В начале не было ничего.
Потом возник мир.
Потом – люди, но еще без искусства.
Потом люди создали искусство.
Потом люди умерли.
Теперь осталось искусство, но нет людей.
Отложив мел, Кит отряхнул руки и обернулся к пустой классной комнате.
– Вот как все было. Это краткая история мирового искусства, автор – Кит Шероуз, ваш преподаватель. Аминь. Всем до свидания, ну, или как-то так.
Собственное представление по многим причинам внушало двенадцатилетнему Киту печаль. Не потому, что, кроме него, преподавать было некому, а потому, что некого было учить.
Какая жалость.
Ведь Кит так много знал.
Например, о масляных красках. О них он знал все. В их основе были естественные пигменты из тяжелых металлов, как то: кадмий красный, белила титановые, электрик и так далее, и тому подобное. Поэтому-то масляные краски и не портились так долго.
(А еще Кит знал разные обобщения: и так далее, и тому подобное…)
Обуреваемый жаждой творчества, он в одиночестве стоял в кабинете рисования начальной школы Уильяма Тафта, глядя на прикрепленный к мольберту пустой лист бумаги.
– Мне под силу сделать все, – вслух произнес Кит, прекрасно понимая, что́ именно сейчас напишет, потому что уже шестьсот десять утр подряд писал одно и то же.
Он подошел ближе, поднес кисть к бумаге, и картина начала рождаться. Первой появилась луна, большая и яркая. Кит написал луну крупнее и ярче, чем вчера, а вокруг нее – водоворот темно-синего ночного неба. Затем в самом низу листа – собаку. Начал с головы: морда задрана к луне, уши торчком. Потом тело: сперва – контур, затем черная шерсть. Закончив собаку, он обратился к пустому месту посреди листа – где должен был расположиться огромный ключ.
Он был похож на тот, что его мать – его Дакота – носила на шее. Впрочем, кто знает, может, это он и был.
Вчера Кит запоздало сообразил, что если к серой краске подмешать немного блесток, то ключ получится мерцающим. Догадку он проверил сегодня, а когда все получилось, то испытал восторг: в небе сгустком космической пыли мерцал ключ. Сегодня Кит максимально точно передал видение из своей головы, что бы оно ни значило.
Отойдя на шаг, он присмотрелся к картине. Собака, луна и мерцающий ключ.
– Ну ладно, – произнес Кит, подумав, не тот ли самый сегодня день.
Возможно, стоит остановиться. Возможно, он закончил. Три образа прекрасно дополняли друг друга, не осталось пустого места, которое хотелось бы заполнить.
И все же…
Кит подошел к планшету и, позволив кисти вести руку, изобразил в небе у луны, на месте звезд, старинный компьютер. Большой и угловатый. Потом клавиатуру с проводом. Мышку. Совсем как ту, что он нашел в дальнем углу подсобки. Бежевая и безобразная, она болталась в небе, как будто там ей было самое место.
На этот раз, когда Кит отошел полюбоваться работой, она не просто выглядела завершенной. Чувствовалось, что она готова.
Странно, как получается создавать то, чего не понимаешь. Но, может, это и делает искусство великим: кому какое дело, откуда приходят образы? Главное, что воплощаешь их ты.
Разнообразные варианты этой же картины покрывали стены и потолок кабинета: Кит, лишившись свободного места, вешал один поверх другого. Сегодняшний он подписал, добавив сбоку название: «Космопес и компьютер» #611.
Сняв фартук, Кит отправился в библиотеку.
Некогда школа Уильяма Тафта называлась «начальной», и в былые времена ее коридоры и классы полнились детьми, а потому в библиотеке хранились главным образом детские книги. Киту было двенадцать, и это, по словам Монти, значило, что скоро он больше времени станет проводить в библиотеке для старших, что дальше по улице.
Поймите правильно: не то чтобы Киту не нравилась библиотека для старших. Дело было в предположении, будто в ней мудрости хранится больше, чем в детской.
Киту хватило всего нескольких визитов в библиотеку для старших, чтобы развенчать этот миф. (Он знал, что «развенчать» означает «снять венец».) Да, истории там хранились другие. Переплет у большинства книг был толще, а шрифт на некоторых обложках был такой, что Кит мог бы читать его через дорогу. Имелись там «книги на кассетах» и «аудиокниги», которые показались Киту не более чем затянутыми сказками на ночь для взрослых. Однако мудрости он там нашел не больше и не меньше, чем в детской библиотеке.
К тому же библиотека в начальной школе Уильяма Тафта была гораздо уютнее.
Мозги у Кита в голове имелись, а потому свои книжки он рассортировал сперва по жанрам, а затем по авторам в алфавитном порядке.
Научпоп он прочел уже несколько лет назад, так что сейчас углубился в беллетристику, наполовину одолев секцию авторов на «Л». Неплохо, если учесть, что у него обычно оставался примерно час до того, как вернуться в «Близнец рая» на то время, пока солнце стоит высоко.
Кит устроился в оранжевом кресле-мешке и открыл книгу «Зов предков»[7] (о своре ездовых собак, в которой все хотели стать главными) на главе «Первобытный зверь восторжествовал».
Тут Кит дожидался, пока краски высохнут.
Тут он становился Знатоком.
Начальная школа Уильяма Тафта принадлежала Киту, равно как аптека принадлежала Монти, офис шерифа – Лэйки, а сад на крыше – Дакоте. Во всем Городке остались только они вчетвером, а потому каждый выбрал себе по зданию.
Выбирая, следовало учитывать два момента: удаленность постройки от дома (кинотеатра «Близнец рая») и количество полых костей и человеческих останков, которые предстояло выгрести. Надежнее всего были школы и деловые здания, потому что из них людей, когда все стало по-настоящему плохо, эвакуировали.
С домами приходилось сложнее. В них, если верить Дакоте, люди раньше жили. Люди тратили время на то, чтобы выбрать себе дом, а вот чего в старину не знали, так это того, что ни время, ни деньги, потраченные на дом, не помешают ему стать саркофагом (это странное слово означало «могила»).
Дома были какофонией катастрофы.
Выбираясь за трофеями, Кит облазил несколько домов. Там было темно и пахло как в чугунке, полном мертвечины и кишечных газов. Хуже всего было в домах, куда мухи не сумели проникнуть и где они не подчистили за собой. Эти были битком завалены частями тел, сгнившей кожей и хрящами.
О том, где мухи побывали, догадаться было несложно: после них оставались одни выеденные косточки. То, что некогда было человеком, лежало кучками жутких флейт вокруг пустого черепа.
Как-то Кит спросил, почему мухи оставляют после себя лишь полые кости. Лэйки ответила:
– Гриппозные мухи выедают костный мозг.
Киту стало жаль горожан. Этих глупых людей с их большими деньгами, мертвыми мечтами и жилищами, которые теперь ломились от выеденных костей.
Оказалось, костный мозг – это губчатая жирная ткань. Позже Кит нашел этому подтверждение в нескольких книгах из своей уютной детской библиотеки.
Последнюю картину Кит повесил рядом с «Космопсом и компьютером» #610, поверх «Космопса и компьютера» #403, и подошел к раскрытому окну.
Кабинет располагался на втором этаже школы, школа стояла на главной улице, а сама улица тянулась через весь Городок, поэтому отсюда Кит видел все. Погода была теплая, но не жаркая. Самое то встать у раскрытого окна. В лицо Киту дул ветерок, и он, поймав ощущение, задержал его, как заветное желание, представил, откуда этот бриз прилетел, где родился. Наверное, где-нибудь посреди океана.
Океан был одним из тех мест – вроде Луны или Техаса, – о которых Кит только знал и которых никогда не увидел бы.
Список можно было продолжать еще долго.
Через дорогу стоял его дом, кинотеатр «Близнец рая», одно из зданий в длинном ряду старых сблоченных построек. У каждой из них была своя история, свое прошлое, но Киту больше всего нравился кинотеатр. Сложенный из кирпича и камня, он был увенчан металлической вывеской, крупные буквы которой гласили «БЛИЗНЕЦ РАЯ», а снизу под ней тянулась золотисто-белая афиша. Некогда на ней была составлена надпись «Добро пожаловать в рай», но большая часть букв давно отвалилась.
Из соображений безопасности (читай: против мух) у входа широким полукругом рассы́пали корицу, а когда солнце поднималось в зенит и пора было прятаться в тень, выжившие, заперев за собой двери, баррикадировали их.
Сидели в безопасности. Отгородившись от мира. В милом, уютном доме.
Школу Тафта Кит себе выбрал по нескольким причинам, и одной из них было удобное расположение: до кинотеатра можно было добежать за двадцать две секунды.
О да.
Бегал он быстро.
На дороге тем временем показалась Лэйки. Она шла, закинув за спину винтовку. Каждое утро она проводила в поле за офисом шерифа, где обустроила себе стрельбище.
Об оружии Кит не знал ничего. Лэйки же, напротив, разбиралась практически во всем, что было с ним связано (читай: в стрельбе, чистке, безопасном обращении, технологии и тому подобном). Кит же недостаток знаний в оружейном деле с лихвой восполнял за счет наблюдений. Почти каждый день, в ожидании полуденного комендантского часа, он стоял вот так у окна и наблюдал за своим мирком.
Чуть дальше по улице Монти вышел из аптеки. В ней он проводил каждое утро, засев за детекторным радиоприемником и изучая Падение Общества (или ПО, как он сам говорил). Там, где прежде на полках громоздились разнообразные медикаменты, теперь лежали стройные кипы газет и журнальных статей о том, как началось нашествие мух. А еще всевозможные книги о радиосвязи из взрослой библиотеки.
Таких, как Монти, принято было называть помешанными.
И вот как его страсть родилась: пару лет назад Монти пошел за трофеями и набрел на специализированные наушники, а потом еще несколько месяцев потратил на сбор остальных деталей для самопального радио. Судя по всему, этот его детекторный приемник работал без батареек и даже без электросети, вот только радиус действия имел ограниченный.
Впрочем…
В Городке любое расстояние казалось огромным.
– Эй! – Кита окликнула его Дакота, стоявшая на крыше кинотеатра. Она с ног до головы была покрыта землей, а значит, либо сажала овощи, либо собирала урожай. (Делая заготовки, она становилась просто «пыльной и потной».)
Дакота указала на солнце, а потом растопырила пятерню.
Пять минут.
– Сегодня вечером «Дакота Примавера»! – прокричала она.
Кит поднял большие пальцы рук. «Дакота Примавера» – ее фирменные макароны с картошкой, томатным пюре и другими овощами, которые к тому времени поспели на крыше дома.
В былые времена находились те, кто из каких-то убеждений, по здоровью или предпочтениям в пище отказывался от мяса. Но тут, в Городке, они стали вегетарианцами потому, что, как говорила Дакота, «нельзя убивать, когда почти все живое и так стерто с лица земли».
Кит не возражал. Он и не помнил вкус мяса. К тому же сад его Дакоты был настоящим рогом изобилия.
Сама Дакота была просто кулинарным гением.
Еще несколько месяцев назад ее огород находился в старом парке, дальше по улице, но нагрянул рой – быстрый и мощный, – и она сама едва унесла ноги. Парочка мух даже забралась ей в складки одежды. Дакота в тот день надолго залежалась в ванне. Ее одежду сожгли, а на следующий день она стала переносить сад на крышу кинотеатра.
Оттуда открывался самый лучший вид на окрестные горы. С собой Дакота постоянно носила ручной колокольчик и каждую неделю без предупреждения устраивала всем учебную тревогу. Звонила в колокольчик, и остальные – Кит в школе, Монти в аптеке, Лэйки в офисе шерифа – бросали все дела и мчались в «Близнец рая».
– Чтобы нас не застали врасплох, – сказала после первой тревоги его Дакота.
– То есть чтобы больше не застали? – тихонько уточнил Кит.
Если не считать того раза, когда Дакота едва не погибла, их уже заставали врасплох. Кит тогда был еще очень юн, но о случившемся знал. Дакота еле спаслась, а вот мистеру и миссис Маккензи – биологическим родителям Монти и Лэйки – так не повезло.
Сейчас Дакота открыла крышку люка и спустилась в кинотеатр. Кит знал, откуда у него такая внешность: бледная кожа и веснушчатые нос и щеки. Они достались ему от матери, которая называла это театральным загаром. Райской бледностью.
Однако следовало признать: в последнее время Дакота выглядела румянее, чем прежде.
Стоя у окна, Кит отпустил ощущение бриза и представил, как он уносится дальше по главной улице – в бесконечные горы. Он подумал о книге из раздела научпопа – о солнечной системе; на ее полях кто-то сделал пометку: «ПРЕДЕЛ». Из книги Кит узнал, что раньше на свете жили очень умные люди, знавшие уйму всего про космос. Кто-то даже летал в космос, запускал туда ракеты, исследовал какие-то его области и составлял отчеты. «Однако, – говорилось в книге, – внешний космос – это бескрайний океан, в который человечество едва ли окунуло палец ноги».
Другими словами, даже светила науки былых дней вынужденно признавали: о том, что лежит за пределами известного, они знали очень и очень мало.
Замечание («То есть чтобы больше не застали?») Кит сделал без задней мысли, однако в тот же день понял, что́ в связи с мухами говорить стоит, а что – нет. Например, темы выживания, бегства, сражения, подготовки, защиты были уместными в разговорах. А вот случаи, когда мухи кому-то принесли потери, упоминать не следовало.
О том, как быть человеком, Кит знал столько же, сколько люди о космосе. В этот безбрежный океан мальчик едва успел окунуть лишь кончик пальца ноги.
О проекте
О подписке