Сотни бездушных прохожих мелькают мимо.
Что уж прохожие… Годы несутся прочь!
А знаешь, Дима,
Всё ведь однажды уйдёт в непроглядную ночь,
Так же безлико, невидимо, неумолимо…
Так же, когда-то, с деревьев листва спадает.
Осень, окинув тускнеющим взлядом мир,
Уж точно знает,
Как нам живётся в панельных тисках квартир,
Как и за кем, мы, бессонницей в ночь, скучаем.
Знаю, останутся книги, стихи и ноты,
Музыкой сердца и памятью милых лиц.
И самолёты, Дима! И самолёты,
Птицами счастья, сквозь мили земных границ,
И долгожданными встречами в аэропортах.
Всё ведь, однажды, останется в прошлых зимах.
Мы не заметим внезапный приход весны.
Ты, как никто, знаешь, Дима,
Что жизнь скоротечна, а ночи безумно длинны
И невозможны, без нежности рук любимых.
Не тревожь нераскрытые тайны в моём запределье,
Не тяни дверцу шкафа – там свежий ночует скелет,
Не пытайся отведать на вкус приворотное зелье,
Я сварила его на последний семейный бюджет.
Не ходи, по ночам, по зловещим пустым переулкам,
Не ищи в них того, с кем под черным широким плащом,
Я частенько, счастливая, в полночь иду на прогулку,
По таинственной тёмной аллее, увитой плющом.
Не читай надо мною молитв, и священной водицей,
Не забрызгивай дом и пути, по которым я шла.
Не зови чародеев, волшебников и экзорцистов,
Если хочешь я ими, кудесница, стану сама.
Не петляй, не следи, не окуривай травами спальню,
Не плутай, наобум, по моей зазеркальной стране.
Я грешу, как всегда… Но грешу – не любовью… Печалью!
Лишь душа, но не тело, – обитель святого во мне.
Слово за словом, строка за строкой, день за днём,
Рифмой играя, мне даришь кусочек рассвета,
Алого, жаркого, как земляничное лето,
Нежно упав на ресницы пушистым лучом.
И ручейком ледяным, в этот пламенный зной,
В сердце июня, меня освежаешь идеей —
Быть озарённой твоим воздыханием Феей,
Стать для тебя самой ласковой тёплой Весной.
Рифма течет по моим паутинковым снам,
Благославляя меня переливами скрипки,
И, безмятежная, в утренней неге, улыбка,
Тенью скользнет по, слегка ещё, сонным губам.
Жизнь бывает немного тосклива,
Безнадёжна, ненастна, жестока.
Жизнь бывает глупа. Вот только,
Мне так хочется быть счастливой.
Но, в панельных объятьях квартиры,
Безысходность вкрывает мне вены.
Я могу быть до слёз откровенной,
Будто душу из тела вынуть.
И её разменяв на взаимность,
С кем-то добрым и очень тёплым,
Перестать быть постыдно-свободной,
Только жизненно-необходимой.
Хоть и кажется жизнь тоскливой,
Будто осенью дождь моросящий,
Мне так хочется быть настоящей!
Мне так нравится быть счастливой!
Удивляло меня не однажды —
Неужели, так могут люди!
Неужели, так могут люди —
Словно свечи, в ночи догореть…
А потом – нестерпимая жажда —
Их нехватка ломает кости!
Их нехватка ломает кости,
Эту боль невозможно терпеть.
От предательства ноет под сердцем,
Неужели, ненужной стала?
Неужели, ненужным стало,
Человеку, родное крыло…
Будто в горло насыпали перца.
И кричать бы, но хриплый голос…
Мне кричать бы, да хриплый голос,
Как разбитое камнем стекло.
И калечит минутами время,
Так медлительно стрелки вправо…
Как стремительно стрелки вправо!
Не могу научиться жить.
Так бывает, однажды, со всеми…
Так умеют, наверно, люди..
Так, конечно, умеют люди!
Навсегда… Насовсем…
Уходить.
Я выйду на конечной остановке,
И волосы растреплет пьяный ветер.
Пойду одна. Одна – за всё в ответе.
Одна – на перекрёстке двух разлук.
Казалось бы, расчётлива, чертовка,
Да только, вот проблема – не владею
Искусством постановки чётких целей,
И знанием практических наук.
Одна, на перекрёстке двух историй,
Споткнусь о камень горьких сожалений.
Я захлебнусь от грусти поражений,
И упаду, разбив коленки в кровь.
Казалось бы, я ангельски спокойна,
Да только, свыше, – это не заметят.
Мне волосы, хмельной, растреплет ветер,
И в клочья разорвёт мою любовь.
Мой маленький каприз, моя любовь,
Ты где-то есть – за тысячами дней,
За миллионами негаснущих огней,
За горькой неизбежностью ветров.
Закрыв на миг глаза, я утону
В безбрежности твоих зеленых глаз,
И помолюсь, кому-нибудь, о нас,
А может быть, нечаянно всплакну.
Моя любовь, мой странник сентября,
В реальности моей сбываться явью
Я не прошу тебя, и не лукавлю —
Я Девочка… Я Грусть… Твоя…
А знаешь, мне опять без тебя не спится…
До истерики маюсь в густом киселе ночей.
Я читала стихи, я пыталась дождём напиться,
Беспощадно сожгла полвагона церковных свечей.
А знаешь, я почти никогда не плачу…
До безумия хочется просто рыдать навзрыд.
Я колола вязальными спицами тонкие пальцы,
Мелодрамы смотрела, усердно учила санскрит.
А знаешь, у меня не звонит будильник…
До психоза доводит, под утро, жестокий рассвет.
Я за шторами пряталась, я выключала светильник,
И спокойно смотрела на твой, молчаливый, портрет.
А знаешь, обо мне ведь никто ничего не знает…
До бестактности, душу свою – на замок от всех.
Только если, однажды, тебя в этом мире не станет,
Этот мир не узнает, каков был последний мой грех.
Так странно… Так волнующе… Так близко…
И, в то же время, очень далеко…
Я перечитываю нашу переписку,
А на душе – и грустно, и светло.
А знаешь, не бывает расстояний,
Они у нас в тоскующем уме,
Как будто, снизу вверх, карандашами
Расчерчены, на глянцевой стене.
И всё, что не сбылось, совсем не важно.
Скучать, не зная – очень странно мне.
А не скучать, быть может, даже страшно,
О, как приятно думать о тебе!
Так странно.. Так пленительно… Так чуждо…
Во мне так много «слишком твоего»,
И ты, как воздух, как любовь мне нужен,
Ты нужен мне как море – глубоко!
Померкнет в одночасье здравый смысл,
Перчатки упадут на мостовую,
И краденные маки поцелуев,
Вишнёво, заалеют на губах.
А солнечный, блестяще-белый, диск
Покатится за линию заката,
И будет ночь, как перечная мята,
Благоухать в пушистых волосах.
И чья-то дивно-тёплая рука
Едва плеча, холодного, коснётся,
И всё внутри раскается, сожмётся
От этого вселенского тепла.
И загорится в центре живота,
Новорождённой нежностью пернатой.
Глаза в глаза посмотрят виновато,
А за спиной возникнут два крыла.
Пронзительно, мелодией дождя,
Вдруг заиграет небо, как оркестр,
Как будто в знак великого протеста.
Качнутся ивы, с грустью колдовской.
И будет ночь, и будет тишина,
И тихие молитвы на прощанье —
Двух душ, в ночи, незримое венчание
На одинокой, скользкой мостовой.
«Здесь и сейчас» не терпит возражений,
Ведь в будущем и прошлом нет нужды,
Когда из однобоких убеждений
Своё «сегодня» шатко строим мы.
И, надрываясь грузом за плечами,
Скрипя зубами, тащим багажи —
Великие надежды – кирпичами,
И плитами бетонными – мечты.
Мы верим, что от боли есть вакцина,
А счастье там, куда летит стрела.
Невидимую срезав пуповину,
Связующую души и тела.
А он мне ничего не обещал…
И никогда бровей, сердясь, не хмурил.
Не провожал, тоскливо, на вокзал,
И не глядел, расстроенно, мне вслед.
Он не любил волнительных бесед,
Рыданий на плече моих, капризных,
Он говорил: «Пойдём, малыш, покурим…»
И никогда курить не запрещал…
Он не со мной грешил, не мной дышал!
Он не сводил с ума меня, нарочно,
И быть свободной вовсе не мешал,
Лишь изредка ныряя в мой рассвет.
Он не любил меня… И так уж вышло,
Что мне свести бы счёты с этой жизнью,
Да только… Он мне снится по ночам…
Я не могу себе позволить повторений,
И, на кого-то, безалаберной похожести,
И угрызений, выскобленной, совести,
До белоснежно чистого листа…
Я не могу себе позволить быть смиренной,
И беспринципно, до банальности, растерянной,
И восходить, цинично и намеренно,
На чей-то королевский пьедестал.
Я не могу не показаться окрылённой,
И пусть я смысла жизни и не ведала,
А кто-нибудь подумает, что ведьма я,
В своём необъяснимом амплуа.
Я обитаю в тихом омуте бездонном,
Здесь черти по утрам со мною молятся,
Но святости страдалицы, невольницы,
Себе я не позволю никогда.
Отражение яви – немыслимый бред,
Бесполезная трата терпения.
Ведь душа в этом теле – нетленная,
Даже если в аду гореть.
Я смотрю на себя в миражи-зеркала,
Нахожу недостатки старательно.
И, казалось бы, жизнь замечательна,
Даже если душевно-больна.
А разбить на куски не берётся рука,
Это хрупко-живое безмолвие.
И, наверное, жизнь очень долгая,
Даже если любовь коротка.
Я смотрю в них, как в сон, но молчат зеркала,
Только кто-то мне в них улыбается,
И, конечно же, жизнь продолжается,
Даже если сгорела дотла.
Громких прощаний, и слёз на подушку, не будет.
Тихо в мой дом постучит золотистый июнь,
Высушит лужи, и, солнцем, бульвары разбудит,
Ночи обманет огромными дисками лун.
Тихо на землю опустит большие ладони,
О проекте
О подписке