Я не была шокирована: Джон Грей говорил мне об этом предложении годы тому назад, еще на Ямайке. Однако, думаю, он не понял, в чем был его истинный смысл.

Рука Джейми сжалась на моей, и он провел большим пальцем по моему, легонько поглаживая ноготь. Он посмотрел на меня, и я ощутила, как глаза исследуют мое лицо – не вопросительно, а так, как бывает, когда люди по-новому видят нечто давно знакомое. Глаза вдруг узнают то, что долгое время было известно только сердцу. Он поднял вторую руку и провел по линии бровей, два пальца на мгновение замерли на моей скуле, затем он запустил холодную ладонь в теплую копну моих волос.

– Невозможно быть так близко друг к другу, – наконец сказал он, – быть друг у друга внутри, чувствовать запах пота, касаться волос на теле – и не видеть души. Даже если ты сможешь… – Он замялся, и я задумалась о том, кто сейчас пришел ему в голову – Черный Джек Рендалл или Лаогера, женщина, на которой он женился, думая, что меня нет в живых. – Что ж, это страшно само по себе, – закончил он мягко и уронил руку.

Между нами повисла тишина. Внезапно снаружи послышался шелест травы: Адсо совершил резкий прыжок и исчез из вида, пересмешник принялся беспокойно кричать с большой красной сосны. В кухне что-то со звоном упало на пол, а затем до нас донеслось ритмичное шуршание метлы. Все это были домашние звуки, звуки жизни, которую мы создали.

Делала ли это когда-нибудь? Ложилась ли с мужчиной, не видя ни частички его души? Да, и он был прав. По спине пробежал холодок, и волосы на коже беззвучно встали дыбом.

Он вздохнул, и вздох этот, казалось, шел от самых стоп, а затем пригладил убранные в косичку волосы.

– Но Джон не стал этого делать. – Джейми выразительно взглянул на меня и криво усмехнулся. – Он сказал, что любит меня. Что если я не могу ответить ему взаимностью – а он знал, что я не могу, – то он не станет разменивать настоящую монету на фальшивку.

Он встряхнулся, как собака, выходящая из воды.

– Нет. Человек, который сказал такое, не может оказаться тем, кто насилует ребенка из-за симпатичных голубых глаз его отца. Это я могу сказать тебе наверняка, саксоночка.

– Нет, – эхом отозвалась я. – Скажи мне… – Я запнулась, и он поглядел на меня, приподняв одну бровь. – Если… Если бы он… Принял твое предложение… и… Ты бы обнаружил… – Я искала подходящие слова. – Не таким, эээ, достойным человеком, как ты надеялся…

– Я сломал бы его шею прямо там, у озера, – ответил он. – Не имело бы значения, повесят меня или нет: я не дал бы ему забрать мальчика. – Но он оказался не таким, и я позволил, – добавил он, чуть пожав плечами. – Так что, если молодой Бобби и ложится в постель к его светлости, думаю, он делает это по доброй воле.

Ни один человек не способен показать себя с лучшей стороны, когда кто-то держит его за задницу. Я замечала это прежде, и Роберт Хиггинс не стал исключением из правил.

– Больно почти не будет, – сказала я насколько возможно утешительно. – Тебе только нужно стоять смирно.

– О, я постараюсь, мэм, я справлюсь, – горячо заверил меня он.

Бобби был в одной рубашке. Он стоял на хирургическом столе на четвереньках, так чтобы пораженная зона была на уровне моих глаз. Щипцы и нити для лигатуры были разложены на столике справа от меня, рядом с миской свежих пиявок, приготовленных на всякий случай.

Он сдавленно пискнул, когда я приложила к его заду салфетку, смоченную скипидаром, чтобы хорошенько продезинфицировать место перед операцией, но Хиггинс сдержал слово и не дернулся.

– Мы добьемся отличного результата, – заверила я, беря в руку пару длинноносых щипцов. – Но если ты хочешь, чтобы он сохранился, то придется серьезно изменить рацион. Ты меня понял?

Он судорожно выдохнул, когда я взяла один из узлов и потянула на себя. Всего их было три, классическое расположение: на девять, два и пять часов. Они были вспухшие, как малина, и примерно такого же цвета.

– Ой! Д-да, мэм.

– Овсянка, – твердо сказала я, беря щипцы в левую руку и не ослабляя при этом хватку, чтобы взять правой иглу с вдетой в нее шелковой нитью. – Каша каждое утро, без всяких отговорок. Ты заметил изменения к лучшему в пищеварении с тех пор, как миссис Баг начала кормить тебя кашей на завтрак?

Я свободно обернула нитью основание узла, затем осторожно протолкнула иголку в петлю и туго ее затянула.

– Ах!.. Ох!.. О… говоря по правде, мэм, это как гадить кирпичами, завернутыми в ежиную шкуру. Ничего не изменяется, что бы я ни ел.

– Что ж, изменится, – уверенно сказала я, закрепляя лигатуру узлом. Я отпустила узел, и он глубоко вздохнул. – Теперь, виноград. Ты ведь любишь виноград?

– Нет, мэм. У меня сводит зубы, когда я его кусаю.

– Правда? – Его зубы не выглядели гнилыми, но стоило осмотреть их еще раз – возможно, он страдал от цинги. – Что ж, мы попросим миссис Баг сделать для тебя пирог с изюмом – его ты сможешь есть без всяких проблем. У лорда Джона хороший повар? – Я прицелилась, снова взяв в руку щипцы, и зафиксировала следующий узел. Теперь уже привыкший к ощущениям, Бобби лишь тихонько крякнул.

– Да, мэм. Индеец, по имени Маноке.

– Хмм.

Повернуть, приподнять, затянуть, завязать.

– Я запишу рецепт пирога с изюмом, отнесешь ему. Он готовит ямс или бобы? Бобы в этом деле очень помогают.

– Думаю, да, мэм. Вот только его светлость…

Я оставила окна открытыми для проветривания: Бобби был не грязнее других, но и совершенно точно не чище – поэтому я услышала звуки с тропинки, что вела к дому: голоса и звон упряжи. Бобби тоже их услышал и испуганно посмотрел в сторону окна, задняя часть его туловища напряглась, как будто он был кузнечиком, который вот-вот спрыгнет со стола. Я было схватила его за ногу покрепче, но потом передумала. Я не могла закрыть окно – только ставни, но мне нужен был свет.

– Вставай-ка и спускайся со стола, – сказала я ему, беря в руки полотенце. – Я пойду посмотрю, кто это.

Он с готовностью кинулся выполнять указания – слез со стола и торопливо схватил снятые брюки.

Я вышла на крыльцо как раз вовремя, чтобы поприветствовать двоих мужчин, которые вели мулов по последнему крутому подъему в наш двор. Это были Ричард Браун и его брат Лайонел из одноименного Браунсвиля. Я была удивлена их появлением. От Риджа до Браунсвилля было добрых три дня дороги, и между поселениями торговля шла не очень бойко. В противоположном направлении на примерно таком же расстоянии находился Салем, но жители Риджа ездили туда гораздо чаще. Переселенцы из графства Мари были отличными мастерами и торговцами: они брали мед, масло, соленую рыбу, шкуры в обмен на сыр, горшки, цыплят и прочую мелкую живность. Насколько я знала, обитатели Браунсвилля занимались разве что продажей дешевых товаров индейцам чероки да производством низкосортного пива, которое не стоило такого долгой дороги.

– Хорошего дня, хозяйка! – Ричард, старший и при этом более щуплый и низкий из братьев, коснулся тульи своей шляпы, но снимать не стал. – Твой муж дома?

– Он у сенника, чистит шкуры. – Я тщательно вытерла руки полотенцем, которое принесла с собой. – Проходите на кухню, я принесу вам сидра.

– Не беспокойся.

Без всяких дальнейших объяснений он развернулся и целенаправленно начал огибать дом. Лайонел Браун, который был чуть выше брата, но так же долговяз и нескладен, как он, коротко кивнул мне и пошел следом за Ричардом. Они оставили своих мулов во дворе со свободно висящими поводьями, очевидно, ожидая, что я ими займусь. Животные медленно разбредались в разные стороны, периодически останавливаясь, чтобы пожевать высокую траву, что росла возле тропинки.

– Хм! – сказала я, глядя вслед братьям Браун.

– Кто это такие? – спросил низкий голос за моей спиной. Бобби Хиггинс тоже вышел на улицу и теперь заглядывал за угол, щуря здоровый глаз. Бобби с подозрением относился к незнакомцам – и в этом не было ничего удивительно, учитывая его бостонские несчастья.

– Соседи, если можно так выразиться.

Я спрыгнула с крыльца и поймала одного мула за поводья прямо перед тем, как он успел дотянуться до персикового деревца, которое я посадила возле дома. Выражая недовольство таким неуместным вмешательством в его дела, мул оглушительно заржал прямо мне в лицо.

– Позвольте мне, мэм.

Бобби, в руках у которого уже были поводья другого мула, потянулся, чтобы взять у меня уздечку.

– А ну-ка, стой! – грозно сказал он непокорному мулу. – Уймись сейчас же, а не то выпорю хворостиной.

Бобби был не кавалеристом, а пехотинцем – сейчас это стало совершенно очевидным. Говорил он довольно резко и грозно, но его выдавала так расхожая со словами, неуверенная манера держаться. Он неловко дернул за упряжь. Мул тотчас же поджал уши и укусил его за руку.

Бобби закричал и выпустил поводья. Кларенс, мой собственный мул, услыхал шум и громко, приветственно заржал из загона. Оба мула-чужака рысью кинулись к нему, болтая стременными ремнями.

Бобби не сильно пострадал, хотя животное умудрилось прокусить кожу: пятна крови медленно проступали сквозь ткань на рукаве рубашки. Пока я поднимала манжет, чтобы взглянуть на ранение, на крыльце послышались чьи-то торопливые шаги. Я обернулась и увидела Лиззи с большой деревянной ложкой в руках, вид у нее был встревоженный.

– Бобби! Что случилось?

Увидев ее, он мгновенно выпрямился и, изображая полную невозмутимость, откинул локон каштановых волос со лба.

– О, ах! Пустяки, мисс. Вроде как небольшое недоразумение с этими нечестивцами. Нечего бояться, все хорошо.

На этих словах его глаза закатились, и он упал в обморок.

– О! – Лиззи пулей слетела вниз по ступеням и склонилась над Бобби, осторожно похлопывая его по щеке. – С ним все в порядке, миссис Фрэзер?

– Бог его знает, – искренне ответила я. – Думаю, что да. – Дыхание Бобби было спокойным, и я нащупала относительно ровный пульс на запястье.

– Занесем его внутрь? Или стоит принести жженое перо? А может, лучше нашатырь из кабинета? Или бренди? – Лиззи хлопотала, как взволнованный шмель, готовый лететь в любом направлении.

– Нет, думаю, он приходит в себя. – Большинство обмороков длятся не больше пары секунд, по тому, как задвигалась его грудь, я поняла, что Бобби стал дышать глубже.

– Капелька бренди не помешает, – пробормотал он, приоткрывая глаза.

Я кивнула Лиззи, которая тут же исчезла в доме, оставив свою ложку в траве.

– Чувствуешь себя неважно, да? – спросила я сочувственно. Полученная травма была всего лишь царапиной, и я совершенно точно не делала ничего такого, что могло привести взрослого мужчину в состояние шока – по крайней мере, в состояние физического шока. Так в чем же было дело?

– Не знаю, мэм. – Бобби попытался сесть, и, хотя лицо было белым как простыня, в остальном он, кажется, чувствовал себя сносно, поэтому я позволила ему сделать это. – Просто у меня перед глазами то и дело появляются эти точки, они кружатся и жужжат, будто пчелиный рой, а потом все вдруг темнеет.

– То и дело? Такое случалось раньше? – резко спросила я.

– Д-да, мэм… – Голова Бобби покачивалась, как подсолнух на ветру, и я подхватила его под мышки на случай, если он снова отключится. – Его светлость надеялись, что вы сможете найти какое-нибудь средство, чтобы это прекратилось…

– Его свет… О, так он знает об обмороках?

Боже, ну конечно, он знает, если Бобби то и дело валится без чувств прямо у него перед глазами.

Он кивнул и глубоко, судорожно втянул воздух.

– Доктор Потс регулярно делал мне кровопускания, дважды в неделю. Но, кажется, это не помогло.

– Смею предположить, что нет. Надеюсь, от него было больше пользы с твоим геморроем, – заметила я сухо.

Лицо его слегка порозовело – бедному мальчику не хватило крови, чтобы как следует покраснеть, – и он отвернулся в сторону, уставившись на ложку в траве.

– Эм… Я… никому об этом не рассказывал.

– Нет? – Я была удивлена. – Но…

– Видите ли, это все дорога. Из Вирджинии. – Румянец стал ярче. – Я ни за что бы не сознался, не гори у меня так задница после недели на чертовой лошади – прошу прощения, мэм. У меня не было шанса это скрыть.

– То есть лорд Джон тоже об этом не знал?

Он энергично замотал головой, так что его растрепанные каштановые кудри снова опустились на лицо. Я чувствовала раздражение и досаду – на себя, из-за того, что неверно истолковала мотивы Джона Грея, и на него самого за то, что он сделал из меня дуру.

– Что ж… Тебе уже получше?

Лиззи так и не явилась с бренди, и я тут же задалась вопросом, куда она могла деться. Бобби по-прежнему был бледен, но смело кивнул и с трудом поднялся на ноги. Он стоял, моргая и раскачиваясь, и пытался сохранить равновесие. Буква «У», клеймо, выжженное на его щеке, стала заметнее и зло алела на белой коже.

Отвлеченная обмороком парня, я не обращала внимания на доносящиеся звуки. Однако теперь я услышала голоса и приближающиеся шаги. Джейми и двое Браунов появились из-за угла дома и, увидев нас, остановились. Джейми, и без того немного печальный, нахмурился сильнее. Брауны же, напротив, казались удовлетворенными, но в их удовлетворенности было какое-то мрачное ликование.

– Значит, это правда? – Ричард Браун зло уставился на Бобби Хиггинса, а затем повернулся к Джейми. – Ты держишь убийцу в своих владениях?

– Действительно? – Джейми был подчеркнуто холоден, но вежлив. – Я и не знал.

Он очень изящно, на французский манер, поклонился Бобби Хиггинсу, а затем выпрямился и указал на Браунов.

– Мистер Хиггинс, могу я представить вам мистера Ричарда Брауна и мистера Лайонела Брауна. Джентльмены, мой гость, мистер Хиггинс.

Фраза «мой гость» была произнесена с особым ударением, что заставило Ричарда Брауна сжать и без того тонкие губы до их полного исчезновения.

– Осторожно, Фрэзер, – обронил он, не отрываясь глядя на Бобби, как будто ожидая, что тот испарится. – В наши дни водить дружбу с неправильными людьми может быть опасно.

– Я выбираю компанию по собственному усмотрению, сэр. – Джейми говорил тихо, цедя слова сквозь сжатые зубы. – И ваша меня не интересует, Джозеф.

Отец Лиззи, Джозеф Уэмисс, появился из-за угла, ведя за собой двух мулов-бунтарей, которые теперь выглядели безобидными, как котята, хотя каждый из них серьезно превосходил размерами щуплого мистера Уэмисса.

Бобби Хиггинс, ошарашенный этой сценой, недоуменно посмотрел на меня, ожидая объяснений. Я слегка пожала плечами, ничего не говоря. Брауны тем временем забрались на мулов и двинулись прочь со двора, их прямые спины буквально источали гнев. Джейми дождался, пока они исчезнут из виду, потом запустил руку в волосы и зло выдохнул, бормоча что-то на гэльском. Я не уловила всей сути, но поняла, что он сравнивает недавних гостей с наростами вроде тех, что были у мистера Хиггинса, в пользу вышеупомянутых.

– Прошу прощения, сэр? – Хиггинс выглядел совершенно потерянным, но желал угодить.

Джейми кинул взгляд в его сторону.

– Пусть катятся к чертовой матери, – сказал Джейми, с отвращением махнув рукой в направлении, куда уехали Брауны. Он поймал мой взгляд и повернулся к дому. – Пойдем-ка, Бобби, нам нужно кое-что обсудить.

Я последовала за ними из любопытства и на случай, если мистеру Хиггинсу снова станет нехорошо. Он двигался довольно уверенно, но по-прежнему был очень бледен. По сравнению с Бобби мистер Уэмисс – стройный и светловолосый, как и его дочь – просто лучился здоровьем. «Что же не так с Бобби?» – раздумывала я. Идя за ним следом, я украдкой бросила взгляд на его брюки – кровотечения не было.

Джейми привел нас в свой кабинет и указал на стоящие в беспорядке стулья и коробки, которые были предназначены для посетителей. Однако оба, мистер Уэмисс и Бобби, предпочли стоять; Бобби – по очевидным причинам, мистер Уэмисс – из уважения, ему вообще было неловко сидеть в присутствии Джейми, за исключением обедов.

Я же, не обремененная социальными или физическими ограничениями, уселась на лучший стул и приподняла бровь, глядя на Джейми, который сел за рабочий стол.

– Вот в чем дело, – начал он без всякой преамбулы. – Браун и его брат провозгласили себя главами комитета безопасности и приехали, чтобы учесть меня и моих арендаторов в качестве его членов. – Он чуть скривил угол рта. – Я отказался, как вы, без сомнения, заметили.

Внутри у меня все сжалось, когда я подумала о словах майора Макдональда и о том, что знала сама. Значит, вот оно, начало.

– Комитет безопасности? – Мистер Уэмисс выглядел сбитым с толку и кинул взгляд на Бобби Хиггинса, чье недоумение постепенно испарялось.

– Вот оно что, – тихо сказал Бобби. Пряди кудрявых каштановых волос выбились из хвоста, и он заправил одну за ухо.

– Вы слышали о таких комитетах раньше, мистер Хиггинс? – спросил Джейми, поднимая бровь.

– Сталкивался с одним, сэр. Подобным. – Он ненароком коснулся нижнего века под искалеченным глазом. Парень по-прежнему был бледен, но самообладание постепенно возвращалось к нему. – Это разбойники, сэр. Как их мулы, только куда злее. – Он улыбнулся невеселой улыбкой и расправил рукав над укусом.

Упоминание о мулах внезапно напомнило мне о другом, и я резко встала, прерывая разговор на полуслове.

– Лиззи! Где Лиззи?

Не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, я быстро встала и пошла к двери, выкрикивая ее имя, – но никто не отзывался. Она ушла за бренди, в кухне его было еще много, о чем ей было известно – я только вчера видела, как она набирала немного для миссис Баг. Она должна быть в доме. Конечно, она не пошла бы…

– Элизабет? Элизабет, где ты? – Мистер Уэмисс направился прямо за мной, выкрикивая имя дочери, пока я шла по холлу в кухню.

Лиззи лежала в глубоком обмороке прямо на очаге – маленькая кучка одежды с торчащей наружу тонкой рукой, как будто падая, она пыталась защититься.

– Мисс Уэмисс! – Бобби Хиггинс кинулся мне наперерез с безумным взглядом и сгреб девушку на руки.

– Элизабет! – Мистер Уэмисс тоже протиснулся вперед, лицо его стало почти таким же белым, как у дочери.

– Может, позволите мне взглянуть? – решительно сказала я, расталкивая мужчин. Положи-ка ее на лавку, Бобби, давай.

Он осторожно поднялся и, немного поморщившись, сел на лавку, по-прежнему держа ее на руках. Что ж, если он хотел побыть героем, у меня не было времени с ним спорить. Я присела на колени рядом с девушкой и взяла в руку запястье, нащупывая пульс, другой рукой я убирала волосы с ее лица. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что именно могло случиться. Кожа была липкой, а лицо приобрело землистый оттенок. Я почувствовала, как ее бесчувственное тело начинает колотить озноб.

– Малярия вернулась? – спросил Джейми. Он появился сбоку от меня и взял мистера Уэмисса за плечо, одновременно утешая и сдерживая его.

– Да, – коротко отозвалась я. У Лиззи была малярия, она подхватила ее на побережье пару лет назад, время от времени случались рецидивы – правда, весь предыдущий год прошел спокойно.

Мистер Уэмисс глубоко и шумно вздохнул, его лицо чуть порозовело. Он был уже знаком с малярией и был уверен, что я смогу с этим справиться. Предыдущие несколько раз так и случалось. Я надеялась, мне удастся помочь Лиззи и сейчас. Пульс под моими пальцами был быстрым и слабым, но стабильным, она уже начала шевелиться. Однако быстрота и внезапность приступа меня пугали. Были ли какие-то симптомы, предшествующие рецидиву? Я надеялась, что тревога не отражалась у меня на лице.

– Уложите ее в постель, накройте и приложите горячий камень к ногам, – скомандовала я Бобби и мистеру Уэмиссу, поднимаясь на ноги. – Я приготовлю лекарство.

Джейми пошел со мной в хирургический кабинет, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что остальные нас не слышат.

– Я думал, у тебя закончилась хина, – сказал он шепотом.

– Так и есть. Черт побери.

Малярия была хроническим заболеванием, и большую часть времени мне удавалось держать ее под контролем, давая Лиззи небольшие дозы хинной коры. Но в течение зимы мои запасы истощились, и никто пока не мог спуститься к побережью, чтобы их пополнить.

– И что теперь?

– Я думаю.