A Bit of Warmth
Двадцать часов лёту

– Сашенька приехал, – сказала Анна Алексеевна, входя в кухню.

– Ага, – сказал Николай Сергеевич, глядя в сторону.

– Только что звонил. – Анна Алексеевна показала мужу мобильник, на котором еще не погас экран.

– Ага, – повторил тот.

– Он зайдет, – сказала Анна Алексеевна. – Вот прямо через полчасика, сказал, зайдет.

– Странное какое слово. «Зайдет». Заходят в гости! Нюша, вот ты представляешь себе, я звоню, например, с работы… – (Николай Сергеевич, несмотря на свои шестьдесят пять, на пенсию не собирался.) – Звоню я, значит, с работы и говорю: «Нюша, я через полчасика зайду». А?

– Что ты цепляешься?

– Заходят в гости! – разозлился Николай Сергеевич. – А это его дом!

– Ну что ты в самом деле! – На глазах у Анны Алексеевны показались слезы. – И так тошно, а ты еще цепляешься. Он же у нас полтора года не был. Вот, заехать хочет, а ты не рад?

– А вообще-то мы с тобой как раз через полчаса собирались выйти погулять, так ведь?

– Не хочешь, чтоб он приходил, так и скажи! Я ему сейчас перезвоню и скажу: «Не приходи!» Так хочешь?

– Да делайте что хотите.

– Только ты не цепляйся, ладно? – сказала Анна Алексеевна. – Чтоб мы просто спокойно посидели, поговорили…

– О чем?! – Николай Сергеевич выпрямился, даже привстал со стула, но потом вдруг ссутулился, сел и стал допивать чай.

– Обещаешь не цепляться? Давай вообще об этом не говорить. Обещаешь?

– Ладно, ладно. Обещаю.

* * *

Пришел Сашенька, красивый, тридцатипятилетний, высокий. Обнялись.

– Привет, как дела? – спросил он, целуя маму и папу.

– Спасибо, хорошо, – сказали оба, сначала папа, потом мама.

– Есть будешь?

– А что у вас есть? – Сашенька залез в холодильник, долго шарил по полкам. – Слушайте, а что-нибудь овощное у вас есть?

– Фасоль мороженая, – сказала Анна Алексеевна. – Брокколи тоже мороженые. Огурцы доели. А хочешь, я спущусь куплю чего хочешь, магазин же в доме! Ты же знаешь! Что купить?

– Не-не-не, я сам сбегаю, что ты, мам! – и с какой-то даже радостью бросился в прихожую.

Через полчаса вернулся с небольшим пакетом. Ловко нарубил салат из помидоров, огурцов, редиса и обильной зелени: укроп, кинза, петрушка, зеленый лук. Получилась целая миска. Поставил на круглый стол в кухне, сказал:

– Будете?

– Нет, нет, кушай, – сказала Анна Алексеевна. – Сметаны дать?

– Спасибо, не надо. А ты, пап? – пододвинул миску к отцу.

– Нет, спасибо, – сказал Николай Сергеевич.

Сашенька молча медленно жевал, глядя в окно, и вспоминал вчерашний разговор с психологом, который и посоветовал ему непременно навестить маму с папой.

Эти визиты были тяжелы и ему, и родителям. Родители не могли понять, зачем он уехал так далеко и практически навсегда. Всякий раз, когда он вдруг оказывался в Москве, они укоряли его – вернее, задавали обидные вопросы. Обидные потому, что он сам на них не мог ответить.

Поэтому он и пошел к психологу: надо быть современным человеком, надо по трудным поводам обращаться к специалистам. Он так и родителям говорил, в ответ на их нытье «мы старые, а ты нас бросил». Во-первых, не бросил, а просто уехал в другую страну. Сейчас не тогда! А во-вторых, если вдруг возникает какая-то необходимость или трудность, то в наше время уже не надо сына звать на помощь, как полвека назад. Есть специалисты от и до: покупка, доставка, уборка, врачи и все такое прочее. Он может все это для папы с мамой заказать и оплатить по интернету. Но он сам чувствовал, что здесь есть что-то не до конца ясное.

* * *

– А в самом деле? – спросил психолог. – Конечно, вы имеете право, глобализация и все такое, но почему именно в Австралию?

– А почему нет?

– А почему да? – настаивал тот. – У вас там какие-то особо хорошие условия? В смысле заработка?

– Нет. Как везде.

– А почему тогда не Берлин, к примеру? Не Рим, не Лондон?

– Вот и они так говорят! – вздохнул Саша. – «Из Берлина до нас три часа! Мы бы знали, что ты рядом!»

– А ведь и в самом деле, – сказал психолог. – Сколько прекрасных европейских стран! Зачем в такую даль? Может быть, они правы?

– Знаете анекдот? – возмутился Саша. – «Ты за меня или за медведя?»

– Знаю, – кивнул психолог. – Конечно, я за вас. Но если бы я вам говорил «ай-ай-ай, мой бедный Александр, ах, как вас достали эти ужасные родители!», то ко мне не стоило бы приходить. Так вот. Они, разумеется, правы. Со своей, разумеется, стороны. А в чем правы вы? Зачем Австралия? Вы от них хотите скрыться? Убежать? Заслониться двадцатичасовым перелетом? И разницей во времени в двенадцать часов, когда у вас день, у них ночь, ах, как удобно, чтобы не звонить? Так?

– Не так! – вспыхнул Саша.

– Нет, так! – твердо сказал психолог. – Признайтесь: вы удрали от мамы с папой, спрятались. Как будто вам пятнадцать лет и вы поехали к девочке в гости и нарочно забыли дома мобильник, чтоб хоть полдня оттянуться, так? Так, так! Но вам не пятнадцать, вам тридцать пять. И не на полдня, а на годы. Зачем? Вернее, почему?

Саша молчал, наливаясь краской.

Потом взялся за подлокотники кресла, приподнялся.

– Хотите прервать разговор? – сказал психолог. – С вас все равно пять тысяч.

Саша уселся в кресло поглубже и мрачно замолчал.

– Может быть, они ужасные? – вдруг спросил психолог. – Вы же мне про них ничего так и не сказали. Они были к вам жестоки? Во всем отказывали? Наказывали? Требовали?

– Нет! – крикнул Саша. – Наоборот! Они были… То есть они и есть прекрасные родители. Самоотверженные. Все для меня делали. Отказывались от отдыха, от новой машины, от забора на даче, от дорогих зубов даже! Я случайно подслушал. Я очень ценю. Я очень благодарен. Но я не хочу!

– Что?

– Быть обязан.

– Почему?

– Потому что я хочу жить своей жизнью, а не расплачиваться.

– А не расплачивайтесь. Просто живите. Но не очень далеко.

– Не могу! Я пробовал. В Варшаве, в Праге, даже в Барселоне. Мне все время хочется к ним. Все время думаю: час до аэропорта, два-три часа в воздухе, и вот я дома! У мамы с папой! – сказал он, изображая хнычущего малыша. – Австралия спасает. Иногда хочется из Австралии перебраться в Новую Зеландию. Это на глобусе кажется близко, а так – четыре часа лёту. Еще четыре часа. И еще хочу с ними как следует поссориться.

– Я вас понимаю, – вдруг сказал психолог. – Но ссориться все-таки не надо. Мало ли как жизнь повернется. Вдруг Австралию закроют. Что тогда?

– Как? – Саша с испугом взглянул на психолога.

– Да очень просто! – засмеялся тот. – Как в семнадцатом веке открыли, так и закроют. Для иностранцев. Шучу. Но кто знает. – Он посерьезнел и сказал: – Не ссорьтесь. Старайтесь общаться легко. Собственно, что нужно вашим родителям да и вам тоже? Немного тепла. Только и всего.

* * *

Саша доел салат, посмотрел на часы.

– Торопишься? – спросил Николай Сергеевич.

– Да нет… – Саша пожал плечами. – Расскажите, как вы?

– Нормально. Ты лучше сам расскажи, как ты?

– Тоже нормально.

Николай Сергеевич знал, о чем запрещено говорить: где Саша живет в Австралии, то есть какая у него квартира и сколько он за нее платит. Где и кем работает и сколько получает. Есть ли у него постоянная подруга или невеста. С кем дружит и общается. Зачем он приехал в Москву, какие у него здесь дела и как это связано с работой и заработками – это была вообще самая запретная тема. То есть получалось, что говорить можно только о кино. В смысле, о сериалах. Но Николай Сергеевич не любил сериалы, а Анна Алексеевна смотрела какие-то другие, так что и о сериалах разговора тоже не получалось.

– Может, приляжешь после обеда? – спросила Анна Алексеевна.

– Да разве это обед! – засмеялся Саша.

– Конечно! Травки пожевал, и все. Давай я тебе борща согрею. Котлеты есть, хочешь?

– Не-не-не! Только не это.

– Веган, что ли? – спросил Николай Сергеевич, очень нейтрально спросил, стараясь не хмуриться и не улыбаться, то есть чтобы ни в коем случае не обидеть.

– Просто разгрузка. – Саша похлопал себя по животу. – Стараюсь следить за пузом!

Снова посмотрел на часы. Прошел из кухни в комнату. Достал с полки книгу. Сел на диван, полистал ее, почитал недолго.

– А то возьми с собой! – сказала Анна Алексеевна.

– Да нет, спасибо. – Он встал, поставил книгу на место.

Подошел к родителям, обнял их:

– Ну, мне пора.

– Пока, пока!

Поцеловались.

* * *

Выйдя из подъезда, Саша поднял голову. Мама и папа стояли на балконе. Он помахал им рукой и двинулся к арке, ведущей из двора на улицу.

В арке остановился и достал из правого внутреннего кармана тоненькую, страничек на тридцать, записную книжку. Туда он заносил самые важные вещи.

Открыл ее. Вверху странички было написано:

16.07.2019. Mom&Dad. A bit of warmth^[1].

Достал авторучку. Хотел вычеркнуть. Но потом просто поставил галочку.

Долгая короткая история
Рассказ моего приятеля

За столом вдруг зашла речь о том, что у каждого хоть раз да случалось в жизни нечто ужасное, связанное именно с любовью. Предательство, разлука, обман, внезапное разочарование, жестокая интрига какой-то «третьей стороны». Все соглашались, улыбались, но молчали.

Вдруг один мой приятель сказал:

– Смотрите, какая тут история вышла. Я вот в октябре в Швецию ездил, там со мной такое было…

– Ну, расскажи, расскажи! – тут же отозвались мы все.

– Была у нас в школе одна такая Нина, в восьмом классе. Я влюбился. Тихо вился вокруг нее. А она меня просто не замечала. Даже не знаю почему. То есть знаю на самом-то деле: в восьмом классе я выглядел как шестиклассник. Маленький такой, худенький. Ну и робкий вследствие этого. Ну ладно. Нет так нет. Забыли. А в девятом классе я вдруг неожиданно расцвел. Во-первых, как-то подрос и вытянулся. То есть заметно повзрослел; усы всерьез пошли. Начал бриться! Мама мне мужской одеколон купила! Во-вторых, на городской олимпиаде по истории получил диплом, мне его директор пришел вручать, прямо в класс. А еще мне купили импортные бутсы на рубчатой подошве, с толстыми шнурками. И эта Нинка в меня влюбляется. Ходит рядышком, намекает насчет кино или в гости к ее подруге… Я рассмотрел ее как следует. На трезвую, так сказать, голову. В восьмом-то классе она была для меня богиня, предмет обожания, а сейчас вижу: не то. Прыщики на шее. Ногти короткие. Голова немытая. Маечка застиранная. Да и пардон, конечно, давайте бейте меня все – но я был «мальчик из хорошей семьи». Бейте, бейте! У меня папа наконец-то получил полковника, стал ходить не в сизой ушанке, а в серебристой папахе с кокардой. А мама стала заслуженной артисткой РСФСР. Вот так! Переехали в новую квартиру. А эта Нинка – не пойми кто. Живет в хрущевке, мама – нянечка в больнице, папы вовсе никогда не было. Ну пару раз поцеловались в подъезде, и все, привет-пока. После девятого она ушла в медучилище. По маминым стопам. Так и пропала. С моих радаров, я имею в виду. Собственно говоря, я ее и не искал…

Он замолчал.

– Ну а дальше что? – спрашиваем мы.

– А дальше… Хо-хо! А дальше просто с ума сойти. А дальше приезжаю я в Швецию, в Стокгольм и совершенно случайно попадаю в роскошнейший ресторан, «Агрикультур» называется. Дико дорогой, я бы сам ни за что не пошел, партнеры по переговорам пригласили. Хотели, как говорится, кинуть пафос. Сажусь, оглядываюсь, и вдруг – батюшки! За соседним столиком – Нинка! Но теперь она ой-ой-ой, вся из себя! Холеная до невозможности, одета просто как не знаю кто, в ушах брильянты в два карата, на пальцах тоже, рядом с ней какая-то совсем молодая азиатка, типа филиппинка, секретарша-ассистентка, черт знает… И вот, значит, эта моя Ниночка неторопливо жует нечто малиново-желтое, запивает вином и что-то негромко своей секретарше говорит, а та, значит, в свой изящный молескин быстро записывает и кивает. От руки! Высшая степень конфиденциальности. Ни фига себе, думаю. Вот это да! Кто б мог подумать? Я просто ошалел. Смотрю на нее ну просто во все глаза! И она заметила и тоже в упор на меня смотрит! Узнала!

Он откашлялся.

– Ну и что она? – стали спрашивать все. – Она-то что?

– Смотрит, понимаешь, и как будто глазами говорит мне: «Ну что, блин, мальчик из хорошей семьи? Съел? Выкусил?»

– А ты что?

– Да ничего. Пригляделся – все-таки нет. Не она…

В зеркалах
Искусство дистанции

Одна молодая женщина, замужняя, мать двоих детей, все у нее очень хорошо было, вдруг полюбила какого-то совсем несуразного парня. Он снимал комнату в коммуналке, не имел образования и работал то там, то сям, то охранником, то таксистом. Они познакомились, как раз когда он ее вез на такси: она выпила в гостях и не стала садиться за руль. Вызвала машину, и вот… В общем, она стала к нему, как говорят в народе, бегать от мужа.

Наверное, потому, что он был весь из себя такой крепкий, сильный, красивый, по хмурому виду и хриплому голосу даже несколько грубоватый, и ей это нравилось. Настоящий мужчина. Муж у нее был в этом смысле так себе. Но интересное дело – он, этот ее любовник, относился к ней без всякой грубости, наоборот – очень нежно, заботливо, даже трепетно, сказал бы я. Встречал ее салатом из огурцов и бутербродами с колбасой, свежим горячим чаем – не из пакетика, а в чайнике заваривал. Улыбался, в глаза заглядывал. Называл нежными именами. Ну а всё то, ради чего она к нему бегала, – вообще супер.

Она, конечно, сразу поняла, в чем дело. Он ведь был никто и звать никак, а она – ой-ой-ой. Дочка генерала и внучка еще советского замминистра обороны. Квартира на Большой Бронной, в очень серьезном доме. Мама – известный врач, профессор. Муж – тоже из нашего, так сказать, круга. Но не в муже дело, она и без мужа была ой-ой-ой, квартиру ей папа устраивал и работу тоже.

То есть она понимала, что для этого простого парня она была подарком, внезапным и ярким сюрпризом судьбы, этакой райской птицей, влетевшей в форточку его узкой и темноватой коммуналочной комнаты, и он, наверное, пытается эту птичку приручить, задержать, а там, глядишь… Небось мечтает о чем-то.