– Пора бы сообразить нам какую-нибудь хибарку на чернодень, а то скоро уже, – сказал Элиас, закончив разминаться. – Я все хоть деревце искал, да такой туман с утра накрыл – на два шага не видно. Наверное, прямо тут и придется. Или давай еще пройдем, кажется, там вон чернеет что-то. Погоди, я сбегаю, посмотрю.

Астре чуть не закричал: «Стой! Не уходи!», но вовремя закусил губу. Его напугало, что Элиас не вернется.

«Вдруг он уже все понял и решил меня оставить?» – пронеслось в голове.

– Понял?… Чего я боюсь? Чего он не должен понять?

Пустыня закончилась, вскоре наверняка начнут встречаться реки и деревни. Еще и снег выпал. Элиасу уже не так остро нужна вода, тогда почему он идет с калекой на закорках? Примали отказались его брать?

Астре лежал, и сырость пропитывала одежду. Пальцы правой руки медленно сгребли остатки снега, ржавую ромашку и удивительно зеленую, будто ненастоящую полынную поросль, сквозившую в прорехах мертвого полога. Кругом сплошная белизна, как внутри кокона. Еще хуже, чем в Хассишан.

Волглая трава скрадывала поступь Элиаса, и скоро в ушах зазвенело безмолвие. Астре зажмурился, посылая очередной импульс в левую руку, тщетный, сродни попытке докричаться до глухого, потом распахнул глаза и замер, глядя в блеклую пустоту. Элиас не возвращался, и в эти минуты наедине с собой и туманом Астре казалось, что все живое вокруг съежилось до стука сердца. Калека вспомнил свое отчаяние в тленных землях. Тогда оно было крайней точкой всех бед, но пропасть имела второе дно. Астре снова пробило мурашками, и вместо страха он почувствовал злость.

– Ну, спасибо тебе, Цель, – процедил калека сквозь зубы, ударяя кулаком по лопуху и дрожа от макушки до культей. – Оставила меня в преддверии зимы всего с одной рукой! Это, по-твоему, было справедливо?! Правильно?! Да чтоб ты сдохла там внутри! Чтоб ты сдохла… Чтоб ты сдохла, честное слово… Как я тебя ненавижу…

– Чего ты там орешь? – крикнул появившийся из тумана Элиас. – Хотя правильно делаешь, что орешь, а то я уже не в ту сторону ушел.

Он накинул спадавший капюшон и подбежал к Астре.

– Так и будешь валяться? Я, конечно, понимаю – денек для загара отличный, особенно когда черное солнце взойдет…

Калека всем видом дал понять, что шутку не оценил.

– Залезай, рожа ты маринованная, – хмыкнул Элиас. – Я нашел там заросли, даже шиповник есть. Чайку попьем!

– Долго же мы на чайке протянем, – прокряхтел Астре, цепляясь за спину парня.

– А ты не бойся, у нас и пастила к нему имеется! – гордо заявил Элиас.

– Какая еще пастила? Объясни все по порядку!

– Дерганый ты стал, – обиделся Элиас. – Разговариваешь, как гвоздями плюешься. Винтики во рту не смазали, что ли? Добрей лучше, а то ты и так страшный тип. Я чуть в штаны не наделал тогда. В пустыне. Да я тебе по секрету скажу, что там все обделались, вот ей-ей. Ты бы видел рожи этих прималей!

Астре больно сжал плечо собеседника.

– Ладно! Ладно! Что конкретно тебе знать надо?

– Сколько я без сознания пробыл?

– Дня два.

– Куда идем?

– В смысле куда? Куда ты и хотел. Деревня, горы, лес дубовый, хряки на желудях, все дела. Скоро уже, наверное, и дойдем… докуда-нибудь. Чуешь толк от меня, а? Два дня на моем горбу, как в люльке! Я теперь ей-ей тренированный.

– Почему ты с другими прималями не пошел?

– Ш-шутишь?! – воскликнул Элиас, споткнувшись о вьюнок и подпрыгнув. – После того, что ты учудил? Да эти колдунишки тебе в подметки не годятся! У них глаза, глядя на тебя, чуть не повыпадали. Ты же ущелье завалил! Жертвенное ущелье! Да чтоб меня затмением жахнуло, если я упущу такого учителя! Не зря мне перекрестный знак тебя послал!

– Что с детьми?

– А что с детьми? Как ты сказал, так и сделали. Себе разобрали каждый по одному. Воспитывать будут, наверное. – Элиас хмыкнул. – Здорово же ты их впечатлил, парень. Дедуля наш Валаарий последние волоса себе в носу подергает от таких новостей. Хорошо, что в глушь идем. А то как бы охоту на тебя не устроили. Я уж не знаю, сколько теперь голова твоя стоит. Жертвенное ущелье завалил! Это ж… со всех винтиков сойти.

Он шумно выдохнул и побрел дальше, к проступавшим из белой хмари кустам, а через минуту снова заговорил:

– У тебя так живот бурчит, что аж спине щекотно. Голодный, да?

– А ты сытый?

– Скоро червячка заморим! – бодро сообщил Элиас. – Примали нам всей толпой снеди насобирали. Сумка до сих пор тяжелая. И вещиц полезных дали, так что костер сообразим, пока не стемнело, и поужинаем. Куль – вообще штука прекрасная, и тебе тепло, и мне удобно.

Астре заставил себя успокоиться. Все шло хорошо. Они приближались к дому Зехмы, а Сиина уже должна была к нему подойти. Дети в порядке. Элиас не бросил его, и у них даже провизия.

Вот бы не думать о семье, мертвой руке и о том, что сестра могла погибнуть, а найти ее с помощью духа уже не получится. Вот бы забыть все, кроме этой минуты…

Калеку не покидало чувство преследования. Кто-то время от времени появлялся за спиной, бестелесный и невидимый, но почти осязаемый. И вот он снова пришел, но тут же исчез. Астре успел покрыться мурашками.

«Никаких призраков нет, – сказал он себе. – Я же знаю, что нет никаких призраков. Зачем я думаю о такой ерунде? Мертвец из пустыни хочет заполнить пеплом мою руку? Это глупость, Астре, ты просто напуган и устал. Никого здесь нет. Только ты и Элиас. Успокойся. Не думай ни о чем».

Они развели костер, чудом отыскав немного сухой травы, поужинали пластинками вяленого мяса и сытными шариками из смеси тертых орехов и ягод. Астре не помнил вкус пищи и не разобрал ни единого слова из беспрерывного потока болтовни Элиаса. Дух прималя не мог ошибиться. Калека знал, что ему не стоит засыпать, – этого ждет призрак. Он появляется проверить, бодрствует ли Астре, и если да – тут же уходит.

Когда они с Элиасом обсохли, потушили пламя и забрались в шалаш, закатив туда раскаленные костром камни, калека попытался завести разговор, но горе-прималь так умаялся, что рухнул без сил и тут же засопел.

Астре нечем было отвлечься в ловушке затмения. Поначалу он крепился, но вскоре тоже задремал и несколько раз одергивал себя, а потом решил – будь что будет. И провалился в сон, где вместо сновидений увидел плотный сгусток энергии.

Он опомнился не сразу. Почувствовал, как его трясут, и услышал испуганный голос Элиаса.

– Т-ты чего орешь так?! Перепугал до смерти!

– Я кричал? – спросил Астре, судорожно ловя ртом воздух.

Он хотел утереть пот и вздрогнул, когда левая рука не поддалась.

– Ты орал как резаный, парень! Что тебе такое приснилось? Ты так подскочил, что чуть шалаш не разворотил. – Элиас нащупал его в темноте. – Ты это… Ты успокойся, ладно? Что ж тебя колотит как припадочного?

– Прости, – сказал Астре, укладываясь обратно на подстилку. – Долго я спал?

– Не знаю, я же сам дрых без задних ног. Что тебе приснилось?

– Не помню. – Астре сглотнул полынную горечь во рту и нащупал еще теплые камни. Судя по ним, не прошло и четверти часа. Призрак точно его караулил. – Ничего не помню…

– Ты меня так не пугай, а то ей-ей без сердца оставишь, – сказал Элиас, похлопав его по плечу.

Астре сжал губы. Он не почувствовал успокоительного жеста Элиаса. Рука была мертва, и после мутного кошмара стало особенно тяжело думать об этом.

Призрак ушел, но в колкой сырой темноте убежища все равно было холодно и неуютно. Астре взялся разминать кисть, хотя и знал – это бесполезно. Если Элиас бросит его… Если Сиина не доберется до Зехмы… Если Марх и остальные попали в беду…

– Ты там плачешь, что ли?

Астре отвернулся и закусил большой палец.

– Спи.

– Ну, чего ты совсем раскис? Как я спать буду, когда тут такие настроения? Хочешь, я тебе спою веселую колыбельную?

– Да мне потом кошмары еще хуже приснятся, – через силу сказал Астре. – От твоего-то голоса.

– Ну и ладно, – обиделся Элиас. – Тут же главное не красота. Голос – он сам по себе успокаивающая штука. Особенно с тех пор, как я в пустыне один умирал. Я там все время с собой разговаривал, чтобы совсем с колесиков не скатиться. Ты, наверное, тоже не особо радовался, пока по тленным землям ползал.

Астре зарыдал. Внутри накопилось столько всего, что калека не смог сдержаться. Слова Элиаса сдвинули последнюю защелку и выпустили наружу настоящего Астре – ранимого, испуганного, беспомощного и слишком маленького для такого огромного мира.

– Ну, прости! Прости дурака! – всполошился горе-прималь. – Тяжко вспоминать, но теперь-то все хорошо уже! Ты чего, а?

Он неловко похлопал порченого по спине, и тот завыл еще громче. Он никогда никому не жаловался и не плакал перед другими. Только Элиас увидел всамделишного Астре – слишком сильного и слишком слабого, злого на весь мир и убитого печалью, задетого нелепыми загадками и ревущего взахлеб. Калека впервые понял, как это приятно, когда можно проявлять то, что чувствуешь, и не прятаться. Против Элиаса у него не было скорлупы, и Астре кольнула совесть за гадкую мысль: «Не хочу больше притворяться. Не хочу быть главным в семье. Не хочу занимать место Иремила».

И тут раздалась песня:

 
А я ночью не усну,
Как сова ушастая.
Отыщу себе сосну
И в дупле пошастаю.
Я внутри найду свирель,
Как у деда Бахая.
И заливистую трель
Я тебе забахаю.
 

Астре сглотнул слезы и рассмеялся.

– Это худшая песня за всю мою жизнь!

– Не ценишь ты людские таланты, – обиделся Элиас. – Это я еще в детстве сочинил. Знаешь, как всем нравилось? А дед Бахай у нас в деревне правда был, и свирель у него имелась.

– А что это?

– Да обычная деревяшка с дырками. Название шибко умное, а так дудка и есть дудка. Но он такой был важный тип, как будто его сам Валаарий к себе придворным музыкантом звал. Купил эту свирель у какого-то прохиндея и всем хвалился, что у него-де инструмент соахский, а сам так играл, что куры кругом дохли. Погоди, это еще не конец, там дальше веселее будет.

– Нет, спасибо, мне уже лучше. – Астре немного помолчал, чувствуя, как на сердце опять тяжелеет. – Надеюсь, у меня получится тебя чему-нибудь научить…

Вот бы целиком сорвать притворство, как полосы сгнивших бинтов, и обнажить все язвы, но нельзя. Если Элиас разочаруется, то не поможет добраться до Сиины. Как же мерзко во всем искать выгоду. Как мерзко…

– Слушай. Скажи честно, – начал Элиас изменившимся голосом, и у Астре похолодело в груди. – Ты же не тот, за кого я тебя принимаю, да? Ты не великий прималь или кто-то вроде того? Ты как будто что-то прячешь. Как будто сам себе язык прикусываешь. Я, конечно, парень простой, но людей хорошо чувствую. Ничего не выйдет, да? Я не стану таким, как ты? У меня таланта не хватает? Только скажи честно. Как есть скажи.

И Астре не смог соврать. Совесть слишком истерзала его. Надо было пробормотать, что все получится, но Цель твердила свое.

– Ты прав. Ничего не выйдет, – сипло выдохнул Астре.

В этих словах обитали пустота Хассишан, страх одиночества, мертвая Сиина.

– Вот, значит, как, – с расстановкой сказал Элиас. – Выходит, ты соврал. Дал мне надежду, чтобы я не ушел с прималями и тащил тебя на горбу. Эта штука тебя убивает, да? Что с твоей рукой? Не шевелится? Я тебя пару раз хватал, ты даже не дернулся. Поэтому ревешь?

Астре вспотел и закрыл глаза: «Так вот чего он не должен был узнать. Вот почему мне было так страшно, когда он ушел в туман. Я почувствовал его дух. Я коснулся его, когда был бурей. Он слишком мал, чтобы проявиться снаружи».

– Все с тобой ясно, – глухо произнес Элиас. – Значит, никакой ты не учитель. Ты просто повисший на мне умирающий безногий калека. Вот уж подарочек твоей сестре! Уверен, что ей так уж радостно будет тебя повстречать? Она хоть существует? Вот же я дурак, а! Наслушался с три короба обещаний! Лучше бы с нормальными мужиками пошел! Теперь двое суток обратно к ущелью переться!

Астре понял, что после чернодня Элиас уйдет без него.