В погожий день он непременно брал девочку на прогулку, заботливо укутав ее, показывал ей океанский берег, рыбацкие лодки и расстилающийся голубой горизонт. Поднимался он с ней также и на маяк, рассказывая о важности своей работы, о власти огня над тьмой и о том, что потерпевшие кораблекрушение не обретут покоя в воде и обречены на бесконечные странствия. Потому что люди вышли из земли и упокоиться должны тоже в этой самой земле. Ночью можно услышать или даже увидеть блуждающие души, чьи тела были поглощены морской пучиной, которые теперь бесконечно страдают от неизвестности.

– Забиваешь ребенку голову страшными сказками, – ворчала экономка, – вот, пугать вздумал. Ты ей про Святых Мать и Младенца расскажи. Для христианской души-то оно лучше.

Петер соглашался. Он был крещен и ходил в церковь. Но при этом часть его сознания была глубоко языческой, уходящей корнями в неведомое прошлое, о чем не было написано в Библии. Это были сказания, передающиеся из уст в уста, легенды, возникающие не то от неуемной людской фантазии, не то от невероятных чудес, пережитых когда-то.

Конечно, смотритель никогда не предавал сомнению церковные устои, он бы не осмелился и предположить, что церковь ошибается насчет устройства мира. Просто на протяжении своей жизни он не раз сталкивался с необъяснимыми вещами, которые приходской священник называл одинаково – «дьявольскими проделками». Неясное внутреннее смущение, а также и уважение к Богу, страх перед ним, не позволяли сомневаться, что все необъяснимое, скорее всего, результат деятельности коварного Люцифера.

Софии, по всей видимости, весьма приходились по вкусу отцовские рассказы. Быть может, она была еще мала, чтобы представить пугающие картины об утопленниках, морских ведьмах и чудовищах, а быть может ей просто нравился тембр голоса рассказчика. Он и успокаивал, и завораживал, потому как она всегда внимательно слушала все, что он ей говорит.

Едва научившись стоять на ногах, София следовала за отцом по пятам всюду, куда он ходил по дому. Деметрий, чувствовавший исходящую неприязнь от отца и равнодушие матери, отвечал им взаимностью – они были ему безразличны. В детской он старался подобраться поближе к сестренке, играя с ней, или зачарованно наблюдал, когда отец брал ее на руки, чтобы прочитать ей книжку.

Он также усвоил, что если Софию переодевают, а отец набрасывает куртку, то это значило длительное расставание. Для Деметрия даже минута, проведенная вдали от сестры, казалась мучительной. Он мог бы плакать, кричать, выражая свое негодование, но такого никогда не случалось.

Всю боль и одиночество своего детского сердца Деметрий скрывал с удивительной, несвойственной маленькому ребенку стойкостью.

Как-то в одни из редких минут, когда мать стояла с ним у окна, машинально поглаживая его по волосам, Деметрий заметил, что отец направляется с Софией через маленький сад к берегу.

С тех пор, стоило смотрителю забрать из комнаты дочь, как Деметрий бросался к креслу, взбирался на него, опираясь ручонками на подоконник, чтобы оттуда следить за ними. Он мог ждать часами, не покидая кресло, пока в поле его зрения снова не попадал взрослый мужчина с ребенком.

Он не улыбался, не хлопал по стеклу ручкой от счастья, никак не проявляя своего восторга. Внешне ничто не выдавало его радости, но внутри в нем все ликовало: отец поднимался по ступеням дома, подбрасывая вверх хохочущую Софию.

Казалось бы, он должен был ревновать, изводиться, страдать от недостатка родительской любви. Но на самом деле, Деметрий ощущал себя вполне счастливым только от того, что сестра была рядом. И когда отец уделял все свое внимание Софии, практически не обращая внимания на сына, последнего вовсе не удручал этот факт. Девочка с удовольствием играла с братом, но в ней не было зачатков тех чувств, что взрастали в нем: ответственности, беспокойства и трепетности за нее.

Глядя на сына, сидящего в углу комнаты с игрушками, смотритель клялся себе, что станет брать его на прогулку, как и дочь, но эти мысли проходили, стоило ему подойти поближе.

Тяжелый взгляд загнанного зверя и тот не мог выразить того отношения, которое демонстрировал этот маленький человечек. Повзрослев и выйдя из возраста младенца, Деметрий все меньше походил на обычного ребенка. Внешне он таким и казался, но этот взгляд, это лицо…

Боже милосердный!

Порой у смотрителя бежали мурашки от ужаса, что это существо – его сын! – находится в одной комнате с его ангелочком, его обожаемой Софией. Иногда, особенно по вечерам, когда сумерки окутывали дом, сгущающиеся тени преображали лицо Деметрия до неузнаваемости, делая его похожим на демона.

– Ты не можешь говорить такое о своем сыне, – возмущалась Клара. – Мальчик и так растет, как сорняк, при живых-то родителях! Пожалел бы малютку. Хозяйка, и та с ним редко бывает, а все ж таки родная мать! Это ж надо такое придумать – демон!

– Ты присмотрись к нему, как он смотрит, как ведет себя, – огрызался смотритель. – Поймешь, что я не преувеличиваю. А ты можешь поклясться, что его не подкинули злые духи нам на погибель?

– Тьфу ты, – экономка всплеснула руками. – Да я своими глазами видела, как он из утробы выскочил! Мелешь спьяну!

– Нет, да ты посмотри, посмотри все же! – кипятился красный от гнева и раздражения смотритель. – Вот, опять так смотрит…ой! Убьет нас всех.

И Петер осенял себя крестным знамением, а заодно и сына.

– Да что я, Деметрия не видела? Ну, немного мрачный, а как тут не быть мрачным, если любви к нему нет у отца с матерью? – Клара наклонялась к мальчику, вглядываясь в его лицо, но выражение его неизменно менялось на спокойное, даже открытое.

Ругаясь, она подхватывала его, чтобы унести покормить, и Деметрий, поворачиваясь к отцу, пока того не видела Клара, снова принимал свой прежний вид. Потрясенный смотритель беспомощно смотрел ему вслед, теряясь в догадках и подозрениях, что могло так настроить сына против него.

Как-то раз экономка заглянула в детскую, чтобы перед сном проверить, все ли в порядке, как обнаружила в постельке Софии спящего рядом Деметрия.

Он выбрался из своей кровати и теперь обнимал сестру за плечики, прижимаясь лбом к ее спине. Клара наклонилась над детьми и мягкий огонь горящей свечи осветил профиль мальчика. Во сне он чуть улыбался. Лицо его было наполнено безмятежностью.

«Вот старый бессердечный дурак, – подумала про себя Клара, вспоминая хозяина, не отводя глаз от спящего Деметрия. – Такой чудесный малыш – и вдруг демон?! Надо забрать ключи от подвала, где ром стоит, и все тут…».

Тем не менее, она перенесла мальчика назад в его кроватку и укрыла одеяльцем. Он не проснулся, только схватил пальцами мягкого игрушечного льва, а она вышла в коридор на цыпочках, не забыв притворить за собой дверь.

Следующей ночью экономка так же зашла к малышам, чтобы удостовериться, что все в порядке. И снова постель Деметрия была пуста.

Впрочем, обнаружить его не составило труда. Как и в предыдущий раз, он перебрался в кровать Софии, чтобы устроиться рядом. Одна его нога свисала вниз, потому что места было мало, а девочка раскинула руки и спала на спине.

Оба они были прехорошенькие, но Клара стала опасаться, что если хозяин узнает об этом, то непременно захочет разлучить детей.

В конце недели, то ли по забывчивости или усталости, женщина не заглянула второй раз в детскую. Накануне она устроила уборку в доме и после ужина, обойдя комнаты, зайдя напоследок в детскую, отправилась посидеть у камина часок, где и задремала. Разбудил ее какой-то сумасшедший вопль и спросонья она не сразу поняла, что случилось. А случилось вот что.

Деметрий, дождавшись, когда в доме станет тихо и все уснут, вновь перебрался в постель к сестре. Когда в темноте он пробирался через комнату, то умудрился разбить графин с водой, порезался об осколки, пытаясь их собрать, но не придал этому значения и по своей привычке так и залез к Софии.

Спустя какое-то время смотритель зашел проведать детей и так и замер на пороге с подсвечником в руке.

Яркий огонь осветил пустую кровать Деметрия, осколки стекла на полу, лужу воды вперемешку с кровью, а затем Петер разглядел леденящую душу картину.

Окровавленными руками брат обнимал сестру, устроившись на ее плече. Дети спали, но пронзительный крик разбудил их. София спросонья заплакала, а Петер, тем временем, бросился к Деметрию, ругаясь, на чем свет стоит, вытащил его из постели.

– Ах ты, выродок сатаны! Ты куда полез! Убить мою крошку вздумал??? Сейчас ты у меня получишь!

Трясущимися руками он ощупал плачущую Софию и убедился, что на ней нет ран. Но откуда тогда взялась кровь? Тут он вспомнил, что видел битые стекла на полу и обернулся к Деметрию, сидевшего в углу кровати и не сводившего с него горящего взгляда.

– Что ты смотришь, сатана? У, проклятый! Покажи руки!

Деметрий вытянул вперед ладони. На них были порезы, но видно, неглубокие. От ярости смотрителю стало трудно дышать. Он схватился за спинку кровати.

– Ты графин разбил??? – заорал Петер.

Деметрий кивнул.

– Ты чего к моей девочке забрался, а? Я тебя спрашиваю? Говори, а не то убью!!!

Мальчик насупился, глядя из-под нахмуренного лба на отца.

– Что молчишь??? Я тебе язык-то развяжу!

Смотритель принялся возиться с брючным ремнем, чтоб задать хорошую трепку сыну, но от злости, страха за дочь и длительного употребления рома его руки тряслись и он никак не мог совладать с застежкой.

За этим занятием его и застала Клара, прибежавшая на истошные крики. Она всплеснула руками и бросилась к Деметрию.

– Ребенок в крови весь, не видишь, что ли? Ему раны надо промыть, а ты орешь как резаный!

– Отойди, ду-р-р-а! – язык смотрителя не подчинялся ему. – Я ему сейчас устрою! Убью!

Экономка обернулась, заслоняя собой мальчика и накинулась на смотрителя.

– Совсем спятил!!! Ты кого убить собрался, дурья твоя башка! Сына родного? За что? Угомонись, старый черт! Судью позову, пускай решает! А мальчика калечить не дам. Ишь, придумал! Пьяница проклятый!

Мужчина выпучил глаза.

– Ты кого защищаешь??? Этого демона? Да я и тебя сейчас убью!

И в подтверждение своих слов он заревел и бросился к ним, тряся ремнем. Экономка запричитала, закрывая собой Деметрия, но тут произошла странная вещь.

Не пройдя и двух шагов, смотритель будто наткнулся на какое-то препятствие, будто с разбегу налетел на невидимую стену, отчего его отбросило назад с такой силой, что он отлетел к двери.

Приоткрыв глаза, Клара с удивлением обнаружила, что хозяин валяется у входа. Когда он приподнялся, то от ярости у него не осталось и следа, одно только недоумение отражалось на его опухшем, красном лице.

– Что такое… – пробормотал он. – Как это я тут оказался?

Экономка и сама не могла ответить на этот вопрос. Она находилась в таком же недоумении.

В комнате были только они вчетвером: двое взрослых и двое детей. София всхлипывала в своей кровати, а Деметрий находился у нее за спиной. Тогда кто оттолкнул хозяина?

Тут какая-то догадка закралась ей в голову, но затем она отмахнулась от нее, как от чего-то невообразимого.

Она взглянула на смотрителя, потом на Деметрия. Мальчик внешне был по-прежнему спокоен, но только очень бледен и легкая дрожь сотрясала его худое тело.

– Погоди-ка, – произнесла она, – я сейчас принесу воды.

Не обращая внимания на бормочущего смотрителя, который так же сидел на полу, оглядываясь и ощупывая свои руки и ноги, она сходила за миской с водой, промыла раны Деметрия и перевязала их чистой тряпкой.

– Ложись спать, – велела она ему. – Только к сестре не ходи, ты понял? Отца я уведу.

Мальчик кивнул. Он сильно ослабел и теперь ему самому хотелось отдохнуть. Пережитое отняло у него много сил и теперь он, потрясенный, стремился в лечебные объятия сна.

Наутро смотритель собрался и куда-то уехал, поругавшись с Кларой. Его не было два часа, а затем он вернулся, потирая руки и заявил тоном, не терпящим возражений:

– Ну, собирай его. Поедет жить к тетке. Хватит с нас дьявольских проделок.

Новость о переезде Деметрий воспринял неоднозначно. Самое страшное, что могло с ним произойти – разлука с сестрой. Этого вынести он не мог.

Что же ему теперь делать?

Когда отец пришел за ним, он сидел посреди детской, сжимая в кулачке любимую игрушку Софии и тихо что-то напевал себе под нос. Сама девочка стояла рядом с ним, гладила по волосам и утешала.

– Пора! – объявил смотритель.

Мальчик продолжал сидеть.

– Ты слышал меня, щенок?

Деметрий не шелохнулся.

– Задать бы тебе трепку, – заворчал Петер, – но старая ведьма права. Мал ты еще. Успеется.

Он прошелся по комнате, поглаживая усы пальцами.

– Ну, довольно. Софиюшка, деточка, иди сюда. Твоему брату надо уехать, но, может, так станется, что надолго. Это смотря как он себя вести станет. Да, Деметрий, что скажешь?

Губы мальчика затряслись, но он не заплакал. Не плакал он и когда отец усадил его в повозку.

Мать не вышла проводить сына. Она спокойно восприняла новость о том, что Деметрий уедет жить к сестре мужа. Раз Петер говорит, что для детей так будет лучше, значит, так оно и есть. А пока она свяжет для него еще одно шерстяное одеяльце.

Глядя вслед удаляющейся повозке, экономка, стоя на крыльце с Софией на руках, качала головой и все думала про себя, что за силы вмешались в тот миг, когда пьяный Петер собирался ударить мальчика?