Цитаты из книг автора «Дэвид Герберт Лоуренс»

порой быть дураком не так уж глупо. Если хочешь добиться своего.

По-моему, большевизм – это высшая точка ненависти ко всему, что кажется большевикам буржуазным, – начал Чарли. – Ну, а «буржуазное» – понятие очень и очень расплывчатое. Оно включает в себя и капитализм. Равно и все чувства – проявления «буржуазные»; и нужно создать человека без этих предрассудков. Тогда и сам человек, его личность, его неповторимость – тоже явление буржуазное. К ногтю его! Личное должно уступить место большему, общественному.

Случись женщине заговорить со мной на языке интимности, я, естественно, поддержу этот разговор и пересплю с ней, когда время подойдет. К сожалению, женщины не очень-то балуют меня такими разговорами, так что приходится спать одному, что, впрочем, ничуть не хуже.

если мужчина и женщина любят друг друга, их близость – великое чудо. – Ну-ка расскажи о великом чуде, – попросил Томми. – Близость таких людей много выше близости плотской

если мужчина и женщина любят друг друга, их близость – великое чудо.

В столь горькое время выпало нам жить, что мы тщимся не замечать эту горечь. Приходит беда, рушит нашу жизнь, а мы сразу же прямо на руинах наново торим тропки к надежде. Тяжкий это труд. Впереди – рытвины да преграды. Мы их либо обходим, либо с грехом пополам берем приступом. Но какие бы

Война в пух и прах разбила ее благополучие. Что ж, дорого приходится платить за уроки житейской мудрости

ты не поняла, что я хотел этим сказать? Тогда я тебе объясню: человек может делать что хочет, чувствовать что хочет, быть кем хочет, но только в рамках частной жизни, не посягая на устои.

Ты ведь веришь, что браки заключаются на небесах? Конни удивленно взглянула на него: – В этих словах я слышу бряцание длинной, длинной цепи, которая будет волочиться всюду, как бы далеко ни уехать.

Разрыв культурной традиции, почти по-американски. Действительно индустриальная революция. А что дальше? Конни чувствовала: дальше – ничего. Ей хотелось, как страусу, зарыться головой в песок или хотя бы прижаться к груди любимого. Мир так сложен, непонятен, чудовищен