Глава 4
Не сейчас

После долгого обсуждения оба трупа бережно вынесли из кладовой и уложили на краю крыльца. Просто в хижине не было места, чтобы расположить их там подобающим образом, к тому же, учитывая обстоятельства…

– Нельзя, чтобы старина Арч и дальше оставался в неведении, – сказал Джейми, завершая спор. – Если тело будет на виду, он, может, выйдет, а может, и нет, но, по крайней мере, узнает, что его жена мертва.

– Узнает, – согласился Бобби Хиггинс, бросив тревожный взгляд на деревья. – Как вы думаете, что он сделает?

Джейми постоял, глядя в строну леса, затем покачал головой.

– Будет горевать, – спокойно сказал он. – А утром мы решим, что делать.

Устроить нормальное бдение мы не могли, но постарались соблюсти надлежащие обычаи. Эмили пожертвовала для миссис Баг свой собственный саван, который сшила, когда в первый раз вышла замуж, а бабулю Маклауд обрядили в мою запасную сорочку и пару передников, наспех зашитых для благопристойности. Тела уложили по сторонам крыльца, на груди у обеих усопших стояло по блюдечку с солью и кусочком хлеба, хотя пожирателя грехов не предвиделось. Наполнив небольшой глиняный горшок углями, я поставила его рядом с телами. Мы договорились, что ночью будем бдеть над покойными по очереди, так как крыльцо выдержит только двух-трех человек, не больше.

– «Там в лунном свете голубом сверкает белый снег, как днем»^[16], – тихо сказала я.

Так оно и было. Буря закончилась, и неполная луна сияла чистым и холодным светом, отчего каждое заснеженное дерево выделялось отчетливо и тонко, словно на японских рисунках тушью. А среди далеких развалин Большого дома груда обгорелых бревен скрывала все, что лежало под ней.

Мы с Джейми вызвались посидеть первыми. Никто не возражал, когда Джейми объявил о своем решении. Хотя эту тему не затрагивали, перед мысленным взором каждого представал Арч Баг, который затаился где-то в лесу, один-одинешенек.

– Думаешь, он там? – шепотом спросила я у Джейми, кивая в сторону темных деревьев, что покоились в своих пушистых саванах из снега.

– Если бы ты лежала здесь, a nighean, – ответил он, глядя вниз на неподвижные белые фигуры на краю крыльца, – я был бы рядом с тобой, живой или мертвый. Присядь.

Я села возле него. Горшок с тлеющими углями стоял у наших закутанных в плащи коленей.

– Бедняжки, – сказала я, немного помолчав. – Так далеко от Шотландии!

– Да, – согласился он и взял мою ладонь. Его рука была такой же холодной, как моя, но большой и сильной, и это успокаивало. – Но их похоронят среди тех, кто знал и чтил их традиции, пусть эти люди и не приходятся им родней.

– Ты прав.

Если внуки бабули Маклауд когда-нибудь вернутся, то найдут, по крайней мере, могильный камень и поймут, что к ней отнеслись по-доброму. У миссис Баг не было родственников, кроме Арча. Никто не будет искать ее могилу, но Мурдина упокоится среди тех, кто ее знал и любил. А как же Арч? Даже если у него и осталась родня в Шотландии, он об этом никогда не упоминал. Жена стала для него всем, впрочем, как и он для нее.

– Ты, э-э, не думаешь, что Арч может… покончить с собой? – осторожно спросила я. – Когда узнает?

Джейми уверенно покачал головой.

– Нет, это не в его характере.

С одной стороны, я обрадовалась, услышав слова Джейми, но часть меня, более приземленная и менее сострадательная, тревожно задавалась вопросом: на что может пойти человек вроде Арча, когда ему нанесли смертельный удар, навсегда лишив женщины, которая почти всю жизнь была его опорой и спасительной гаванью?

«Как поступит такой человек? – размышляла я. – Будет безвольно плыть, гонимый ветром, пока не наскочит на риф и не затонет, или, за неимением лучшего, привяжет свою жизнь к якорю гнева, а месть сделает новым компасом? Я видела, как Джейми и Йена гложет чувство вины. Что же тогда чувствует Арч? Способен ли человек выдержать подобное? Или ему необходимо дать волю чувствам, чтобы просто выжить?»

Джейми не сказал ни слова о собственных предположениях, но я заметила у него на поясе и пистолет, и кинжал. Пистолет был заряжен и взведен, сквозь смолистый аромат елей и пихт пробивался запах пороха. Конечно, вполне возможно, что Джейми собирался отпугивать волков или лис…

Какое-то время мы сидели молча, наблюдая за мерцающими угольками в горшке и отблесками света в складках саванов.

– Как ты думаешь, должны ли мы помолиться? – прошептала я.

– Я не перестаю молиться с тех пор, как это случилось, саксоночка.

– Понимаю.

Я и вправду понимала – страстная мольба, чтобы все это оказалось не на самом деле, сменялась отчаянной просьбой наставить и указать путь. Стремление что-то сделать, хотя уже ничего, совсем ничего сделать нельзя. И, конечно, молитва за упокой новопреставленных. По крайней мере, бабуля Маклауд ожидала смерть и обрадовалась ей, подумала я. А вот миссис Баг, должно быть, страшно удивилась, когда так внезапно погибла. Перед моим мысленным взором промелькнула печальная картина: бедная женщина стоит в снегу рядом с крыльцом и глядит на свой труп, руки уперты в могучие бедра, губы недовольно поджаты из-за такого грубого освобождения от телесной оболочки.

– Представляю, каким это было потрясением, – обратилась я извиняющимся голосом к ее тени.

– Это точно.

Джеймс достал из кармана плаща флягу. Вытащил пробку, наклонился, аккуратно вылил по несколько капель виски на голову каждой из покойниц и поднял флягу в молчаливом тосте сначала за бабулю Маклауд, а потом и за миссис Баг.

– Мурдина, жена Арчбальда, ты была великой стряпухой, – сказал он просто. – Я всю жизнь буду помнить твое печенье и думать о тебе за утренней кашей.

– Аминь, – произнесла я, и мой голос дрогнул от смеха и слез.

Взяв флягу, я сделала большой глоток. Виски обожгло горло, и я закашлялась.

– Я знаю, как она готовила маринованные овощи пиккалилли. Обязательно запишу рецепт, он не должен быть забыт.

Мысль о записи вдруг напомнила мне о неоконченном письме, которое так и лежало, аккуратно сложенное, у меня в рабочей сумке. Джейми почувствовал, что я напряглась, и вопросительно посмотрел на меня.

– Я просто подумала о том письме, – сказала я, откашливаясь. – То есть, мне кажется, что, хотя Роджер и Бри знают о пожаре, они обрадуются, когда прочтут, что мы все еще живы. Если, конечно, когда-нибудь получат письмо.

Прекрасно понимая, что времена опасные, а исторические документы могут и не сохраниться, Джейми и Роджер придумали несколько способов передачи информации, начиная с публикации зашифрованных сообщений в различных газетах и заканчивая куда более сложными схемами с участием Церкви Шотландии и Банка Англии. Все это, конечно, имело смысл только в том случае, если семья Маккензи прошла через камни и благополучно оказалась в более-менее правильном времени. Ради собственного спокойствия я убеждала себя, что они добрались.

– Но я не хочу заканчивать письмо рассказом вот об этом. – Я кивнула в сторону фигур в саванах. – Они любили миссис Баг, а Бри очень расстроится из-за Йена.

– Ты права, – задумчиво проговорил Джейми. – И вполне вероятно, что Роджер Мак пораскинет мозгами и догадается насчет Арча. А когда знаешь, но ничего не можешь сделать… да, они будут волноваться, пока не найдут другое письмо, где будет написано, чем обернулось дело. И один Бог знает, сколько пройдет времени, пока все уладится.

– А если они не получат следующее письмо?

«Или мы погибнем раньше, чем успеем его написать», – подумала я.

– Да, уж лучше ничего им не рассказывать. Не сейчас.

Я подвинулась ближе, прильнула к нему, и он обнял меня. Некоторое время мы сидели тихо, встревоженные и скорбящие, но нас успокаивали мысли о Роджере, Бри и детях.

Из хижины доносились звуки. Сначала все притихли, ошеломленные, но обыденность брала свое. Дети не могли долго молчать, и сейчас из-за двери слышались тоненькие голоса, которые задавали вопросы и просили еду. Малыши о чем-то возбужденно переговаривались, довольные, что их не отправляют спать, несмотря на поздний час, и их болтовня пробивалась сквозь звяканье посуды и звуки приготовления пищи: для поминок готовили лепешки и пироги с мясом – миссис Баг была бы довольна. Внезапно из трубы вылетел сноп искр и рассыпался вокруг крыльца падающими звездами, ослепительно яркими на фоне темной ночи и свежего белого снега.

Джейми покрепче прижал меня к себе и вздохнул, любуясь красивым зрелищем.

– Так что ты там говорила про белый снег, который сверкает как днем? – Знакомая строка звучала непривычно от мягкого горского выговора. – Это стихи, да?

– Да, правда, не совсем подобающие для бдения над покойником: шутливое рождественское стихотворение про визит святого Николая.

Джейми фыркнул, его дыхание повисло белым облачком.

– Не думаю, что слово «подобающий» имеет какое-то отношение к бдению или поминкам, саксоночка. Дай скорбящим достаточно выпивки, и они затянут: «А ну-ка, передай бутылку» – и пустятся в пляс во дворе под луной.

Я сдержала смех, но очень живо представила себе эту картину. Чего-чего, а выпивки у нас хватало: бадья свежего, недавно сваренного пива стояла в кладовке, а Бобби принес из амбара бочонок виски, припрятанный для непредвиденных случаев. Я подняла руку Джейми, поцеловала холодные костяшки пальцев. Отчаяние и растерянность постепенно проходили, мы все сильнее чувствовали пульс жизни за нами. Хижина походила на маленький яркий островок жизни, дрейфующий в холоде черно-белой ночи.

– «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе»^[17], – тихо произнес Джейми, словно уловив мои невысказанные мысли.

– Вот это подобающие слова, – суховато сказала я. – Может, даже слишком.

– Да? Ты о чем?

– «Не спрашивай никогда, по ком звонит колокол, он звонит и по тебе…» Мне доводилось слышать фразу «Нет человека, который был бы как остров…» только вместе со строкой про колокол.

Джейми хмыкнул.

– Знаешь его наизусть? – не дожидаясь ответа, он наклонился и палкой поворошил угли, подняв бесшумный фонтанчик искр. – Знаешь, а ведь это вовсе не стихотворение… Вернее, так считал сам автор.

– Не стихотворение? – удивилась я. – А что же тогда? Или чем было?

– Медитацией, это нечто среднее между проповедью и молитвой. Джон Донн написал ее как часть «Обращения к Господу в час нужды и бедствий». Вполне подобающие слова, не так ли? – добавил он с ноткой мрачного юмора.

– И чем они проникновеннее других? Или я что-то упускаю?

– М-м-м, – пробормотал Джейми, притянул меня к себе и наклонился, пристроив свою голову на мою макушку. – Сейчас попробую вспомнить. Не все, конечно, только те строки, что меня поразили. Поэтому я их и помню.

Я слышала, как он медленно и размеренно дышит, пытаясь сосредоточиться.

– «Все человечество – творение одного автора, – медленно произнес Джейми. – Оно есть единый том, и когда человек умирает, соответствующую главу не вырывают из книги, а переводят на другой, более совершенный язык. И каждую главу должны перевести в свой черед». Дальше я не помню наизусть, но мне всегда нравились эти строки: «Колокол действительно звонит о том, кто внемлет ему». – Его рука нежно сжала мою ладонь. – «И хотя звон порой умолкает, слышащие его соединяются с Богом».

– Хм, – я немного поразмышляла над его словами. – Ты прав, не так поэтично, но все же более обнадеживающе.

Я почувствовала, как он улыбается.

– Да, для меня всегда так было.

– Где ты нашел это стихотворение?

– Джон Грей дал мне почитать книжицу произведений Джона Донна, когда я был узником в Хелуотере.

– Весьма просвещенный джентльмен.

Меня слегка задело напоминание о значительном куске жизни, который Джейми разделил с Джоном Греем, а не со мной. И все же хорошо, что в то тяжелое время у него был друг, неохотно признала я. Внезапно я задалась вопросом: а сколько раз Джейми слышал этот колокольный звон?

Я привстала, дотянулась до фляжки и глотнула виски. Через дверь просачивался запах выпечки, лука и вареного мяса, и мой желудок неприлично заурчал. Джейми не заметил; задумчиво прищурившись, он смотрел на запад, туда, где за тучей пряталась огромная гора.

– Парни Маклауд говорили, что, когда они спускались, снега уже навалило выше колена, – сказал он, а потом добавил: – Если здесь свежего снега на фут, то перевалы на все три засыплет. До весенней оттепели мы никуда не пойдем, саксоночка. По крайней мере, будет достаточно времени, чтобы вырезать подобающие надгробия.

Он взглянул на наших безмолвных гостий.

– Значит, ты по-прежнему собираешься поехать в Шотландию?

Джейми объявил о своем намерении после того, как сгорел дом, но с тех пор больше об этом не заговаривал. Я не знала, действительно ли он хочет вернуться или тогда просто сказал так в сердцах.

– Да, собираюсь. Думаю, нам нельзя здесь оставаться, – произнес он с некоторым сожалением. – Наступит весна, и в глубинке опять все забурлит. Мы слишком близко подошли к огню. – Он указал подбородком в сторону обгорелых руин Большого дома. – У меня нет желания поджариться в следующий раз.

– Э-э… да.

Я знала, что Джейми прав. Мы могли бы построить другой дом, но вряд ли нам дадут жить там спокойно. К тому же Джейми был – или по крайней мере когда-то числился – полковником местной милиции и теперь мог оставить должность, только если бы тяжело заболел или просто-напросто сбежал. Далеко не все жители горных районов поддерживали восстание. Я знавала людей, у которых сожгли имущество, а их самих избили и загнали в леса или болота либо убили на месте из-за неосторожно выраженных политических взглядов.

Скверная погода помешала нам уехать, но она же остановила продвижение ополченцев и банд головорезов. От этой мысли у меня все внутри похолодело, и я поежилась. Джейми заметил и спросил:

– Может, зайдешь в хижину, a nighean? Я могу и один покараулить.

– Отлично. А когда мы выйдем с лепешками и медом, то увидим, что ты лежишь, бездыханный, рядом со старушками, а из головы у тебя торчит топор. Нет уж, мне и тут хорошо.

Я хлебнула еще виски и передала фляжку Джейми.

– Ведь нам необязательно ехать в Шотландию, – сказала я, глядя, как он пьет. – Мы могли бы перебраться в Нью-Берн. Ты бы мог заняться печатным делом вместе с Фергусом.

Джейми тогда сказал о своих планах: поехать в Шотландию, забрать печатный пресс, который он оставил в Эдинбурге, а затем вернуться и воевать, только свинец на его войне будет в виде литерных колодок, а не ружейных пуль. Даже не знаю, какой способ более опасный.

– Неужели ты думаешь, что Арч постесняется проломить мне голову в твоем присутствии, если он уже это решил? – Джейми слегка улыбнулся, отчего у чуть раскосых глаз появились треугольники морщинок. – Нет, сам Фергус может лезть на рожон, если захочет, но я не имею права рисковать им и его семьей.

– Значит, мне только нужно знать, что ты собираешься печатать. А мое присутствие, может, и не остановит Арча, но зато я смогу крикнуть «Берегись!», если увижу, что он крадется к тебе.

– Я не против, если ты всегда будешь прикрывать мою спину, саксоночка, – серьезно сказал он. – Ты ведь уже поняла, что я собираюсь делать?

– Да, – вздохнула я. – Иногда я надеюсь, что хоть в этот раз ошиблась насчет тебя, но, увы, все тщетно.

Джейми от души рассмеялся.

– Да уж, ты ни разу не ошиблась, – согласился он. – Но ты же еще здесь?

Он поднял фляжку и, отсалютовав мне, глотнул виски.

– Приятно слышать, что кому-то будет меня не хватать, когда я погибну.

– А почему «когда» вместо «если»? – холодно заметила я.

– Всегда было «когда», саксоночка, – мягко произнес он. – «Так каждой главе суждено быть переведенной в свой черед». Так ведь?

– Искренне надеюсь, что до этого не дойдет, но если вдруг возникнет такой вопрос… Где бы ты хотел, чтобы тебя похоронили: здесь или отвезли обратно в Шотландию?