– Плачет? – (Если бы голливудские киношники сейчас видели Хьюго, он бы точно получил «Оскара».)

– Да!

– Плачет?! Мама, я просто не могу поверить в то, как этот мальчик себя ведет по временам!

– Я не прошу тебя ни во что верить! Я требую, чтобы ты объяснил!

– А что тут объяснять? – Хьюго беспомощно, обиженно пожал плечами. – Джейсон любезно пригласил меня и Найджела поиграть в дротики. Найджел все время промахивался. Я дал ему пару советов, а он в итоге обиделся и выбежал вон. И ругался при этом – плохими словами. Мама, ну почему у него такое больное самолюбие и он совершенно не умеет проигрывать? Помнишь, мы его поймали на том, что он придумывал несуществующие слова, чтобы выиграть в «Скрэббл»? Как ты думаешь, он это перерастет?

Тетя Алиса посмотрела на меня:

– Джейсон, какова твоя версия событий?

Хьюго мог бы продать Найджела на скотобойню, и Глист все равно его поддержал бы.

– Тетя Алиса, Хьюго все правильно говорит. Так и было.

– Мы с удовольствием примем его опять в игру, как только он перестанет дуться, – заверил Хьюго. – Джейс, ты не возражаешь? Я знаю, что он тебя обозвал гадким словом, но он ничего такого не имел в виду.

– Я не возражаю.

Тетя Алиса поняла, что ей поставили пат:

– Лучше вот что. У тети Хелены кончился кофе, а твоему отцу нужно будет выпить кофе, когда он проснется. Поэтому я записываю вас в добровольцы – сходите в магазин. Джейсон, покажи дорогу своему красноречивому кузену, раз вы так крепко подружились.

– Мама, мы почти закончили игру, так что…

Тетя Алиса решительно выставила нижнюю челюсть.

Айзек Пай, владелец «Черного лебедя», зашел в игровую комнату в задней части паба, чтобы поглядеть, из-за чего такой шум. Хьюго стоял у игрового автомата «Астероиды», а вокруг толпились я, Грант Бёрч, слуга Бёрча Филип Фелпс, Нил Броуз, Энт Литтл, Освальд Уайр и Даррен Крум. Мы все не верили своим глазам. Хьюго играл уже двадцать минут, опустив в автомат один-единственный десятипенсовик. На экране кишели астероиды – я бы не продержался и трех секунд. Но Хьюго схватывает глазами весь экран, а не только один, самый опасный, астероид. Он почти никогда не использует реактивные двигатели для маневра. Он не тратит зря ни одной торпеды. Когда к нему зигзагами подлетает НЛО, он ставит завесу из торпед, только если астероидная буря не слишком сильная. Иначе он просто не обращает на НЛО внимания. Он использует кнопку гиперпространства только в исключительных обстоятельствах. Лицо его все это время спокойно, словно он читает очень интересную книгу.

– Три мильёна?! Не может быть, – сказал Айзек Пай.

– Почти три с половиной, – подтвердил Грант Бёрч.

Когда последняя, бонусная жизнь Хьюго наконец разлетелась фейерверком из звезд, игровой автомат электронно загудел и сообщил, что установлен глобальный рекорд. Эта запись останется в машине, даже если ее выключить.

– Я давеча истратил пятерку, дошел до двух с половиной миллионов и думал, что я кум королю, – буркнул Айзек Пай. – Я бы выставил тебе пинту за свой счет, да в баре сидят два легавых.

– Очень мило с вашей стороны, но я не сажусь пьяным за штурвал – вдруг меня задержит космическая полиция, – ответил Хьюго.

Айзек Пай ухмыльнулся, как соломенный Страшила, и пошлепал обратно в бар.

Хьюго ввел свое имя в игральный автомат: «ИИХ».

– А полностью как? – спросил Грант Бёрч.

– Иисус И. Христос.

Грант Бёрч заржал, поэтому все остальные тоже заржали. Боже, как я был горд. Нил Броуз теперь расскажет Гэри Дрейку, что Джейсон Тейлор – приятель Иисуса Христа.

– Сколько лет ты учился так играть? – спросил Освальд Уайр.

– Лет? – Акцент Хьюго стал чуточку менее мажорным и чуточку более лондонским. – Чтобы освоить игровой автомат, столько времени не нужно.

– Но наверняка нужно много денег, – сказал Нил Броуз. – На тренировки.

– Деньги не проблема, если у человека есть хоть капля мозгов.

– Не проблема?

– Деньги? Конечно нет. Найди спрос, найди возможность обеспечить предложение, завоюй благодарность покупателей, убей конкурентов.

Нил Броуз впитывал каждое слово.

Грант Бёрч вынул пачку сигарет:

– Закурим, приятель?

Если бы Хьюго отказался, он бы испортил только что произведенное впечатление.

– Спасибо, – Хьюго глянул на пачку «Плейерс № 6», – но я курю только «Лэмберт и Батлер», иначе потом несколько часов такое чувство, словно мне в горло дерьма напихали. Чур без обид.

Я впитывал каждое слово. Какой отличный способ отвертеться от курения.

– Ага, – подтвердил Грант Бёрч, – со мной то же самое бывает от «Вудбайнс».

Из бара донесся голос Айзека Пая, который повторял:

– «…я не сажусь пьяным за штурвал – вдруг меня задержит космическая полиция»!

Из задымленного дверного проема, ведущего в бар, выглянула мать Дон Мэдден.

– Слушайте, у нее сиськи по правде такие? – шепотом спросил Хьюго. – Или это две запасные головы?

Мистер Ридд лепит на окна своей лавки пластиковые листы, желтые, как «Люкозейд», чтобы товары на витрине не выгорали. Но у него на витрине сроду стояли только пирамиды из банок консервированных груш, а из-за желтого пластика внутренность его лавки напоминает фотографию викторианской эпохи. Мы с Хьюго принялись читать объявления на доске: кто-то продавал подержанный набор «Лего», кто-то – стиральную машину за 10 фунтов («Совсем как новая, торг уместен»), кто-то пристраивал котят, а кто-то предлагал работу на дому («Зарабатывайте сотни фунтов в свободное от основной работы время!»). Холодно-мыльный, гнилостно-апельсиновый, газетный запах лавки мистера Ридда ударяет в нос, как только войдешь. В углу – почтовый прилавок, где миссис Ридд, почтальонша, обычно продает почтовые марки и лицензии на собак, только не сегодня, потому что сегодня суббота. Миссис Ридд подписывала «Акт о неразглашении государственной тайны», но с виду она совершенно обычный человек. На подставке стоят разные поздравительные открытки: мужчины, одетые как принц Филип, удят рыбу в реке, и надпись гласит: «С Днем отца!», или наперстянки в саду перед сельским домиком, а снизу написано: «Любимой бабушке». На полках – банки алфавитных макарон в томатном соусе, собачьего корма и рисовой каши «Амброзия». И игрушки – духовой футбол, наборы игрушечных денег, только их никто никогда не покупает, потому что они дерьмового качества. Машинка «Слаш паппи» делает сладкий крашеный снег цвета фломастеров, но только не в марте. На полках за прилавком – сигареты, пиво и вино. Повыше – банки с «шербетными бомбочками», «кола-кубиками», «яблочными шипучками» и «морскими таблетками». Их продают на развес в бумажных кульках.

– Ух ты, – сказал Хьюго. – Какое царство потребления. Похоже, я умер и попал в «Хэрродс».

И тут в лавку впорхнула Кейт Элфрик, лучшая подружка Джулии. Она подошла к прилавку одновременно с мамой Робина Саута. Мама Робина Саута пропустила Кейт вперед, поскольку та покупала лишь бутылку вина. Кейт уже исполнилось восемнадцать лет, поэтому ей продают вино.

– Пасиб. – Мистер Ридд протянул Кейт сдачу. – Отмечаете что-то?

– Да нет. Папа с мамой завтра вечером возвращаются из Норфолка. Хочу встретить их хорошим ужином. А это, – она постучала пальцем по бутылке, – завершающий штрих.

– Молодец, молодец, – сказал мистер Ридд. – Слушаю вас, миссис Саут…

Кейт миновала нас по пути к выходу.

– Привет, Джейсон.

– Привет, Кейт.

– Привет, Кейт, – сказал Хьюго. – Я его кузен.

– Тот, которого зовут Хьюго. – Кейт окинула Хьюго взглядом через очки, как у русской секретарши.

Хьюго картинно зашатался от изумления:

– Я всего лишь три часа в Лужке Черного Лебедя, и обо мне уже говорят?

Я объяснил Хьюго, что это именно к Кейт Джулия пошла заниматься.

– А, так вы та самая Кейт! – Он показал на вино. – «Либфраумильх»?

– Да, – в голосе Кейт явственно слышалось «а твое какое дело?», – «Либфраумильх».

– Сладковато. Вы, на мой взгляд, более сухого типа. Вам подошло бы шардоне.

(Я вот из всех вин знаю только красное, белое, шипучее и розовое.)

– Может, вы не так уж и хорошо разбираетесь в типах.

– Все может быть, Кейт, – Хьюго пятерней зачесал волосы со лба, – все может быть. Ну что ж, не будем вас отрывать от повторения учебного материала. Без сомнения, вы с Джулией сидите над книгами, не разгибаясь. Надеюсь, мы с вами еще пересечемся как-нибудь.

Она зловеще улыбнулась:

– Не надейтесь особенно.

– О, я не буду возлагать все мои надежды. Это было бы необдуманно. Но жизнь порою нас удивляет. Я еще молод, но это знаю твердо.

Дойдя до двери, Кейт оглянулась.

У Хьюго на лице уже читалось уверенное: «Вот видишь?»

Кейт сердито вышла.

– Какая… аппетитная.

В этот миг Хьюго был похож на дядю Брайана.

Я заплатил мистеру Ридду за кофе.

– Да неужто это у вас настоящий засахаренный имбирь вон в той банке, на верхней полке? – спросил Хьюго.

– Он самый, Блю. – Мистер Ридд зовет всех ребят «Блю», чтобы не запоминать имена. Он высморкался – нос у него, как у Панча. – Матушка миссис Юэн его любила, так что я для нее заказывал. Она отошла в лучший мир, и у меня осталась едва начатая банка.

– Замечательно. Моя тетя Друзилла, к которой мы сейчас едем, просто обожает засахаренный имбирь. Простите, что я вас опять гоняю по лестнице, но…

– Нет проблем, Блю, – мистер Ридд сунул носовой платок в карман, – никаких проблем!

Он перетащил стремянку в нужное место, забрался на нее и потянулся за широкогорлой банкой.

Хьюго оглянулся, проверяя, нет ли кого еще в лавке.

Он ужом скользнул вперед, через прилавок, протянул руку между перекладинами лестницы, в шести дюймах от туфель мистера Ридда, схватил пачку сигарет «Лэмберт и Батлер» и так же ловко скользнул назад.

Я произнес одними губами: «Что ты делаешь?!»

Хьюго сунул пачку за пояс.

Мистер Ридд оглянулся на нас с высоты и тряхнул банкой:

– Тебе эту надо, Блю?

– Да, мистер Ридд, именно эту мне и надо, – ответил Хьюго.

– Отлично, отлично.

Я чуть не обделался.

И тут, пока мистер Ридд спускался по лестнице, Хьюго схватил с подставки два шоколадных яйца «Кэдбери» с кремовой начинкой и уронил в карман моего пальто. Если бы я начал сопротивляться или попытался положить их на место, мистер Ридд непременно увидел бы. И в довершение всего, в долю секунды между моментом, когда мистер Ридд коснулся ногами пола, и моментом, когда он повернулся к нам, Хьюго схватил пакетик ментолового драже от кашля «Друг рыбака» и сунул вслед за шоколадными яйцами. Пакетик зашуршал. Мистер Ридд смахнул пыль с банки.

– Сколько тебе, Блю? Четверть фунта хватит?

– Четверть фунта – отлично, мистер Ридд.

– Почему ты… – Вешатель перехватил «спер», потом «свистнул», – украл курево?

– «Курево» курят плебеи. Я курю сигареты. И я не краду. Крадут плебеи. Я – приватизирую.

– Тогда почему ты приватизировал… – Теперь я не мог выговорить «сигареты».

– Я тебя внимательно слушаю, – подбодрил меня Хьюго.

– «Лэмберт и Батлер».

– Если ты хотел спросить, почему я приватизировал сигареты, ответ будет такой: потому что курение – простое удовольствие без каких-либо осложнений, если не считать рака легких и болезней сердца. Но я надеюсь умереть раньше от чего-нибудь другого. Если же ты хотел спросить, почему я выбрал именно «Лэмберт и Батлер», то я выбрал их, потому что даже под страхом смерти не стану курить ничего другого, за исключением «Пассин клаудз». Но «Пассин клаудз» этот старый бомж у себя в лавчонке наверняка не держит.

Я все еще не понимал:

– У тебя что, нет денег на сигареты?

Его это рассмешило.

– Я что, похож на человека, у которого нет денег на сигареты?

– Но зачем тогда рисковать?

– О, приватизированная сигарета намного слаще.

Теперь я знал, что чувствовала тетя Алиса тогда в гараже.

– Но зачем ты взял шоколадные яйца и «Друга рыбака»?

– «Друг рыбака» – моя защита от табачного запаха изо рта. А шоколадные яйца – защита от тебя.

– Защита от меня?

– Ты меня не заложишь, если у тебя самого в кармане приватизированный товар.

Мимо, изрыгая ядовитые пары, поползла автоцистерна с бензином.

– Я же не заложил тебя сегодня, когда ты довел Найджела до слез.

– Довел Найджела до слез? Кто это довел Найджела до слез?

Тут я обратил внимание на дом Кейт Элфрик, точнее, на серебристый «MG», стоящий в боковом проулке. Какой-то парень, который совершенно точно не был Джулией, открыл парадную дверь для Кейт, идущей к дому по дорожке с бутылкой в руках. В окне второго этажа пошевелилась занавеска.

– Эй, гляди…

– Идем! – Хьюго ринулся в открывшийся просвет между машинами. – Что «эй, гляди»?

Мы рванули через дорогу, к тропе, которая ведет к озеру в лесах.

– Ничего.

– Да нет же, ты ее держишь, как голливудский фашист. Расслабься! Держи ее как авторучку. Вот. Теперь – да будет свет…

Хьюго полез в карман куртки:

– Конечно, если хочешь впечатлить клевую телку, спички не годятся. Нужна зажигалка. Но зажигалки выдают человека с головой, будучи откопаны у него в кармане чересчур любопытными найджелами. Так что для сегодняшнего урока придется обойтись спичками.

Озеро нервно рябило волночками и противоволночками.

– Я не видел, как ты и их приватизировал у мистера Ридда.

– Нет, я их взял в пабе, у того неформала, который обозвал меня «приятелем».

– Ты обокрал Гранта Бёрча?!

– Не надо так ужасаться. Грант Бёрч меня в жизни не заподозрит. Я же отказался от его вшивой папироски. Еще одно идеальное преступление.

Хьюго зажег спичку, прикрыл ее ладонью и склонился ко мне.

Внезапный порыв ветра выхватил у меня сигарету. Она провалилась в щель скамейки.

– О черт, – сказал я, нагибаясь за сигаретой. – Сорьки.

– Возьми другую и не говори «сорьки». Мне все равно придется принести весь лишний табак в жертву местной природе. – Он протянул мне пачку сигарет. – Мудрый дилер никогда не рискует, что при нем найдут товар.

Я посмотрел на протянутую пачку:

– Хьюго, я тебе очень благодарен, что ты, ну, предлагаешь меня научить и все такое, но, если честно, я не уверен, что…

– Джейс! – Хьюго сделал карикатурно-изумленное лицо. – Неужели ты хочешь пойти на попятную сейчас? Я думал, мы решили избавить тебя от позорной девственности в этом плане?

– Да… но… может быть… не сегодня.

– «Не сегодня», значит?

Я кивнул, боясь, что он обидится.

– Решать тебе, Джейс. – Хьюго состроил нежнейшее лицо. – То есть мы же с тобой друзья, верно? Я ни в коем случае не собираюсь выкручивать тебе руки и заставлять делать что-то такое, что тебе не по нраву.

– Спасибо. – Я был ему до смешного благодарен.

– Однако, – Хьюго зажег собственную сигарету, – я считаю своим долгом указать тебе на то, что речь идет не просто о выкуривании скромной канцерогенной палочки.

– О чем ты?

Хьюго изобразил лицом серьезные моральные колебания.

– Ну давай, говори уже.

– Кузен, я должен сообщить тебе несколько неприятных истин, – он глубоко затянулся, – но сперва я хочу убедиться, что ты понял: я говорю тебе все это ради твоего же блага.

– Хорошо. Я… – Вешатель перехватил «понял», – осознал.

– Точно?

– Точно.

Глаза у Хьюго могут быть серыми или зелеными – зависит от погоды.

– Это твое «не сегодня» – истинный рак! Рак воли. Оно угнетает твой рост. Другие парни чувствуют твое «не сегодня» и презирают тебя за него. Из-за «не сегодня» ты боишься тех плебеев из «Черного лебедя». Бьюсь об заклад, что причина твоего дефекта речи – то же самое «не сегодня».

(У меня в голове взорвалась бомба стыда.)

– «Не сегодня» обрекает тебя на роль шестерки при любом авторитете, любом хулигане, любом тиране. Они чувствуют, что ты не можешь им противостоять. Не сегодня и вообще никогда. «Не сегодня» – слепой раб любого паршивого правила. Даже правило, которое гласит, – тут Хьюго заблеял, – «Хорошие мальчики не курят! Не слушай этого гадкого Хьюго Лэма!», Джейсон, ты должен убить «не сегодня».

Это была правда – столь чудовищная, что я лишь силился улыбнуться.

Хьюго продолжал:

– Джейс, я сам когда-то был на твоем месте. Я был такой же. Вечно боялся. Но есть и другая причина, по которой ты должен выкурить эту сигарету. Не потому, что это первый шаг к превращению в человека, которого твои деревенщины-одноклассники будут уважать, вместо того чтобы вытирать об него ноги. И не потому, что юноша с достойной сигаретой привлекательней для дам, чем мальчишка с карамелькой. А вот почему. Иди сюда, я шепну тебе на ухо.

Хьюго наклонился так близко, что коснулся губами моего уха, и десять тысяч вольт пронизали каждый мой нерв. (На долю секунды перед глазами вспыхнуло видение: Великий Гребец Хьюго несется по воде, соборы и речные берега сливаются в единое пятно, бицепсы напрягаются и расслабляются под майкой, а вдоль берега выстроились поклонницы. Поклонницы, готовые вылизать ему любое место по его приказу.)

– Если ты не убьешь «не сегодня», – голос его зазвучал как закадровый комментарий в трейлере фильма ужасов, – в один прекрасный день ты проснешься, посмотришь в зеркало и увидишь Брайана и дядю Майкла!

– Вот молодец… вдыхай… через рот, не через нос…

Газообразная грязь покинула мой рот.

Хьюго был непреклонен:

– Ты ведь не вдыхал в легкие, верно?

Я мотнул головой. Мне хотелось сплюнуть.

– Понимаешь, Джейс, нужно вдыхать. В легкие. Иначе это все равно что секс без оргазма.

– Хорошо. Ладно.

(Я не знал, что такое оргазм, за исключением того, что этим словом называют человека, отмочившего какую-нибудь совсем тупую корку.)

– Я сейчас зажму тебе ноздри, чтобы ты не мог меня обмануть. – Пальцы Хьюго защемили мне нос. – Глубокий вдох – не слишком глубокий, – чтобы дым вошел в легкие вместе с воздухом.

Другая рука зажала мне рот. Воздух был холодный, но пальцы у Хьюго – теплые.

– Раз… два… три!

Горячая газообразная грязь вошла в меня. Затопила мне легкие.

– Держи в себе, – подбадривал меня Хьюго. – Раз, два, три, четыре, пять… выпускай!

Он отпустил мои губы.

Дым вытек струйкой, как джинн из бутылки.

Ветер распылил его на молекулы.

– Вот и всё, – бодро сказал Хьюго.

– Здорово.

«Какая мерзость».

– Ты привыкнешь. Докури до конца.

Хьюго уселся на спинку скамейки и закурил другую «Лэмберт и Батлер».

– Кстати сказать, в плане водных просторов я вашим озером не впечатлен. Это здесь у вас лебеди?

– В Лужке Черного Лебедя на самом деле нет никаких лебедей. – Вторая затяжка была так же омерзительна, как первая. – Это, в общем, такая шутка. Но озеро в январе было просто классное. Оно замерзло. Мы играли в «британских бульдогов» прямо на льду. Хотя потом я узнал, что здесь утонуло в общей сложности около двадцати ребят. За много лет.

– Их трудно винить. – Хьюго устало вздохнул. – Лужок Черного Лебедя, может, и не жопа мира, но из него открывается прекрасный вид на эту самую жопу. Джейс, ты что-то побледнел.

– Я в порядке.

Первая волна вырвалась из меня со звуком «ГЭЭЭ-ЭРРРР» и хлынула на грязную траву. В горячей жиже плыли ошметки моркови и креветок. Часть попала мне на растопыренные пальцы. На ощупь оно было как теплый рисовый пудинг. Я чувствовал приближение второй волны. Перед закрытыми глазами стояла картинка: пачка «Лэмберт и Батлер» с одной высунутой сигаретой, как в рекламе. Вторая волна оказалась желтоватой, горчичной. Я хватал губами кислород, как человек, запертый в воздушном шлюзе. Я молился, чтобы на этом все кончилось. Последовали три коротких залпа, гуще и липче первых. Должно быть, это «Аляска».

Господисусе.

Я вымыл в озере заляпанную рвотой руку, вытер глаза, слезящиеся от рвоты. Мне было дико стыдно. Хьюго пытается научить меня, чтобы я стал как он, а я даже одной сигареты не осилил.

– Прости, пожалуйста, – я вытираю рот, – прости меня!

Но Хьюго на меня даже не смотрит.

Он извивается на скамейке, запрокинув лицо к взъерошенному небу.

Мой кузен рыдает от смеха.