Цитаты из книги «Бесконечная шутка»

Assassins des Fauteuils Rollents

замены химической зависимости католической верой очень близок к тому, как многие еще-недостаточно-отчаянные новички в бостонских АА видят бостонских АА как просто размен рабской зависимости от бутылки/трубки на рабскую зависимость от собраний, пошлых шибболетов и автоматического благочестия, «Банальность вместо Нормальности», и пользуются идеей, что это та же рабская зависимость, как оправданием, и бросают бостонских АА, и возвращаются к первоначальной рабской зависимости

Фрэн Анвин – девочка с лицом ханумана и торсом и талией вдвое длиннее, чем ноги, и с каким-то слегка обезьяньим стилем игры, перебежками.

Человек, чья невидимая агония достигает определенного невыносимого уровня, убивает себя по той же причине, почему в конце концов спрыгивают из окна горящей высотки. Не заблуждайся насчет тех, кто прыгает из горящих окон. Страх падения с большой высоты по-прежнему не меньше, чем для тебя или меня у того же самого окна, пока мы просто любуемся красивым видом; т. е. страх падений остается константой. А переменная здесь – другой страх, пожара: когда пламя подбирается близко, разбиться насмерть кажется наименее ужасным из двух страхов. Это не желание спрыгнуть; это страх перед пламенем.

И еще одиночество, на уровне, который невозможно передать. Кейт Гомперт не смогла бы даже начать объяснять, что такое клиническая депрессия, даже другому человеку с клинической депрессией, ведь человек в таком состоянии в принципе не способен на эмпатию к другому живому существу.

Хэл еще мал и не знает: эта онемелая пустота – еще не худший вид депрессии. Что пустоглазая ангедония – всего лишь прилипала на брюхе настоящего хищника, великой белой акулы боли.

ведь быть человеком по-настоящему (по крайней мере, как он это представляет) – это, наверное, неизбежно значит быть сентиментальным, и наивным, и склонным к соплям, и вообще жалким, быть в каком-то основном внутреннем плане инфантильным, быть каким-то странным на вид дитем, которое анакликтически ползает по карте мира с большими глазами на мокром месте и мягкотелой конституцией, огромным черепом, фонтаном соплей.

Сам Хэл не переживал каких-либо полноценных эмоций уровня «буря во внутреннем мире» с самого детства; «жизнерадостность» и «ценность» для него не более чем некоторые параметры в отвлеченных уравнениях, он умеет ими манипулировать, умеет убедить всех – кроме себя, – что он правда там, внутри своей оболочки, и правда человек, – а на самом деле он еще более робот, чем Джон Уэйн

Понятия, которыми бросаются и принимают за должное люди без депрессии, – счастье, жизнерадостность, вкус, любовь, – освежевываются до самых костей и редуцируются до абстрактных идей. У них, так сказать, есть денотация, но нет коннотации. Ангедоники еще могут говорить о счастье, смысле и проч., но они потеряли способность что-то в них чувствовать, понимать и

Он был короткий, толстый и тупорылый, и Ленц говорил о Кабане как о натуральном образце так называемого польского проклятья, а именно невыдающейся длины, но отрезвляющего диаметра: «Дно не пробьет, а вот бока порвет, братиша».