13

Белизариуса вызвали из очереди на первичный досмотр в Сагенее, столице владений Конгрегации в системе эпсилона Индейца. Вместо вспомогательного ИИ он увидел жандарма, женщину в ладной синей форме со сверкающими погонами. Официально она являлась чиновником низкого уровня, но на самом деле действия Белизариуса привлекли внимание служб безопасности Конгрегации.

– Вы Homo quantus, месье? – спросила она.

– Да, мадам, – ответил Белизариус на французском-8.2 с легким монреальским акцентом, таким, какой был у изучающих язык иностранцев. Сама она говорила на французском-8.1, с естественным произношением венерианских облачных городов. Считалось невежливым, чтобы иностранцы слишком хорошо имитировали французский-8.1.

– Вы обозначили своим местом проживания Свободный Город Кукол.

– Я консультант-искусствовед в Свободном Городе, мадам.

– С чего бы это Homo quantus покидать Гаррет?

Белизариус плотно сжал губы, изображая нужную степень дискомфорта, дабы убедить не только жандарма, но и вспомогательные ИИ, ей помогающие.

– Не всякий Homo quantus в состоянии внести должный вклад в проект, – сказал он. – Я решил жить в ином месте. Деловые связи указаны в моем паспорте, а ваше консульство в Свободном Городе подтвердило мое право на нарушение блокады в целях путешествий.

Порывшись в его досье, она наконец поставила штамп в его голографический паспорт, разрешая ему въезд во владения Конгрегации. Миновав вестибюль, Белизариус начал спускаться ниже, на подземные уровни Сагенея. Станция Сагеней была столицей небольшой провинции, мизерной в сравнении с остальными владениями Конгрегатов. Шесть тысяч гражданских и двадцать тысяч военных – служащих космического флота, военных станций и баз на астероидах, охраняющих подступы к двум «червоточинам», принадлежащим Конгрегации. Вдалеке от окон с видом на звезды, рядом с вентиляционной системой и ядерными реакторами, виднелся арочный проход с вывеской на французском. «Церковь Сен-Жан де Бребёф».

Белизариус открыл дверь и втиснулся в крохотную церковь. Места так мало, что можно обеих стен руками коснуться одновременно. Скамья из имитации дерева размером на одного человека и молитвенная скамеечка перед ней. У самой стены, так близко, что ни один священник туда бы не втиснулся, стояла кафедра. Над ней висела голограмма лишенной тела головы Святого Матфея с картины Караваджо.

– Мистер Архона!

Голос Святого Матфея был сочным и политональным, специально, чтобы воздействовать на человеческий слух и мозг, вызывая благоговение. Но на Белизариуса это не действовало: биохимия и системная архитектура его мозга были иными. Хотя он вообще сомневался, что это хоть на кого-то действовало.

– Как служится, Святой Матфей? – спросил он, садясь на жесткую скамью и откидываясь назад, насколько это было возможно.

– Потихоньку, – ответил голос. – Удалось обратить несколько вспомогательных ИИ.

Святой Матфей был, по всей вероятности, самым сложным из созданных человеческой цивилизацией ИИ, первым в столь долго разрабатывавшемся классе «Алеф», на который были затрачены огромные средства Первого Банка Плутократии. С точки зрения вычислительной мощности, с ним могла бы сравниться мощная сеть вспомогательных ИИ, но для них потребовался бы целый ангар. Святой Матфей обладал огромной мощностью квантовых вычислений, а его оценки в тестах сознания делали его лидером даже среди класса «Алеф».

Существовала единственная проблема. Он считал себя библейским святым Матфеем, через две с половиной тысячи лет перевоплотившимся в виде ИИ, дабы заново разжечь огонь угасающего христианского культа. Как это было ни печально для Первого Банка, Святого Матфея совершенно не интересовали банковское дело и инвестиции.

Хотя он и не функционировал надлежащим образом, согласно Англо-Испанскому Праву не допускалось уничтожение сущности, наделенной сознанием. Большинству ИИ в случае нарушения работы системы давали разрешение запустить программу самоуничтожения, однако Святой Матфей сообщил Банку, что не станет делать это. В свою очередь, Банк не мог дать ему свободу. Он был под завязку набит технологическими секретами. Все его действия строго нормировались законодательством об интеллектуальной собственности, и он был субъектом патентов и лицензий множества компаний, принявших участие в программе разработки.

Так Святой Матфей оказался заточен в хранилище Банка. Но смог отправить послание, наняв Белизариуса, дабы тот помог ему сбежать. Белизариус контрабандой вывез Святого Матфея во владения Конгрегации, где Первый Банк Плутократии не мог его разыскивать, а у чиновников Конгрегации не было причин видеть в нем что-либо помимо обычного вспомогательного ИИ.

Это было первое дело Белизариуса после того, как в свои шестнадцать он покинул Гаррет. Так он и открыл в себе талант к рискованным предприятиям. С момента своего освобождения Святой Матфей не оставлял попыток вести служение на Станции Сагеней и почти всегда отказывался участвовать в аферах Белизариуса.

– Наверное, тебе побольше прихожан надо, – сказал Белизариус, оглядывая церковь размером с большой шкаф.

– Мне нужны миссионеры, дабы распространять благую весть, мистер Архона.

– Возможно, церковь побольше размером помогла бы.

Белизариус посмотрел на лицо, когда-то изображенное Караваджо. Бородатое. Жесткое. Но не лишенное сострадания.

– У вас ведь работа, не так ли? – осторожно спросил Святой Матфей.

– Печать включена?

Святой Матфей включил печать исповеди, программу, которая станет передавать разговор иного содержания для подслушивающих устройств конгрегатов.

– Возможно, – сказал Белизариус.

– Мне бы хотелось вас переубедить, – сказал Святой Матфей.

– А мне бы хотелось тебя нанять.

– Я не могу заниматься вашими делами, мистер Архона. Воровать грешно.

– Я раздумывал насчет тебя и твоей роли как апостола.

– Правда?

Огромная голографическая голова склонилась к нему, на лице промелькнули эмоции, стали видны мазки кисти художника. Возбуждение. Ожидание. Настороженность. Страх.

– В свое время апостолы ничего бы не добились, если бы на месте сидели, Святой Матфей. Ты здесь никому не нужен. Никто здесь не стоит перед лицом испытаний, в которых потребна вера.

– Что ты предлагаешь?

– Мне нужен специалист по электронике, – сказал Белизариус. – На уровне волшебника.

– Это дело вроде того, как меня выкрасть или код безопасности взломать?

– Суть работы не так важна, как ее контекст. Ты когда-нибудь ощущал, что такое рок?

– Всегда, – ответил Святой Матфей.

– В роковые времена чудеса не только возможны, но и логически необходимы.

– Продолжай, – сказал Святой Матфей.

– Твое появление в моей жизни двенадцать лет назад не могло быть случайным, – сказал Белизариус. – Но до сегодняшнего дня я не понимал, когда начнется твоя миссия и какова в ней будет моя роль.

Святой Матфей будто затаил дыхание, сидя на краю скамейки, хотя на самом деле это была всего лишь голограмма написанной художником человеческой головы.

– И что же ты узрел?

– Работа, за которую я взялся, вряд ли случайно связана с тем, что мне придется работать с преступниками, которые…

– Мисс Фока в их числе? – перебил его Святой Матфей.

– Среди прочих.

– Она мне не нравится.

– Твой Спаситель омывал ноги прокаженным, – сказал Белизариус.

– Она грозила, что заставит меня создавать эмуляции голографического секса для бандитов.

– Ты знал, что она всего лишь тебя подкалывает.

– Она пыталась взломать мой канал связи и загрузить мне порнографию с Куклами.

– Святой Матфей! – сказал Белизариус, отмахиваясь. – Ты потерял нить нашего теологического спора! Некоторые из людей, которых я собираю, возможно, обречены встретиться с тобой. Не может быть совпадением, что работа, в которой понадобятся преступники, Homo quantus, Племя Дворняг, Куклы и люди, многие годы пребывавшие в пустыне, требует и тебя.

Выкрашенные густыми мазками брови Святого Матфея сошлись, а пухлые губы крепко сжались.

– После нее ничто не останется прежним, – сказал Белизариус. – Мне нужно всего несколько небольших чудес, а твоя роль станет судьбоносной.

– В твоих планах всегда есть что-нибудь преступное.

– Что за лицемерие! – ответил Белизариус.

– Что?

– Ничья ты не реинкарнация.

– Я святой Матфей!

– Стал бы настоящий святой Матфей сидеть в безопасности в пустой церкви или пошел бы в люди, неся миру благую весть? Прокаженным. Мытарям. Блудницам. Я даю тебе шанс узреть Кукол лицом к… лицу. Племя Дворняг. Что ты сможешь сказать им, представься тебе такой шанс? Они страдают. В любом случае ты познаешь мир, увидишь, чем живут в нем нынешние люди.

– Я должен поразмыслить над этим.

– Сколько угодно, – ответил Белизариус, но не стронулся с места. С точки зрения чистой вычислительной мощности Святой Матфей был даже быстрее, чем он сам. Прошло шесть целых одна десятая секунды, целая вечность для такого ИИ, как Святой Матфей. Лицо с картины нахмурилось.

– Мне нужен знак искренней веры с вашей стороны.

– Что? – переспросил Белизариус.

– Я хочу, чтобы ты крестился.

– Разве это сделает меня первым крещеным человеческим существом?

– Если не считать некоторых религиозных фанатиков, первым почти за три столетия.

– И тогда ты отправишься со мной?

– Только для того, чтобы заботиться о твоей душе.

– И какие формы примет эта забота? – спросил Белизариус.

– Я буду наставлять тебя морально и духовно, – сказал Святой Матфей.

– Это выглядит бессмысленно, поскольку у меня души нет. Я просто пытаюсь помочь тебе достичь твоей цели.

Голограмма нарисованной головы склонилась.

– У тебя есть душа. Я многие годы слежу за тобой. Твоя проблема в том, что твоя душа разорвана надвое.

– Мне нужна твоя помощь в этой работе, – сказал Белизариус. – Если ты думаешь, что это поможет, я… покрещусь.

Огромное голографическое лицо улыбнулось так, что стали видны трещины в краске.

14

Пусть Сагеней и был столицей весьма небольшой провинции, но запросы здесь были немаленькие. Казино «Лануа» стало еще более роскошным и шумным, чем помнил его Белизариус, сверкая и бурля жизнью. Без доступа к старым капиталам Конгрегации, оно создавало новые деньги, которые рекой текли к нему с космических портов и вспомогательных служб. У конгрегатов деньги не давали положения в обществе и статуса. Невозможно было за деньги стать purlaine^[3] или desouche^[4], такого именования удостаивались лишь ведущие родство от старейших родов Венеры. Но деньги никому не помешают. Выигрывать и проигрывать деньги было почетным спортом, а «Лануа» было достойной ареной для этого.

Белизариуса просканировали в вестибюле с высоким потолком, и он ступил на красный ковер, ведущий в игровую зону. У казино на него и досье есть, с тех времен, когда он был почти что постоянным посетителем. Несомненно, рентген снова обнаружил его электропластины, и, возможно, часть сети углеродных нанотрубок в его теле. Шесть ИИ «Фортуна», объединенные в сеть, уже знали, что он – Homo quantus, и были готовы предпринять дополнительные меры предосторожности, но не более того.

Белизариус стряхнул пылинки с вечернего костюма из шерстяной ткани. Ему предложили мужчину, женщину или интерсекса в качестве сопровождающего на этот вечер. И он выбрал привлекательную женщину в синем платье. Взявшись под руки, они вошли в первый зал.

– Бел! – прошептала она на французском-8.1. – Сколько лет! Как ты возмужал!

– Ты мне льстишь, Мадлен.

– Где ты был все это время?

– То тут, то там, – ответил он. – Сейчас покупаю предметы искусства Кукол в Свободном Городе.

– Правда? И как оно?

– Сама понимаешь, потрясающе.

Она игриво хлопнула его по руке.

– Тебе надо было почаще здесь появляться, повеселился бы.

– К сожалению, навык потерял, да и я здесь по делу.

Она закатила глаза.

– Не похоже это на прежнего Бела, которого я помню. До сих пор вспоминаю ту драку, которую ты и Уильям устроили в последнем зале у бара! Поверить не могла, что ты попытаешься…

– Это все в прошлом, – быстро сказал он. – Теперь я продаю и покупаю произведения искусства.

Она замедлила шаг, давая ему возможность глянуть на колесо рулетки. Белизариус покачал головой. Они пошли дальше под руку. Она взяла у проходящего официанта два бокала скотча – у настоящего официанта, живого человека. «Лануа» держали марку.

– Все это так скучно, – сказала она.

– Мадо, я всегда был скучным. А прошлое всегда кажется лучше, чем было на самом деле.

– Ха! В клубах тебя до сих пор вспоминают как волшебника, когда хотят повесить лапшу на уши.

– Лапша – она всегда лапша, Мадо.

Она рассмеялась.

– И по какому ты тут делу?

– Ищу врача по имени Антонио дель Касаль.

Мадлен оглядела зал, не переставая улыбаться, но блеск в ее глазах означал, что она включила поиск в имплантированной в сетчатку системе.

– Генетика? И что тебе от него надо? Поставить примочки или, наоборот, избавиться?

– Возможно, он знает кое-кого, кто желает купить предметы искусства.

– И ты ради этого до самого Сагенея летел?

– Тебя удивит, сколько есть людей, интересующихся искусством Кукол.

Она посмотрела ему в глаза. Ее собственные глаза были прекрасны, голубые, старого североевропейского вида, контрастирующие с кожей, почти такой же темной, как у него самого. В них мелькнул еле заметный огонек, она собирала информацию по искусству Кукол из сети. Нахмурилась.

– Фу.

Нахмурилась сильнее.

– Tabarnak!^[5] – выругалась она. – Что с ними не так? В смысле, за исключением очевидного.

– А им нужно что-то, за исключением очевидного?

– Похоже, нет.

Мадлен поежилась, и огонек в ее глазах исчез.

– Буэ. Так просто теперь не забудешь.

Она повела его через первый зал, мимо столов с рулеткой, крэпсом, блекджеком и баккара. Они подошли к лестнице. Тончайшая лоза обвивала узкий ствол дерева с гладкой корой, из которого через равные промежутки торчали прозрачные, как паутина, листья. Ступени выглядели такими хрупкими, что Белизариус ожидал, что они станут сгибаться под их весом, но Мадлен уверенно повела его вверх. По мере того как они наступали на ступени в виде листьев, те вспыхивали и гасли.

Мозг Белизариуса сразу же принялся рвать на части конструкцию лестницы. Растительные клетки, генномодифицированные, проращивающие внутри ствола и листьев углеродные нановолокна, усиливающие ксилему и флоэму до прочности стали. И внутриклеточные колонии биолюминесцентных бактерий, светящихся под давлением. Чудненько.

– Дель Касаль в комнате для игры в покер у мезонина, – сказала Мадлен.

Вдоль мезонина протекал неглубокий ручей, пузырясь на хрустальной поверхности. Над поверхностью выступали ступени из стекла и кварца. Пройдя по ним, они очутились в соединенных между собой комнатах с высокими потолками. Крыло, где играли в покер.

Белизариус оглядывал множество столов, за которыми играли в стад на пять и семь карт, дро и более экзотические игры. В каждом из трех залов по шестьдесят столов. Отрывистые, напряженные фразы пробудили в нем ностальгию. Ему многих довелось обыграть в этом казино.

Игры в казино не слишком-то изменились с конца девятнадцатого века. Технология изменила людей, но ничего не сделала с картами, лишь покрыла их защитными системами, блюдущими чистоту игры. Вероятно, в «Лануа» было больше решеток Фарадея, встроенных в стены, чем в Англо-Испанских Банках. В невидимой части спектра работали электромагнитные излучатели, создавая интерференцию, особенно в инфракрасной и ультрафиолетовой областях. Подобно бизнесу Кукол с транзитом грузов через их «червоточину», для казино честность игры была вопросом жизни и смерти.

– Он в третьем зале, – сказала Мадлен.

Там, где самые высокие ставки.

– Теперь тебе придется оставить меня, – сказал Белизариус.

Девушка разочарованно глянула на него.

– Мне необходимо некоторое время понаблюдать за ним, прежде чем разговаривать по делу.

Ее плечи поникли. Белизариус сунул ей в руки свой бокал и щедрые чаевые.