«Драконы не любят зиму». Эти слова произнес дракон, когда открыл дверь на требовательный стук. Окончание фразы потонуло в смачном плюхе, ругани на драконьем, постепенно переходящей к обещаниям членовредительства в особо крупных размерах. Влетевший снежок был поистине эпическим, и видно, что делался с душой. Забыв о хозяйке, тепле и уюте, дракон рванул на улицу мстить. Однако мелкий паршивец, что так прицельно приложил ему снежком, уже растворился в толпе одинаково одетых детей. К тому же каждый из них держал в руке по снаряду.
– По врагу человечества – пли! – тоненько взвизгнул еще не окрепший голосок, и на растерянно хлопавшего глазами дракона сошла снежная лавина. Выбрался из нее он далеко не сразу. Зато далеко были сорванцы, заманившие его в столь примитивную западню. Стуча зубами, ресницами и даже, кажется, пальцами на ногах, несчастный зашел в дом. Явление было достойно картины живописцев Северного Возрождения. Дракон знавал парочку. Анника знакома не была, но зато помнила несколько десятков ругательств, в исполнении которых достигла, по ее собственным словам, новых вершин. Пророчествовать она не хотела, но у нее получилось. Сначала дракон расчихался, спалив пару рушников и скатерть. А к вечеру его зазнобило, потекли сопли, поднялся жар.
– Ящер ящером, – отметил зашедший пастор, – а сопли-то человечьи.
Осенив крестным знамением исходящего жаром и жидкостью бедолагу, он отбыл с чувством выполненного долга. Анника, проводив пастора, всхлипнула, утерла украдкой слезу. Ночь не задалась. Кот, от каждого чиха подскакивавший до потолка, притомился и уснул. Анника, с трудом дождавшись утра, отправилась по соседям добыть красного вина, чтобы приготовить глинтвейн. Вино нашлось. Не было чудо-травы – галангала. За ней надо было бежать в соседнюю деревню, где у травницы Агаты был годовой запас всяких полезных в быту растений. Всплакнув еще раз, Анника оделась и пошла, оставив дракона на попечении кота. Кот обещал присмотреть. Несчастный дракон к тому времени совсем изнемог. Кошачий бегемот участливо мурчал и трогал лапой горячий лоб сотоварища.
Тем временем по деревне пронесся слух, что зверюга при смерти. Деревенские опечалились и решили лечить его самостоятельно. Когда еще эта Анника приготовит глинтвейн. В ход пошли бабушкины рецепты. Первой прибежала соседка Одилия, неся огромную бутыль мутной жидкости с черной взвесью.
– Шнапс с перцем, – гордо провозгласила она, старательно отмеряя шнапс в чашку. Дракон недоверчиво принюхался, но «мокрый» нос не дал ему насладиться ароматом целительного напитка. – Залпом пить нужно, – добавила сердобольная соседка.
Дракон скривился, но выпил. Дальнейшие метаморфозы, происшедшие с ним, деревенские передавали из уст в уста еще долгое время. Лицо страдальца побагровело, глаза налились огнем, который и вырвался на волю с диким кличем:
– Уа-а-а-а!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Струя пламени вылетела на добрый метр, спалив высокую шапку гостьи и оставив на ее лице слой копоти. Несчастная, не ожидавшая подобной реакции, упала с табурета и на карачках проследовала к выходу. Ползком преодолев последние метры, Одилия перевалилась через порог и под хохот детворы покинула зону боевых действий.
Следующего делегата встретила презрительная мина кота и несчастная физиономия дракона, глядевшего на мир глазами как у испуганного ребенка. Им оказался кузнец Йохан, принесший маленькую склянку с пробкой.
– Настой травяной, – прогудел он. – Матушка моя делала. Так мы враз от всех хворей излечивались.
Дракон боязливо натянул одеяло на голову.
– Не буду, – прогундосил он из укрытия.
– А ну как лапы свои чешуйчатые двинешь, – расстроился кузнец, одной рукой стягивая одеяло, а другой придвигая опасную жидкость к драконьему рту. – Кто мне меха в кузне раздувать будет?
– А…
– Все будет хорошо, – умильным тоном заявил кузнец, вливая в рот тягучую, как смола, настойку.
Вы когда-нибудь кусали лимон? А он вас? Представьте, что в вас вцепилась стая лимонов. То же самое испытал дракон. Рот дракона свело наподобие куриного жемка, из глаз брызнули не какие-нибудь, а самые настоящие крокодильи слезы. Дракон истошно завопил и стал вырываться. Однако кузнец держал крепко. И выпить бы бедолаге весь пузырек до дна, но тут вмешался кот. Видя, что друга-товарища сейчас отправят в другие, куда более милосердные, края, мохнатый левиафан, набрав скорость, протаранил кузнецкие ноги. Сила удара сотрясла дом. Йохан выронил злосчастный пузырек, который тут же был загнан котом под кровать. На все увещевания кот отвечал предупредительным мявом, обозначающим в переводе: «Не доводите до греха!»
Пока кузнец воевал с котом, дракон выпил ведро воды и в изнеможении опустился на кровать. Обильно потея, он отстраненно наблюдал за кошачьей обороной. Побежденный и расстроенный кузнец ушел. А в приоткрытую дверь ввалилась следующая делегация во главе со старостой.
– Мы тут, эта, посовещались и решили, что помочь тебе должно, эта… того… кровопускание.
– К-какое к-кровопускание, – от волнения дракон стал заикаться.
– Как какое?! – искренне удивился староста. – Лезвием тебе по руке черканем да кровушку дурную и выпустим. А как только влага сия злокозненная из тебя выйдет, то и за выздоровлением дело не станет.
Дракон высморкался в огромный платок, вырезанный Анникой из цельной простыни, и встал во весь рост.
– Резать себя не дам.
– Так то ж для дела, – расстроился Пантус. – Мы уже и косу приготовили.
– Ч-что вы там приготовили? – опешил дракон, к которому вернулось заикание.
– Косу, – простодушно ответил староста, не замечая зарождавшегося драконьего гнева. Зато его заметил кот и первым полез под лавку. Преображение было внезапным и зрелищным:
– Я вам человечьим языком сказал – резать себя не дам! А-а-а! – драконий вопль услышала Анника, спешащая назад с пучком заветной травы. Поняв, что дела приняли крутой оборот, несчастная вдова припустила со всех ног. Но все равно успела застать, как двери ее дома распахнулись и из них вылетела разношерстная толпа. Некоторые прямо с низкого старта задали стрекача, другие ползком преодолели последние метры, а остальные, вроде старосты, остались торчать головой в сугробе.
– Мы ж как лучше хотели, – расстроенно всхлипывали они, пробегая мимо вдовы.
Так что в дом Анника входила с противоречивыми чувствами. На полу были лужи воды, на одной стене виднелся след гари, вещи разбросаны, кровать сдвинута. Дракон нашелся за занавеской в ее комнате.
– Они ушли? – прошмыгал он. – Анника, они меня лечили… Всяким!
– Ну-ну, – успокоила его хозяйка. – Разве кто из них знает, как простуда лечится-то?! А я вот сейчас мигом тебе глинтвейна сварю. Меда липового с молочком горячим приготовлю. И будешь завтра как новенький!
– А кровь пускать не надо?! – Дракон едва не всхлипывал.
– Не надо.
– Тогда ладно, лечи, – успокоенный тихим голосом, дракон лег обратно в кровать. Кот подвинулся, освобождая другу место на подушке, где лежал, свернувшись клубочком. – А косу я им потом отдам, весной.
Весна! Сколько всего вмещает одно только слово. Дракон удивлялся этому факту, местные – не очень. Жизнь после зимы приходила в норму. Скоро начнется сев, да и других дел у жителей Нижних Подсолнухов невпроворот. Дракон о многих вещах даже не догадывался. Вообще, пребывание за городом, да не в пещере, а среди людей, его затянуло.
В груди появилось некое томление. Даже домашний бегемот, которого по ошибке все считали котом, мурчал, требуя ласки. А по ночам слышалось его басовитое мяуканье вкупе с остальными деревенскими котами. Глаза Анники казались бездонными и странно блестели. Дракон хотел уже поинтересоваться подобной переменой, но постеснялся. Пару таких взглядов он поймал от местных красавиц у колодца, куда ходил за водой от скуки. Взгляды понравились, хозяйки не очень. О чем он по простоте душевной и рассказал Аннике. Та по краткому описанию глазастых быстро вычислила адреса. Молнии из ее глаз сожгли половичок. Схватив скалку, она выскочила из дома со словами: «Я вам сейчас глаза-то повыцарапываю!» Далее следовала непередаваемая игра слов, в которой дракон еще путался. Ясно было только одно: не за горами крупный скандал!
И точно! Скоро по деревне пронеслась буря. Опытные прятались, неопытные глазели. Одним было весело, другим не до смеху. Дракон невольно опять оказался в гуще событий. Но по незнанию снова пропустил все веселье. Анника вернулась взлохмаченная, поцарапанная, но с трофеями. Далее следовала фраза, которой дракон опять не понял.
– Будут знать, как на чужое зариться!!! – После чего строевым шагом прошла мимо дракона в свою комнату. Было ему невдомек, что отец Анники был не из этих мест и старики ворчливо обзывали его таборитом[2], но за глаза и вполголоса. Потому как здоровенный моргенштерн у того был всегда под рукой, и пускал он его в дело пару раз с неизменным успехом. Характер папочки передался и дочери, которую и до, и после свадьбы задевать народ побаивался.
Дракон переглянулся с котом. Кот флегматично дернул хвостом, зевнул, будто говоря: «Женщины!» После чего снова удрал к соседским кошкам. Дракон задумался. Не помогло. Решил выйти подышать свежим воздухом. Стоя на крылечке, он зажмурился от яркого весеннего солнца, как вдруг:
– Фьють, тум!
Дракон открыл глаза. Прямо возле его носа из стены дома торчала стрела. Все весеннее настроение испарилось в одну секунду. Перед его взором предстала парочка, о которой слышали все сказочные и не очень существа. Гензель и Гретель. Брат с сестрой. Сумасшедшие охотники за головами. Затянутые в черную кожу, обвешанные с ног до головы орудиями нелегкого промысла, они доводили всех подобных ему либо до ночных кошмаров, либо до костра. Гензель славился тем, что, получив деньги, не бросал начатое. А Гретель в их веселой компашке отвечала за поджоги.
Первое, что пришло на ум, было: «Мама!» – но его сменила решимость и Анниковы выражения. Он ввалился в дом и начал баррикадировать дверь. На справедливый вопрос хозяйки: «Какого дьявола тут происходит?!» – он ответил лаконично:
– За мной пришли…
Кто пришел, стало ясно с одного взгляда. Анника задумалась и начала готовиться к осаде. В глазах хозяйки зажглись нехорошие огоньки. Вся весенняя суета была на время позабыта. На столе разложили оружие: скалку, спицы, топор, полено.
– Отобьемся, – бодро заметила она.
– А может, забудем все и сбежим?! – подал голос дракон.
– НИ ЗА ЧТО! – по слогам отчеканила боевая хозяйка, подбрасывая и ловя полено. – Не от таких отбивались!
От каких же они тут отбивались, дракон спросить постеснялся. Но уверенности поприбавилось.
С улицы раздались призывы выходить с поднятыми руками. Анника ответила непонятными словами. Затем затянула песню:
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг», пощады никто не желает….
Дракон восхитился. Гензель и Гретель по ходу тоже, так как костер разводить они стали быстрее. За дармовым зрелищем тем временем начали стекаться местные зеваки. На тот же вопрос, что тут происходит, жителям, во главе со старостой, было показано письмо за подписью принцессы Скорбург-Пассуанской Эрмелинды.
– Вот ведь деятельная натура! – ухмыльнулся староста. – Никак не забудет Нижние Подсолнухи.
Деревенские порадовались этому факту, так как курс молодого бойца, что по принуждению пыталась пройти принцесса, был ею провален.
Тем временем в драконе как бы проснулся Дракон. «Доколе?!» – возопил он и бросился на улицу, на ходу обращаясь в крылатого ящера, каким его тут знали и уже почти любили. Однако Гензель и Гретель были тертыми калачами. И одним, пускай и огнедышащим, драконом их было не напугать. Они моментом отложили холодное колюще-режущее оружие и принялись снаряжать арбалеты.
Дракон заложил вираж и плюнул пламенем.
– Промах! – в голос комментировали мальчишки, сидящие на заборе. – Чуток правее!
Приняв к сведению поправку, дракон снова саданул огнем. Но охотники за головами уяснили, что играют в меньшинстве и сменили тактику. Теперь они все время перебегали, стреляя из арбалетов. Дракон сердился, но поделать ничего не мог. Стреляй он по площадям, рано или поздно накрыл бы негодяев. Но от Подсолнухов тогда остались бы одни головешки. Расстраивать местных не хотелось.
О проекте
О подписке