не буду, – Катя снова улыбнулась, – я думаю о том, что ее отношение к миру, к людям и даже к детям – это продукт системы. Результат отсутствия родителей и последствия жизни в детском доме.

– Да брось, – Влад отмахнулся, – просто у нее характер такой.

– Скажи еще, дурная наследственность, – Катя решительно мотнула головой, – нет! Сложись обстоятельства по-другому, и мама была бы другой. Как минимум умела бы заботиться и любить.

– Маленькая моя, – Влад снова с нежностью провел ладонью по ее волосам, не отнимая второй руки, в которую Катя по-детски настырно вцепилась, – я понимаю, что у тебя было сложное детство. Но ведь и не самое плохое, правда? Папа тебя очень любил.

– Да, – Катя с готовностью кивнула, – но я все время думаю, что было бы, если бы маму удочерили. Стала бы она счастливым ребенком?

– Ты же знаешь, история не терпит сослагательного наклонения. – Влад с сомнением пожал плечами. – К тому же Елизавета Петровна прекрасно помнила родную мать, твою бабушку.

– И что? Ей никто не мешал бы и дальше ее любить, – она не на шутку разнервничалась, – просто появились бы еще мама с папой. А у меня были бы дедушка с бабушкой.

– Ты идеалистка, – Влад вздохнул, – кому нужен чужой ребенок? Сирот после войны было много. Люди сами с трудом выживали. У нас же всегда усыновляли только младенцев, меняли их историю, давали новые фамилии, имена, даты рождения. И выдавали за родных. А Елизавете Петровне в сорок пятом было уже восемь лет. Ну, кто бы ее удочерил? Утопия.

– Грустно это все, – Катя поникла, – семья-то нужна ребенку и в восемь, и в десять лет. Как без мамы и папы научиться любить? Какое без родителей детство?

Влад беспомощно развел руками и поднялся со стула.

– Я хотела спросить, – Катя поторопилась его остановить, – как ты отнесешься к тому, чтобы приглашать сироту из детского дома к нам в гости?

– Что?! – Влад замер, внезапно окаменев.

– Понимаю, – Катя кивнула, – я и сама боюсь. Но мне кажется, ребенку важно выходить из стен детского дома. Хоть что-то узнавать о реальной жизни, об отношениях в семье.

– А разве так можно? – Влад смотрел на жену в смятении: – Просто брать в гости?

– Да. Оказывается, есть закон о временной передаче сирот в семьи, – Катя возбужденно тараторила, – точнее, это постановление правительства. Там надо кое-какие бумаги собрать, получить в опеке письменное разрешение, и всё!

– Давай после ужина поговорим, – Влад нервно сглотнул, машинально ослабил галстук и отвел глаза, – а я пойду пока няню отпущу, уже шесть часов.