Я взялся за ручку и тихонько нажал на дверь – еще и еще, пока

кто-то не сказал: «Так, теперь довольно, просунь голову в

дверь». Просунуть я просунул, а сам думаю: сейчас ее отрубят.

Марк Твен «Приключения Гекльберри Финна»

1. Спикизи

Что бы там кто ни говорил, сейчас она ждет не принца на белом коне, а опаздывающего волшебника.

У того это запросто, как два пальца. Патологическая непунктуальность. Что-то вроде дислексии, только связанной с неумением приходить вовремя. И медицина здесь бессильна.

Через пять дней он заявится на другую встречу раньше, чем нужно, наткнется на заточенную сталь – и все завершится тем, чем завершится. Ветер будет рвать воду с поверхности озера, а вокруг застывшей на берегу Аглаи будут плясать, словно сбрендившие дервиши, пыльные вихри. И когда она решит, что все кончилось, что ей удалось выбраться из коридоров того гребаного кирпичного «Ностромо», она увидит Данькину улыбку. А рядом с сыном будет ухмыляться собакомордая нечисть.

История, точку в которой поставят осина и серебро. Но это еще нескоро.

Через неделю, в следующую среду.

Ни о чем таком сейчас не подозревая, не вспоминая о Даньке, Аглая кидает взгляд на часы. Раздражаясь, думает, что никак не привыкнет к манерам волшебника. Половина восьмого, договаривались на семь. И ведь даже в голову не придет позвонить предупредить.

Сама Аглая появляется здесь заранее, чтобы успеть поужинать (или пообедать, потому что в свой обед пришлось кататься в банк, а потом все закрутилось-завертелось и стало вообще не до этого). Она торопливо расправляется с пиццей и долго сидит над чашкой кофе.

Волшебника все нет.

Изнутри Аглаю распирают тугие пружины недовольства. Хочется встать и уйти, но чтобы потом еще и не отвечать на его звонки.

Нельзя.

Волшебник, как называет его генеральный, обещает порешать все их проблемы, поэтому не дергайся, сиди и жди. Пей свой остывший кофе, слушай вполуха ню-джаз и смотри в большое полукруглое окно, за которым будто развернули засвеченную фотографию июньского вечера с солнцем, замершим посреди отстиранного от вчерашних туч неба, и случайно залетевшим в кадр голубем-дураком. Мостовую из окна не видно и кажется, что вокруг – ни машин, ни людей, только бармен и парочка девиц, скучающих в своих смартфонах здесь, на втором этаже неплохого заведения с сомнительным названием «Из огня в огонь».

Обманчивое ощущение спокойствия скоро кончится, когда сюда набьется народ, который уже совсем рядом. Спустись со второго этажа, шагни из дверей бара на улицу – и окажешься среди людей, снующих по Белинского в поисках развлечений. Аглая размышляет, не выйти ли выкурить сигарету, подышать улицей? Но тут из колонок начинают шарашить норвежцы «Jaga Jazzist», что-то с того, со светящимися глазами на обложке, альбома, который ей не сразу и зашел, и Аглая перескакивает на их ритм. Мысли ее катятся в сторону того, что, хоть она в каком-то смысле еще на работе, но ведь не в офисе, и уже вечер, и что среда – это, как ни крути, маленькая пятница. Ну и о чем тут думать?..

Пол в «Из огня в огонь» в черно-белую «шахматную» плитку, и Аглая делает ход конем. Одернув юбку, упругой походкой приближается к крохотной здесь, на втором этаже, стойке. Парнишка-бармен кивает, одобряя ее выбор, и принимается за работу. Через несколько минут Аглая сжимает ладонями холодный стакан, внутри которого большой кусок льда колышется, словно сердце, перекачивающее джино-кампари-вермутовую кровь негрони.

Первый глоток прямо у стойки. На секунду, пока рецепторы радостно сходят с ума, Аглая прикрывает глаза. Свернуться вокруг стакана в клубочек и заурчать, как тигренок на подсолнухе. Эталонный горько-сладкий вкус, способный примирить ее с чем угодно.

Теперь волшебник может и не торопиться.

Она одобрительно кивает бармену и отчаливает к своему столику, к брошенным на соседнем кресле пиджаку и итальянской сумочке, на которую, хищно выпустив накрашенные когти, пялится из уголка одна, вся из себя, в платье с цветочками и в белых кроссовках. Присев, Аглая делает второй глоток, чувствуя настоящую магию. Ледяное рубиновое мерцание в бокале за шкирку вытаскивает ее из будней, и она улыбается, вспоминая, что всего через полтора дня…

Трезвонит, просясь на ручки, смартфон. Волшебник? Нет, оказывается, финансовый еще не ушел с работы. Ему-то что надо?

– Да, Артем?

– Аглая, ты налоги прикинула? Мы с утра говорили…

– Ну, на коленке посчитала, но цифры еще сырые. До завтра подождет? Я на встрече…

Она возвращается к негрони, к приклеенному с той стороны стекла солнечному городскому пейзажу и к обосновавшемуся на карнизе голубю. С места, где она сидит, еще виден кусок баннера, рекламирующего якобы необременительную ипотеку. Аглае кажется, что это больше похоже не на рекламу, а на предостережение, вроде эсэмэски от МЧС со штормовым предупреждением. Она рассеянно скользит взглядом по баннеру, на секунду задерживает внимание на цифрах, будто они означают силу ветра, а не заявленные проценты. Да уж, действительно ураган.

Ипотечная непогода не про нее. У Аглаи своя «двушка» на севере города, в окна которой иногда задувает ароматами с мусорной свалки. Бывший после развода съехал обратно в доставшуюся от родителей квартиру на «Московской», а они с Данькой остались на Просвете. Аглая недавно была в квартире бывшего, когда забирала Даньку после выходных. Нормальная такая холостяцкая берлога без признаков баб, даже уютно от того, что вся мебель в квартире покрыта слоем пыли. Сыну там нравится. Летом, пока каникулы, он частенько гостит у отца, тем более что Аглая погрязла в выездной проверке, а Сергей, бывший, работает посменно и может присмотреть за отпрыском. Чем они там занимаются, интересно? Нужно порасспросить, когда Данька сегодня позвонит. Или набрать его самой?..

Аглая отпивает из бокала, отворачивается от косящегося на нее голубя, возвращается мыслями к сыну. Заноза, вот уже десять лет сидящая в ее сердце. Такой смешной… Она снова улыбается, вспоминая, как сын рассказывал про увиденных в Пушкине, куда ездил с отцом, белок и китайских туристов. «Мам, а как они друг друга различают? – По запаху. Обнюхиваются. – Мам, как это? Китайцы? – Да я про белок! – А я про…» – и одновременно заливаются смехом. Как же ей нравится, когда он смеется.

Надо больше проводить с ним времени, а то работа и работа, никак ее не переделаешь, а когда приходишь домой, каждый вечер заканчивается одним и тем же – оба торчат в гаджетах по своим комнатам. В кино сводить его, что ли? На какого-нибудь очередного супер-паука. Хорошо, на следующих выходных, не на этих… И рвануть с ним в августе, когда все закончится… А куда? Загранпаспорта у Даньки нет, а дача или Черное море – не отдых. Для Аглаи, во всяком случае. Пусть уж лучше Серега, у которого в начале июля две недели отпуска, забирает его с собой в Мянсельгу, покормят там карельских комаров-людоедов, укусы которых, она хорошо помнит, не проходят по месяцу. Как раз на днях звонил, спрашивал, не будет ли она возражать? Не будет. Хоть немного отдохнет, поживет одна, ужиная, как сегодня, в заведениях общепита и не досадуя, что забыла купить молоко и теперь не отделаться овсянкой Даньке на завтрак… Ну вот как так? Сидела думала, что надо чаще бывать с сыном…

Она вдруг с удивлением обнаруживает, что за всеми этими мыслями приканчивает свой коктейль. Когда успевает?

Аглая эргономичным движением кисти несильно вращает бокал в руке, и кусок подтаявшего льда с чудесным глуховатым звуком скользит по дну, как фигурист по катку. В результате алхимических па в бокале образуется немного воды, смешанной с несколькими, самыми вкусными, клюквенного цвета, каплями негрони. Аглая ощущает их короткий вкус и ставит бокал на столик. Торчащий за окном голубь смотрит на нее одним глазом, словно интересуясь, чем она займется дальше. А дальше, решает Аглая, стоит сходить в туалет, пока не нарисовался…

Тут он, совсем некстати, и появляется.

Как всегда немного взъерошенный, волшебник, не успев даже толком оглядеться, встречается взглядом с Аглаей, подходит к столику. На ходу прилаживает к лицу улыбку.

– Добрый вечер.

– Добрый, – откликается Аглая.

Волшебник небрежно извиняется за опоздание, смотрит на ее пустой бокал. Потом, чуть приподняв правую бровь, – на нее саму.

– Я тут не скучаю, – отвечает Аглая на безмолвный вопрос.

Волшебник кивает, усаживается напротив, бросает коричневую кожаную сумку с лямкой через плечо себе в ноги, телефон – на стол, спрашивает:

– У нас что, неформальная встреча?

– Почему нет? – пожимает плечами Аглая. – Раз уж все без галстуков.

Волшебник не то, что без галстука, но даже без пиджака и рубашки. На нем по-пижонски затертые джинсы и черная футболка с принтом «Zed’s dead, baby».

– Вам такие в ФНС выдают? – любопытствует Аглая.

– А я сегодня на учебе был, – отвечает волшебник, – после еще с одними уклонистами встречался, здесь неподалеку… И раз уж мы пьем, я бы тоже чего-нибудь себе взял, – он оборачивается к бармену за стойкой.

Волшебника зовут Павел. В свои тридцать, кажется, семь он – начальник отдела выездных проверок в их налоговой. Все понимающий чиновник, умеющий, когда захочет, делать маленькие чудеса. Если спасенные сорок миллионов затрат можно считать таким уж маленьким чудом…

Парнишка-бармен выбирается из-за стойки, подходит к ним и начинает обстоятельно расспрашивать об их желаниях, на что Аглая отвечает:

– Простите, но я пока хочу только в туалет. А вот молодого человека попытайте…

Она встает с места, спускается на первый этаж. По пути внезапно понимает, что негрони незаметно догнал ее. Голова уже не на месте, но, если не продолжать, это скоро пройдет. Сделав в туалете свои дела, Аглая задерживается у зеркала. Придирчиво разглядывает отражение, парой-тройкой движений поправляет короткие темные волосы с асимметричной челкой. Темные глаза и острые скулы-скулы, доставшиеся, не иначе, от древних татар-насильников. Красно-черная юбка выше колен. Секунду подумав, она расстегивает на белой рубашке третью сверху пуговицу. А почему нет? Красота пополам с огнем, как назвал ее тут один…

– Как наши дела? – возвращаясь, спрашивает у Павла.

– Мне сосватали какого-то «французского связного», коньяк с амаретто, кажется. А вы что будете?

– Воду со льдом. Честно говоря, мне пока хватит… Я, кстати, имела в виду наши дела, а не то, что вы пьете.

– Ага, понимаю, решили споить госслужащего… – тянет Павел. – Да какие дела? Часы тикают, дни идут – и все без толку…

– Как раз и вызвонила вас, чтобы сказать. Не хотела по телефону… – Аглая делает паузу. – Все решено, утренний рейс в пятницу. Обратно – в воскресенье. Подробности перешлю завтра.

– Ого, быстро у вас как… А, может, и кстати, а то что-то прям я задолбался. Возьму денек в счет отпуска… Значит, приостанавливаем пока вашу проверку. Уведомление захвачу с собой, подпишете задним числом…

Пока Павел говорит, мысли Аглаи совсем не о работе. Она думает о том, что собеседник ей больше нравится таким, в неформальном прикиде, а не в строгом костюме работника налоговой службы. Извечная взъерошенность при его джинсах и дурацкой футболке скрадывает его настоящий возраст. Теперь ему едва дашь тридцать. Загорелый, с уже выцветшими в самом начале лета волосами, со сломанным по молодости в одной из пражских пивных – Аглая узнает об этом позже – носом, он почти неотразим. И даже какой-то разбавленный, соломенный цвет глаз и обручальное кольцо не портят его.

Бармен приносит Павлу его коктейль. Тот благодарит, отпивает из бокала с этим самым «ум-м-м» и, наклонившись над столиком, неожиданно интересуется у Аглаи:

– А почему «Из огня в огонь»?

– Ну, это вроде как спикизи-бар…

– Спикизи? В смысле, «говори потише», «присылай на личную почту»?..

– В смысле, секретный бар. У них же тут на первом этаже пиццы в дровяной печи пекут и пиво крафтовое наливают, а здесь – коктейльчики и крепкий алкоголь, но это так, больше игра в американский бар времен сухого закона. Думаю, у них и лицензия есть, и налоговая про все это знает. Так что «Из огня в огонь» – поел горячей пиццы, а на дижестив выпил чего-нибудь горячительного.