Глава 1. Всё ещё в тени

От автора: В центре всей истории – легенда, выдуманная автором. Рожденная в хитром сплетении реальных исторических фактов с собственной фантазией.

«8 августа 2014 года, 11.30 a.m.

Опять не спала всю ночь. Мысли о том, что привычные вещи, факты, явления были созданы кем-то до нас, всё не дают покоя. С момента возвращения из Афин никак не могу уложить это в голове. И всё дело в глиняной дощечке.

Дощечке, гласящей о саросе… Мало кому известный сейчас термин, хоть и довольно значимый и используемый в современной астрономии. Выяснила это сразу же, как мы расшифровали первые данные.

Сарос… Краткое и красивое слово, услышав которое представляешь себе нечто фундаментальное. А это всего лишь период… Интервал, благодаря которому можно предсказывать солнечные и лунные затмения. Казалось бы, как банально. Ничего необычного. Но всё это время мы ошибочно предполагали, что сарос впервые был открыт ещё до нашей эры халдейскими мудрецами. Эти же раскопки в Греции перевернули всё…

Перевернули, как же.

Если бы, Рейчел, если бы.

Думала поразить сенсацией, и в итоге всему мировому историческому сообществу плевать. Подумаешь, какой-то там сарос и Архимед, который, оказывается, был первым, кто полноценно его просчитал… Этого оказалось недостаточно для успеха, а на повторную экспедицию, похоже, рассчитывать не стоит.

Отсутствие должной реакции общества вкупе с непризнанием коллег ощутимо ударило по моим амбициям. Хотя уверенность в себе никогда не была моей сильной стороной. Как и рационализм. Каждая ниточка из прошлого обходится археологии слишком дорого, и всем плевать на горящие глаза учёных: бизнес и наука – понятия взаимоисключающие. Бюджет, просчёты, окупаемость… Не находишь ничего стоящего – и проект сворачивают. Если свои нервы и силы я уже давно не ставлю в цифры невидимого калькулятора, зачеркнув их пищащим «всё на благо истории, я альтруист!», то вот реальные деньги, тем более не мои, увы, не учитывать не получается. Именно это постоянно напоминает мистер Лэмингтон… По его мнению, каждый выезд на древнюю локацию должен заканчиваться обнаружением очередного Тутанхамона. И, в первую очередь, по его мнению, найденные доказательства, подтверждающие авторство Архимеда над просчётом сароса, не значат почти ничего. И почему именно такие люди становятся директорами?.. Спасибо хоть на том, что позволил использовать добытую информацию для моей диссертации.

Вся надежда теперь на исследования, которые проведу для неё. Может, когда закончу, Лэмингтон посмотрит на находку из Афин иначе? Ещё этот манускрипт, словно вложенный в комплект с дощечкой. Что-то с ним не так, только вот… что? Хотя даже если Джеффри и переведёт надписи, навряд ли я добьюсь расположения Лэмингтона.

Ладно… Нытьём делу не поможешь. Сегодня предстоит немало работы с амфорами III века, и, если останется время… стоит всё-таки ещё раз самой покорпеть над символами. В них есть то, что поистине завораживает и оставляет так много вопросов без ответов…»

– Эй, Рейчел, чего грустишь?

Вздрогнув, я почти сразу захлопываю чуть потрёпанный дневник. Перерыв окончен, пора приниматься за работу. Запихнув его в сумку, встаю из-за стола, на котором уныло гудит старенький компьютер. Что-что, а технику нашему музею пора обновить, а то скоро и она пополнит коллекцию доисторических находок.

– Улыбка тебе идёт намного больше, чем вселенская тоска, – как всегда чрезмерно весёлый Джеффри пытается поднять настроение и мне.

Склонившись над манускриптом, он изучающе разглядывает древнегреческие буквы. В тысячный раз с момента возвращения в Лондон. Большая часть стёрта временем и словно чем-то ещё, остальную он не может расшифровать вот уже несколько дней…

На секунду вскидывает взгляд обратно в ожидании ответа и подмигивает. Ох уж этот его неумелый флирт…

– Плохо спала ночью, – искренне отвечаю я, улыбнувшись.

Потерев глаза, встаю с уютного, хоть и продавленного кресла, и подхожу к коллеге. Широкий рабочий стол лаборатории буквально завален запакованными находками: остатки глиняной посуды, поблекшие украшения, монеты, полусгнившие папирусы…

– Видела сны обо мне?

Хмыкаю, натянув перчатки, и осторожно дотрагиваюсь до древней вазы.

– И не мечтай, Джефф, – киваю на письмена, над которыми он работает и которые я страсть как хочу разгадать: – Хватит болтать, лучше займись делом. Мы ни черта не продвинулись.

Джеффри Коннаган – лучший специалист по «мёртвым» языкам. И по его же версии – лучший сердцеед всего Британского музея. И неважно, что никто из наших сотрудниц так и не сходил с ним на свидание.

– Вот бы вместо этой писанины оказалась ты. Я бы с удовольствием занялся тобой.

Услышать подобное от любого другого было бы неприятно, но в этом весь Джефф. Безвкусные, бестактные, но безобидные подкаты, без которых представить себе работу с ним уже невозможно. Я смеюсь в голос, одной рукой внося записи в журнал, а другой медленно поворачивая амфору. Неплохо было бы сразу всё оформить в документ на планшете, но, увы, личный остался дома, а дождаться обеспечения техникой от администрации почти невозможно.

– А я бы с удовольствием двинула по твоей самодовольной физиономии вон тем щитом, – киваю в сторону коридора, виднеющегося за полуоткрытой дверью лаборатории. – Так, для профилактики.

Джеффри округляет глаза, в нарочитом ужасе взглянув на экспонат викинга, грозно замершего с оружием.

– У-у-у, какая недовольная, – шлёпнув меня по плечу свернутым в трубку листом – увы, пока пустым, – он задвигает ручку за ухо и задорно продолжает: – Как продвигаются исследования по старикашке?

– Какое искреннее уважение к Архимеду… – закатываю я глаза, обойдя Джеффа, чтобы подобраться к другой вазе.

Зря я рассказала ему о тяжёлой учёбе в Йоркском университете и диссертации. Теперь он спрашивает об этом каждый божий день. А уж после Афин, где мы нашли эту самую глиняную табличку с просчётом сароса, которая принадлежит авторству известного учёного, так и норовит поддеть этим – неважно, в тему или нет.

– Доказала, что это он кричал в ванной: «Эврика!»?

– Джефф, – качаю я головой, аккуратно касаясь края сосуда кистью, чтобы удалить лишнюю пыль. – Ты хоть когда-нибудь затыкаешься?

Этот вопрос задаётся ему всеми на протяжении вот уже последних двух лет. Хотя… Может и дольше, просто я эти времена не застала. Сочувствую коллегам, если это так.

– Конечно! Когда целуюсь, например.

– Балбес… Твою бы энергию, да в правильное русло, – усмехаюсь я, качая головой.

– Намёк понят, иду раздеваться.

Коннаган беспечно подбрасывает в воздух найденную старинную бронзовую монету, взяв со стола, на что я тут же награждаю его укоризненным взглядом.

– Джефф…

– О, чуть не забыл, – демонстративно хлопает он себя по лбу, с озорством сверкнув глазами. – Лэмингтон хотел тебя видеть.

Вот же засранец! Знает ведь, как мне важно поговорить с директором! С момента возвращения из Греции я только и делаю, что ищу с ним встречи, чтобы добиться повторных раскопок.

– К-класс! – отойдя от вазы, нервозно всплескиваю я ладонями, чувствуя, как теряю контроль над речью. – И ты сообщаешь мне об этом т-только сейчас?

Щурюсь, уставившись на довольное веснушчатое лицо Джеффри, и гневно скрещиваю руки на груди.

– Я был занят лицезрением твоих прелестей и кражей твоего сердца.

Закатываю глаза и цокаю, срываясь с места.

– Н-неугомонный, – взволнованно дышу и снимаю на ходу перчатки, бросая их в грудь коллеги.

Долго сердиться на этого засранца не получается, и я быстрым шагом выбегаю из лаборатории под смеющиеся возгласы Джеффа.

Ох…

Только бы директор Лэмингтон одобрил новую поездку!

***

Надеждам не суждено сбыться. В сотый раз прокручиваю не радужную карусель воспоминаний, пока пытаюсь попасть ключом в замочную скважину:

«Мисс Кэссиди, музей не будет спонсировать новые раскопки… И так поверил в ваши предположения, и мы потеряли кучу времени и средств, организовав последнюю поездку. Нет. Решительно нет!»

И даже мгновенно подскочивший и теперь льнущий к моим ногам Честер не в силах отвлечь меня. Щелчок, и коридор первого этажа моего маленького коттеджа озаряется тусклым светом.

– Привет, красавчик, – угрюмо здороваюсь я, подхватив мурлыкающего питомца на руки. – Как прошёл твой день?

Громко заурчав, Честер тут же располагается у меня на плече, а я медленно пробираюсь внутрь своей уютной обители.

– У меня явно похуже, чем у тебя… – продолжаю разговаривать с котом, намеревающимся облизать мне ухо.

Осторожно сняв его с себя, усаживаю любвеобильную серую мордашку на тумбочку в крохотной ванной. На автомате мою руки, пропуская мимо ушей очередное мурчание Честера, и удручённо озираю себя в зеркале.

«Ну и видок…» – частая бессонница, утомлённость и одержимость новой информацией славно отпечатались на моём лице за последнее время. Лэмингтон, наверное, видит во мне фанатичку. Еле передвигая ноги, между которыми ловко юркает Честер, иду на кухню и ставлю чайник.

Уставший взгляд цепляется за не выключенный ноутбук с открытой страницей одного научного форума, куда я вчера опубликовала промежуточные выводы, сделанные после изучения дощечки.

– Ещё пара таких оплошностей, и в этом месяце мы будем есть сухари, Честер, – коря себя за беспечность и уже представляя размер счетов за электричество, хмуро подхожу к ноутбуку.

Услышав чирканье сломанной кнопки чайника, возвращаюсь к нему, а после сажусь к экрану уже с кружкой дымящегося чёрного чая. Жаль, лимон закончился…

– Так… Что у нас тут… – внимательно читаю малочисленные комментарии пользователей, в большинстве своём – таких же молодых специалистов, и неспешно отпиваю обжигающий чай, пока Честер, громко урча, ластится к монитору сбоку.

Ответив каждому и надеясь на дискуссию завтра поинтереснее, я устало откидываюсь на спинку своего кресла, у которого давно отвалилось одно колёсико. Ну вот… И на форуме не густо. Может, не стоит так сильно ждать оценку собственным трудам от других? Или же… Может, всё открытие действительно того не стоит?

Глубоко вздохнув и кое-как настроившись на более позитивный лад, решаю всё-таки добавить апдейт в свою запись – если не для них, этих высокомерных снобов, то хотя бы для себя всё ещё буду вести хронологию. Засорять подобным личный дневник не особо хочется, хотя есть у меня смутное ощущение, что и форум, и мои потрёпанные записи – лишь попытка сбежать от себя настоящей. И реального мира с реальными людьми, которые всё равно обращают внимание на дефект моей речи, когда я теряю самообладание.