– Верно, – согласился Роджер и бросил беспокойный взгляд на окно. Однако, несмотря на продолжающийся снаружи спор, штурмовать лачугу никто пока не собирался. – Прошу вас перейти со мной реку – под белым флагом, гарантией вашей безопасности, – чтобы переговорить с Джейми Фрейзером.

Хазбенд тоже глянул на окно.

– Боюсь, время разговоров давно минуло, – произнес он, скривив губы.

Роджер тоже так считал, но был намерен выполнить свое задание.

– Губернатор не желает кровопролития в колонии. Если уговорить людей мирно разойтись…

– Думаете, это возможно? – иронично спросил Хазбенд, махнув рукой в сторону окна.

– Нет, – признал Роджер. – И все же, если вы пойдете… если они увидят, что еще есть шанс…

– Если бы был шанс примириться и восстановить справедливость, переговоры предложили бы куда раньше, – перебил его Хазбенд. – Губернатор так выражает искренность своих намерений – войсками и пушками? Письмом, которое…

– Не справедливость, – прямо сказал Роджер. – Я имел в виду шанс спасти ваши жизни.

Хазбенд молчал. Краска уже схлынула с его щек, и лицо стало спокойным.

– Значит, вот как? – тихо спросил он.

Роджер глубоко вздохнул:

– Времени мало. Мистер Фрейзер просил передать вам, если вы не сможете переговорить с ним лично, что против вас направлены две артиллерийских роты и восемь пехотных. Все хорошо вооружены и готовы к бою. Губернатор будет ждать самое позднее до рассвета.

Роджер знал, что выдавать такую информацию врагу – это измена, но Джейми Фрейзер сделал бы на его месте то же самое.

– Здесь почти две тысячи человек, – произнес Хазбенд. – Две тысячи! Неужели подобное зрелище не пошатнет его уверенность? Неужели зря так много людей оставили дома и выступили против…

– Губернатор считает, что они мятежники и ведут войну. – Роджер снова глянул на окно, которое кое-как прикрывала рваная вощеная бумага. – И должен сказать, что, увидев их, он только убедится в правильности своих суждений.

– Это не мятеж, – упрямо заявил Хазбенд. Он выпрямился и достал из кармана потертую черную ленту, чтобы собрать волосы. – Наши законные жалобы остались без внимания! У нас лишь один выход: предстать перед мистером Трионом всей мощью, доказать ему справедливость наших требований.

– Кажется, еще недавно вы говорили о том, что выбор есть, – сухо заметил Роджер. – И если теперь настал час выбирать, как вы выразились, то большинство регуляторов выбрали насилие… судя по фразам, которые я слышал по пути сюда.

– Возможно, – неохотно признал Хазбенд. – И все же мы… они не армия мстителей, не безумная толпа…

Однако невольный взгляд на окно подтвердил его опасения, что именно такая толпа и собралась на берегу Аламанса.

– Здесь есть предводитель, тот, кто может говорить от имени недовольных? – Роджеру не терпелось передать сообщение и уйти. – Вы сами или, например, мистер Хантер?

Хазбенд помолчал, вытирая рот ладонью, будто хотел избавиться от въевшегося в губы прогорклого вкуса.

– У них нет предводителя, – покачав головой, тихо сказал он. – Джим Хантер достаточно смел, но лишен дара командовать людьми. Я спрашивал… Он считает, что каждый человек должен действовать сам по себе.

– У вас есть этот дар. Вы можете их возглавить.

Хазбенд поразился так, будто Роджер обвинил его в шулерских талантах.

– Нет!

– Вы привели их сюда…

– Они сами пришли! Я не просил никого…

– Вы здесь. Они последовали за вами.

Хазбенд слегка вздрогнул, поджав губы. Заметив, что эти слова подействовали, Роджер продолжил приводить свои доводы:

– Вы говорили с ними раньше, и они слушали. Люди пришли с вами, за вами. И они наверняка послушают вас снова!

Шум снаружи нарастал – толпа теряла терпение. Что сделают люди, когда узнают, кто Роджер такой, зачем сюда явился?.. Вытирая взмокшие ладони о сюртук, он ощутил в кармане значок и пожалел, что не закопал его где-нибудь, как только пересек реку.

Хазбенд застыл на мгновение, а потом схватил за руки:

– Помолитесь со мной, друг.

– Я…

– Ничего не говорите, не надо. Я знаю, вы папист, ничего, квакеры не молятся вслух. Просто помолчите со мной, попросите всем сердцем мудрости… не только для меня, для всех здесь собравшихся…

Роджер кивнул, сдерживая нетерпение, и стиснул его руки в знак искренней поддержки.

Хазбенд замер, отпустив голову. В хлипкую дверь лачуги забарабанили кулаки.

– Эрмон, ты там в порядке?

– Давай уже, Эрмон! У нас нет времени! Колдуэлл вернулся от губернато…

– Час, Эрмон! Он дал нам всего час!

Между лопатками Роджера стекла капелька пота. Он поднял взгляд с обветренных рук Хазбенда на его лицо и понял, что тот тоже на него смотрит, но с отсутствующим выражением, будто прислушиваясь к чему-то далекому, не замечая криков за стенами.

Удары в дверь превратились в нетерпеливый стук, а потом и вовсе стихли. Роджер слышал, как его собственное сердце тоже замедляет своей бешеный бег, и тревога рассеивается.

Он закрыл глаза, собираясь с мыслями. В голову приходили лишь отдельные строки.

Помоги нам, Господи…

Услышь нас…

«Помоги нам, Господи, – прошептал голос отца, другого отца, преподобного, где-то на окраине сознания. – Помоги нам, Господи, помнить, как часто люди грешат не из-за недостатка любви, а из-за недостатка ума, и как хитры силки, нас подстерегающие».

Каждое слово вспыхивало в сознании подобно горящему листку, поднятому из костра порывом ветра, и превращалось в пепел прежде, чем Роджер успевал за него ухватиться. Наконец он сдался и просто стоял, сжимая руки Хазбенда и слушая его низкое хриплое дыхание.

Снаружи по-прежнему доносились голоса, однако сейчас они отошли куда-то на второй план, звучали тихим фоном – так издалека доносится пение птиц. Затхлый воздух посвежел, будто по лачуге пролетел ветерок. Роджеру стало легче дышать, удары сердца замедлились.

Как он открыл глаза, Роджер не помнил. На светло-серых радужках Хазбенда виднелись голубые и черные точечки. Ресницы его были густыми, а на краешке века назревал ячмень. Маленькая выпуклость была гладкой и красной, с малиновым оттенком, цвета рассветного неба в день Создания. Лицо прорезали глубокие морщины – возле носа и рта, над широкими, кустистыми бровями, изящными, словно крылья птицы. Губы – полные и гладкие, темного-розового цвета; белые зубы, поразительно твердые, по сравнению с мягкой плотью вокруг…

Роджер стоял, не двигаясь, и поражался открывшейся ему красоте. Мысль, что на самом деле Хазбенд – коренастый мужчина средних лет с невыразительными чертами, не имела никакого значения. Роджер видел потрясающее своеобразие, уникальное и чудесное, неповторимое.

Он вдруг осознал, что уже испытывал подобное чувство – когда рассматривал своего новорожденного сына, изумляясь совершенству каждого крошечного пальчика, изгиба щечки и ушка, сиянию нежной кожи, сквозь которую светилась невинность. Сейчас перед ним было то же создание, не новорожденное и не такое невинное, но не менее поразительное.

Роджер опустил взгляд и обратил внимание на свои руки, сжимающие меньшие по размеру ладони Хазбенда. Его вдруг охватил трепет, когда он осознал красоту собственных пальцев, изгибы запястья и костяшек, восхитительное очарование тонкого красного шрама на большом пальце.

Хазбенд глубоко вздохнул и выпустил его руки. На краткий миг Роджер почувствовал себя опустошенным, затем вновь ощутил глубокое спокойствие, что пришло на смену изумлению перед красотой.

– Благодарю вас, друг Роджер, – тихо произнес квакер. – Я не надеялся на такую милость… но с радостью ее принимаю.

Роджер молча кивнул, а Хазбенд без колебаний отодвинул щеколду и распахнул дверь.

Толпа невольно отступила. Однако удивление тут же сменилось нетерпением и злостью. Хазбенд пропустил мимо ушей град вопросов и призывов и направился прямиком к лошади, которая стояла позади лачуги. Отвязав поводья от деревца, он вскочил в седло и только тогда взглянул на других регуляторов.

– Отправляйтесь домой! – провозгласил он. – Мы должны покинуть это место!

На мгновение воцарилась тишина, за которой тут же последовали изумленные и разъяренные выкрики.

– Какой дом? – воскликнул молодой человек со всклокоченной рыжей бородой. – У тебя, может, дом и есть, а мне идти некуда!

Хазбенд не шевельнулся.

– Отправляйтесь домой! – вновь прокричал он. – Предупреждаю вас – здесь остается только насилие!

– Ага, и мы на него пойдем! – проревел кряжистый мужчина, под приветственные возгласы вскидывая ружье над головой.

На Роджера регуляторы почти не обращали внимания. Он стоял чуть поодаль, наблюдая, как квакер медленно двинулся вперед. Хазбенд то и дело наклонялся, крича и жестикулируя в ответ людям, которые бежали за ним. Кто-то схватил его за рукав, и Хазбенд остановил лошадь, чтобы выслушать пламенную речь. Затем выпрямился, качая головой, и нахлобучил на голову шляпу.

– Я не хочу, чтобы пролилась кровь. Если вы останетесь здесь, друзья, свершится убийство. Уходите! Пока еще можете – уходите, умоляю вас!

Хазбенд вскинул взволнованное лицо и заметил Роджера в тени кизила. Хотя спокойствие покинуло его, в глазах светилась все та же решимость.

– Я ухожу! И молю вас всех – возвращайтесь домой!

Он уверенно повернул лошадь и пустил ее рысью. Несколько человек побежали следом, но быстро остановились и пошли обратно с обиженным видом.

Шум стал вновь нарастать – все одновременно говорили, спорили, доказывали, возражали. Роджер тихонько зашагал к кленовой роще. Хазбенд отбыл, пора и ему.

На его плечо легла рука.

– А ты, черт возьми, кто такой? Что ты наговорил Эрмону?

Напротив Роджера стоял грязный мужчина в рваном кожаном жилете, сжимая кулаки от злости и готовый выплеснуть гнев на ближайшего человека.

– Я сказал, что губернатор не хочет никому причинять вреда, если этого можно избежать, – произнес Роджер.

– Ты от губернатора? – поинтересовался другой мужчина, чернобородый, скептически разглядывая поношенную домотканую одежду Роджера.

Роджер, все еще под впечатлением от встречи с Хазбендом, чувствовал себя защищенным от агрессии и начинающейся истерии, что охватили пространство вокруг лачуги, но это ощущение быстро выветривалось. К допрашивающим мужчинам подходили другие, которых привлек разговор.

– Нет, – сказал Роджер громче. – Я пришел предупредить Хазбенда… предупредить вас всех. Губернатор хочет…

Его прервал хор возмущенных голосов, утверждающих, что плевать они хотели на желания Триона. Роджер оглянулся, но не увидел ни одного снисходительного лица, не говоря уже о дружелюбном.

– Дело ваше, – как можно холоднее сказал он. – Мистер Хазбенд дал вам наилучший совет, я его повторяю.

Он хотел было уйти, но его вновь схватили за плечи и развернули к толпе.

– Не так быстро, дружок, – произнес мужчина в кожаном жилете, до сих пор багровый от гнева. Кулаки он, впрочем, уже не сжимал. – Ты говорил с Трионом, так?

– Нет, – признался Роджер. – Меня отправил… – Можно ли назвать имя Джейми Фрейзера? Нет, лучше не надо, оно вызовет куда больше проблем. – Я пришел попросить Эрмона Хазбенда перейти реку и самому убедиться, как обстоят дела. Вместо этого он доверился моему мнению. Вы видели его ответ.

– Так я тебе и поверил! – Грузный мужчина с рыжими бакенбардами воинственно задрал подбородок. – И зачем же нам доверять твоему мнению, а? – передразнил он шотландский говор Роджера под хохот товарищей.

Спокойствие, которое Роджер вынес из лачуги, еще не совсем его оставило.

– Я не могу заставить вас слушать, сэр. Но те, у кого есть уши, – услышат.

Он обвел взглядом лица собравшихся, и они неохотно, один за другим, умолкли.

– Войска губернатора хорошо вооружены и стоят в полной боевой готовности. – Собственный голос показался Роджеру странным, будто кто-то говорил издалека. – Хотя я не видел губернатора лично, я слышал о его намерениях: он не желает проливать кровь, но твердо намерен применить силу, если понадобится разогнать ваше объединение. Если же вы мирно разойдетесь по домам, он проявит снисходительность.

Тишину прервал звук плевка. В грязь у ботинка Роджера шлепнулся комок коричневой от табака слизи.

– Вот, – емко заметил плюнувший человек, – это губернатору.

– А это тебе, дурень! – заявил его товарищ, замахиваясь на Роджера.

Тот уклонился и, подставив плечо, сбил мужчину с ног. Однако за ним стояли другие, поэтому Роджер замер со стиснутыми кулаками, готовый защищаться.

– Не бейте его, парни, – одернул их мужчина в кожаном жилете. – По крайней мере, пока.

Он обошел Роджера, предусмотрительно держась на расстоянии.

– Видел ты рожу Триона или нет, не важно, но вот его войска-то ты видел, верно?

– Да.

Сердце колотилось в груди, в висках стучало, и все-таки Роджер почему-то не боялся.

– Так сколько у Триона людей?

Мужчина не сводил с Роджера внимательного взгляда. Отвечать лучше честно. Скорее всего, они знают правду; ничто не мешало регуляторам пересечь Аламанс.

– Чуть больше тысячи, – произнес Роджер, точно так же изучая лицо мужчины. На нем не отразилось удивление – он знал. – Зато они обучены. И у них есть артиллерия. Полагаю, у вас ее нет, сэр?

Лицо мужчины стало непроницаемым.

– Полагай, что хочешь. Можешь передать Триону, что нас в два раза больше. Обучены мы или нет… Мы все вооружены, у каждого по ружью.

Он запрокинул голову, щурясь на солнце.

– Час, верно?.. Идите-ка назад, на ту сторону, сэр. Передайте губернатору, что мы хотим высказаться и сделаем это по-своему. Если он прислушается и выполнит наши требования, отлично. Если нет… – Регулятор коснулся висящего на поясе оружия и мрачно кивнул.

Роджер окинул взглядом умолкших людей, не говоря ни слова, развернулся и ушел. В шелесте весенней листвы ему слышался голос преподобного.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

Хорошо бы попытку тоже зачли.