Глава 2

– Корачун, пошли быстро людей в войско брата моего, пусть придут сотники и тысяцкие брата моего, решившего умереть за лжу и крамолу свою, – приказал Ростислав, все так же опираясь на меч.

У него кружилась голова, кровь не останавливалась, уже вся нижняя часть стеганки была сильно пропитана влагой и отяжелела, еще больше склоняя Ростислава к земле.

– Рано мне помирать, не дам такую радость Изяславу, по ошибке зовущемуся Киевским, – бормотал Ростислав Владимирский, не без помощи взбирающийся на телегу.

Через полчаса часть сотников убитого, что играло ключевое значение, в честном бою, Андрея Юрьевича, присутствовала на встрече с раненым Ростиславом Юрьевичем. Новый владимирский князь Ростислав был слаб от ранения, но прекрасно понимал, что показывать это новым своим воинам нельзя, потому набрался терпения и говорил почти ровным голосом.

– Сколько сотников убежало, а сколько пленены, дабы бегства не допустить? – спросил Ростислав, наблюдая у своего большого шатра не более тридцати человек.

И пусть в войске Андрея сотни измерялись, скорее, в двести человек, все равно, здесь были далеко не все.

– Двенадцать сотников ушли, князь. Они могут вернуться, но неизвестность сильно гнетет. Мы, пойми правильно, должны услышать тебя, прежде чем клятву давать. Понять нужно, как собираешься править нами, как наряжать, – вперед вышел тысяцкий Емельян, по прозвищу Лисий Хвост.

Тысяцкий Андрея Юрьевича был хитрым, отличался быстротой принятия решений, при этом, что удивительно, ни разу не было повода упрекнуть Лисьего Хвоста в предательстве или нарушении клятвы. Он каждый свой поступок мог объяснить и оправдать. Ранее он объяснил Ростиславу, почему выбрал его младшего брата своим князем, теперь он готов объяснить, почему выбирает службу Ростиславу.

– Стол в Ростове и Суздале, как и во Владимире – это детище отца моего, Юрия Владимировича. Я не намерен отдавать вотчины отцовские киевскому князю, которого не считаю над собой великим. Со мной Новгород, много чухонцев, мне помогают свеи, как предкам моим, которые и создали русскую державу, – пафосно отвечал Ростислав.

Наступила почти абсолютная тишина. Для многих присутствующих такие заявления – это нарушение клятвы. Они же клялись не только в верности Андрею Юрьевичу, но и в клятвах своих признавали верховенство великого князя Изяслава. Однако, если человек ищет оправдания своим низменным намерениям, он их обязательны сыщет, чаще даже не в себе, чтобы думать, что чистенький и невиновный, а в других. Так что виноват именно Андрей Юрьевич, что проиграл и спровоцировал сложный выбор и не важно, что мертв.

Напряглись сотники, еще более напряглись ближние гридни Ростислава во главе с тысяцким Карачуном. Но сказал Лисий Хвост:

– Мы князю клянемся, а не решаем, какое правление на Руси будет. Малы мы такое решать, не княжеского роду, не следует и головы свои ломать. Я с тобой, Ростислав Юрьевич.

После этих слов почти все присутствующие сотники заверили, что они с Ростиславом и что, да, нечего голову ломать, как Русь строить, важнее свое. Многие сотники были с семьями и уже получили и земли, и довольствие, и дома себе поставили в городах Владимирского княжества. Лишаться всего этого, никто не хотел.

Да, оставался вариант пойти в Братство. Многие первоначально шли туда, но в итоге оказывались в дружине погибшего Андрея Юрьевича. Вместе с тем, присутствующие понимали, что в Братство и так многие попробуют влиться. К примеру, те сотники, которые были замечены в противостоянии с новгородцами, особенно в атаках на обозы Ростислава, не верили в прощение. Вот они и убежали, частично или полностью увлекая за собой вверенные им сотни.

– Сотник от Братства тут? – спросил Карачун, когда Ростиславу оказалось уже слишком тяжело говорить.

– Я инок-брат-сотник, Весняном кличут, но Михаил во крещении, – вперед вышел молодой человек, почти отрок.

Карачун рассмеялся. Он знал, что в Братстве много отроков занимают посты, которые в пору иметь только лишь мудрым мужам. Но одно дело знать, иное видеть перед собой чуть ли не подростка. Вот только у этого парня был такой набор броней, что Карачун лишь мог облизываться на доспех. А кони! Они сильные, выносливые, лучшие на Руси.

– Ты чего не сбежал, Веснячок? – тысяцкий Ростислава Юрьевича, исковеркивав имя сотника, оскорбил парня, который пусть и не мог похвастаться большим опытом командования, но участвовал уже в трех сражениях, неустанно тренировался и был физически развит куда лучше самого Карачуна, имевшего явно лишний вес.

– Тысяцкий, а ты готов встать со мной в Круг? Или не мечом владеешь, а языком и лишь брехать умеешь? – решительно ответил на оскорбление Веснян.

– Ты? Скот! – разъярился Карачун.

– А-ну погодь, тысяцкий! – через боль, дрожащим голосом потребовал Ростислав Юрьевич. – А ты, сотник, у меня пока гостем. Можем две тризны справить и по брату моему, также неразумному юнцу, и по тебе.

– Прости, князь. Но разве же то, как выглядит воин, определяет, каким ратником он является? Вот Карачун – толстый, обрюзгший, более чревоугодничает, чем тренируется, но он же добрый воин, несмотря на то, что и двигается, как увалень, – успокоиться Весняну не удалось и он все равно сказал то, что хотел, а еще он жаждал встретится в круге с тысяцким.

Веснян был назначен сотником в Братстве и потому, что смог выстоять некогда против своего воеводы Владислава Богояровича. Не победить даже, но не проиграть воеводе, с честью, не сильно уступая. А после были проверки, как слушают команды сотника, как он отдает приказы.

– Вы отдадите все свои брони, ангелы братские, – потребовал князь. – То будет платой за то, что встали супротив меня.

– Нет, князь, это невозможно. Моя сотня уже ушла. Мы не давали клятв ни Андрею, ни тебе, так что в своем праве, – отвечал Веснян. – И сотня моя не принимала участие в боевых действиях, была лишь наблюдателем.

– И ты, стало быть, пришел в простой кольчуге, а не в бронях Братства. Думал, что и не отпущу? – несколько удивленно говорил князь. – А что по тому, что Братство не участвовало… Так в моем войске не было сотни от твоего воеводы. А живете на моих землях. Потому выход вам положу сильный, не гоже моим воинам ходить в худших бронях. Так что сомнения твои, что не отпущу понятны.

Так и есть. Веснян уже знал, как именно относится Ростислав Юрьевич к Братству. Достаточно было бы уже того, что из Новгорода в Братство приходили только лазутчики, так что оттуда скоро и не брали ратников в послушники.

– Ты под арестом. А я найду, кого отправить за твоим воеводой. Пора бы с ним поговорить, – сказал князь, после обратился к Карачуну. – Бить будешь этого Веснянку, но, чтобы все было целым, не сломай ни руки, ни ноги, ни носа. Иначе не сможешь, так и не бей его.

– Сделаю, как ты повелел, князь, – сказал Карачун и тут же Весняна взяли под руки ратники Ростислава и увели прочь.

Парень мог бы сопротивляться, он даже был полон решимости. Но понимание того, что сейчас дело не только в его чести, а политическое, и что решать придется воеводе, решил покориться, дабы не усложнять работу Владиславу Богояровичу.

В это время Ростислав пристально смотрел за реакцией пришедших к нему сотников дружины погибшего брата. Отметил для себя нескольких командиров, которые чуть дернулись в сторону Весняна, будто на выручку, но вовремя остановились. Эти сотники отправятся служить в Новгород, и не будут принимать участия в процессе утверждения власти Ростислава Юрьевича на Владимирское княжество.

А что до Братства, то тут вариантов в понимании Ростислава Юрьевича мало: либо они покоряются и начинают платить серьезный выход, или же… Князь знал, что войско Братства далеко, что сейчас во Владово и Воеводино нет и пяти сотен воинов. Так что… Но князь все же хотел видеть Братство под своим контролем.

* * *

Гуляли три дня. Для периода сезонных работ, когда день год кормит – это роскошь на грани допустимого. Но все должны были проникнуться, стать соучастниками моей радости.

В прошлой жизни многие знали, казалось, что прописную истину, когда друг познается в беде. Но я несколько подвергал этот постулат сомнению, или, что вернее верного, дополнял. По мне, друг познается и в радости. Если человек искренне радуется твоим успехам, готов бросить все, чтобы приехать и сказать, насколько он рад твоему счастью – вот искренняя дружба.

И вообще умение искренне сопереживать, радоваться за других – великое дело. Подобным это время, этот мир, сильно отличается от того, что я покинул. Не всегда, на войне люди менее лукавы, там чаще всего можно понять кто есть кто, и крысы быстро выявляются, как и настоящие люди. И порой внешняя оболочка даже противоречит внутреннему наполнению.

В средневековье, где каждая минута жизни – это не комфорт у экрана телевизора или телефона, это не безделие, а борьба за жизнь. Тут людям нет откуда учиться лукавости, хитрости. Нет книг, нет сериалов, примеров лжи. Они более открыты и умеют радоваться больше, чем разбалованные развлечениями интернето-человеки.

Так мне казалось, когда каждый старался выкрикнуть здравицу, когда выставляли на столы все, что было лучшего в домах. Мне даже не пришлось особенно разоряться, оказывалось, что некоторый жирок люди уже нарастили. И жир этот не на брюхе, или ляжках, нет, с этим все в порядке, так как работаем много, калории сжигаем, а жирок в сундуках и подвалах в виде серебра, одежд, тканей, съестных припасов.

То, какой эта земля была до моего прибытия и то, что я наблюдаю сейчас – это не просто большая разница, это иной уровень развития цивилизации, пусть каменные, скорее кирпичные, здания еще только строим. И от этого проступали слезы… или слезоточивость глаз произошла от хмельного, выпить которого мне за три дня довелось столько, сколько за все время пребывания в этом мире ранее?

Но могу и я слезу пустить, не все же время душить в себе эмоции. Тем более, что в этом мире слезы, даже мужские, на удивление, но нормальная реакция, не осуждаемая даже в воинском коллективе. Осуждается бездействие. А если ты делаешь то, что следует, так не важно, со слезами или без них, главное – делать.

Но всем гулянкам приходит конец, если живешь правильно, а не пропиваешь свою жизнь. Я, смею утверждать, живу правильно, так что закончил великую забаву на Руси, то есть питие, и погнал всех на поля, в мастерские, на тренировочные площадки и стрельбища. Пусть в первый день многие и выглядели, как пленные румыны, но с криками, похожими по смыслу на возгласы «водка, водка, выходи!», все дружно включились в работу.

Я так же тренировался, понимая, что сейчас именно тот момент, когда нужно показывать собственным примером, как нужно разделять гулянки и рабочие будни. Упор делал на фехтование, отработку приемов противодействия саблей мечу. И, к моему вящему удовлетворению, немалое получалось. Для соперника-мечника в поединках смогу предоставить немало сюрпризов.

Маша чувствовала себя все более хорошо, кормилицу подобрали добротную и чистоплотную женщину, так что и для Сашка все должно быть нормальным. Пусть цицки мнет дородной бабе, привыкает к женскому телу, а то я и от внуков не откажусь в будущем. Сын выглядел здоровым карапузом, требовательным правда сильно, чуть что не по его, грудь вовремя не предоставили, так крику столько, что на весь терем слышно. Но так и нужно. Если пока кроме как криком добиться нужного не можешь, так кричи, главное, своего добивайся.

Поля засевались споро и пока даже не было необходимости отправлять большое количество воинов на помощь аграриям. Правда, приходилось ратникам отбывать строительную повинность, но от этого никуда не уйти. Строиться приходилось постоянно. Рос воинский контингент, приходили все новые и новые рекруты, много из радимичей и вятичей, которые, увидев своих родичей одетыми, сытыми, с трофейными приобретениями, смекнули, как можно пристраивать свою молодежь. Пехота разрасталась сильно быстрее, чем конные соединения. Но не это важно, а то, сколько нужно казарм строить, причем это еще с учетом, что и в других регионах Братства стройки не заканчиваются.

А вчера меня снова военные дела заставили оставить в покое плуг и старост, и вернуться к делам войска. Прибыл Арон с Лисом. У них было очень важное задание.

Пусть помощь вендам – это даже не среднесрочная перспектива, а игра в долгую, может и на пятьдесят лет вперед, но нельзя отдавать важнейший регион немцам, а после мучительно столетиями лить кровь за эти земли. Это я про Прибалтику, которая должна быть под Русью, ане под крестоносцами.

Вопрос же наиважнейший, во всех плоскостях лежит: торговые отношения с Европой, контроль восточной части Балтийского моря, распространение латинской веры и подрыв православия, а после может появиться Литва, которая была почти что Русью, но стала полонизированной и опять же латинской. Нет, нужно крестить ливов, латгалов и всех остальных в православие, правда делать это хитрее, без католического фанатизма и натиска, чтобы сработать в идеологическом плане на контрасте.

– Дозволь поздравить тебя, воевода, – начал с поздравлений наш Совет Арон.

Я дозволил. Минут десять потребовалось для того, чтобы выслушать здравицы и запить их квасом, хмельного за столом больше не было, хватит уже.

– Говори, Арон, что слышно у западных славян, как поживает вождь Никлот! Сколько воинов ты привел? – наметил я план военно-политического Совета Братства.

Не то, чтобы я не могу принимать решение единолично, нет, Совет не для того и не потому, что я теряюсь и не могу брать на себя ответственность. Для меня такое собрание мало того, что обозначение значимости приближенных ко мне людей, которые должны чувствовать сопричастность к делам, а еще это мозговой штурм. Иногда идеи, что высказывают другие, либо корректируют мои решения, либо вовсе позволяют находить более изящное, или выверенное решение.

Арон степенно, разложив все по полочкам, со своими суждениями и наблюдениями, повествовал в красках о своем путешествии и его итогах. Это был именно рассказ, а не доклад. Арону можно писать книги, насколько порой образно он описывал и быт и настроения у северо-западных славян.

Если подытожить то, о чем рассказал Арон, а после сжато и по-армейски содержательно доложил Лис, можно сделать вывод, что я поторопился налаживать союзные отношения. Славяне-язычники не только не видят полноту угрозы, что нависла над ними. Для них то, что саксонцы и мекленбургцы начали боевые действия – всего лишь усобица, которая не несет стратегического значения. Тем более, что Щетин Никлоту удалось взять, отчего у славян царят шапкозакидательские настроения. Руяне так бьют во всю немюцев на море, пиратствуют очень даже удачно.

Однако, «натиск на Восток» начался и уже либо биться на дальних подступах к русским землях, и чужими руками, или же сражаться на своих землях. Разница существенная и в ресурсах, и в вопросе демографии.

Но все это видел я, а никто иной. В другой реальности полоцкий князь разрешит создать авантюристу епископу Альбрехту миссию католиков в устье Двины, рассчитывая на торговлю с Европой. Но очень скоро там возникла крепость Рига, и она стала наполняться крестоносцами, начавшими экспансию. В этом мире я такого допустить не мог. Потому и хотел начать коллаборацию с вендами, чтобы они не только подольше продержались, но и оттянули на себя удар немцев, предоставляя возможность Руси усилиться на землях балтских племен.

Вместе с тем, экономическая составляющая моего предложения была столь заманчива для относительно плохо развитых в металлургии вендов, оценена и принята, что при отсутствии политической дальновидности, сыграла роль жажда заполучить задешево многое. Как же! Отдать бедняков, которых будут учить и одевать за счет Братства – весьма привлекательно. Вот и были присланы для затравки пять сотен молодых парней, которых нужно еще полгода откармливать и прививать правильные физические нагрузки, прежде чем начать обучение военному делу, тому, что есть в Братстве.

Но и на том спасибо. И главное, что предложение прозвучало. Начнутся проигрыши славян, они будут знать, к кому обратиться за помощью, а нам стоит не прогадать. Начнется полномасштабная немецкая экспансия, а тут уже подготовленные вендские воины, обученные составлять вагенбурги, вооруженные арбалетами, с мечами и в кольчугах. И даже пять сотен – это сила. Ведь известно, что пятьсот опытных воинов к которым присоединяются пять сотен новобранцев, уже скоро превращаются в тысячу опытных бойцов.

– Что по граду на Двине? – спросил я, когда стало понятно с помощью вендам со стороны Братства.

Это будет малая поддержка, пока вендов «петух не клюнет» за причинное место. А вот крепость на Двине нужно уже ставить, чтобы столбить за собой не только западный отрезок, на самом деле, более удобный, из «варяг в греки», но и не пустить туда крестоносцев. Если поставить цепь замков, то вполне под силу обложить балтские племена данью. Пусть это сделает Полоцкое княжество, если только оно будет оставаться в полном подчинении Киева, но для всей Руси только выгода.

– Руяне хотят в этом участвовать, – с большим энтузиазмом, чем говорил прежде, сказал Арон. – Если мы создадим крепость и место для их кораблей, то готовы и строить корабли у нас и отдавать гребцов в Братство, даже с принятием православной веры. Руяне в вопросе веры более сговорчивы.

– Хорошо. Как решиться вопрос с престолонаследием Юрьевичей, срочно отправляем туда свои отряды и незамедлительно строим крепости. Сразу три, – озвучил я решение.

Что еще даст Рига, или Славгород, как в этой реальности будет называться город? По крайней мере, ослабление Новгорода и, как следствие, менее кровавое его вхождение в русское государство. Пока Великий Новгород выбивался из системы русской государственности. Мало того, неровен час, так новгородцы войдут в орбиту внимания папы Римского. Я знал, что в иной реальности этого не произошло, несмотря на то, что всякой ереси в Новгороде хватало. Но быть уверенным, что подобного не случится сейчас, нельзя.

А вот наличие такого конкурента, как Славгород, Новгород не выдержит, если торговать через Двину. Вот тогда и можно «бросать кость» новгородцам. Да они уже просчитают ситуацию, как только узнают о строительстве крепостей в том регионе. Поймут, что к чему, так как в Новгороде мало кто болел скудоумием.

– Так значит… – я посмотрел на всех собравшихся. – Лис, ты забираешь себе на учение пять сотен вендов. Пока только легкие упражнения, но выдай им одежду и копья. Кормить вдвойне от остальных. Доходяги нам не нужны. Поселить их пока в ратных палатах пешцев, что ушли в поход. Арон, ты занимаешься расчетами на производствах. Мне нужны четкие данные сколько товара есть, сколько мы заработаем, если будем продавать на Руси, что выиграем при торгах в Византии и Венгрии.

Раздав приказы, нагрузив всех работой, я отправился проведать своих родных. Но… вот будто Господь не дает мне наслаждаться жизнью, а постоянно указывает на то, какое именно у меня предназначение и чтобы не расслаблялся больше дозволенного.