© Куприянов Д. В., 2019

© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2019

© «Центрполиграф», 2019

* * *

Глава 1. Выстрелы, пробивающие путь

Отряд шел цепочкой по дну неглубокого оврага. Не ахти какое укрытие, но иного выбора не было, ведь появление на открытом месте привело бы к неминуемой гибели, а так у стрелков оставался хоть какой-то шанс добраться до цели живыми. Эндрю Стоунмен, возглавлявший отряд, время от времени осторожно выглядывал из-за камней, чтобы определить наличие противника в пределах видимости и прикинуть расстояние до опушки леса. Все было спокойно, но Эндрю успел убедиться на личном опыте, что тишина не всегда означает отсутствие опасности. Уж от Одноглазого Бизона в ближайшее время точно можно ожидать кучу сюрпризов, по большей части неприятных.

После короткой передышки отряд двинулся дальше. Эндрю оглянулся, уже зная, что увидит суровые лица, отмеченные печатью презрения к смерти. К этому времени в команде остались только ветераны, понимающие, что бравада перед боем не лучший способ пережить его. Единственный, кто вызывал у Стоунмена сомнения, это Толстяк Эд.

Низенький и подслеповатый Эд не переставал вполголоса жаловаться на многочисленные беды и несчастья, обрушившиеся на его голову. Казалось, Толстяка раздражало все: от палящего солнца в небесах до пыли, выбиваемой из сухой земли тяжелыми ботинками товарищей. В адрес командира он тоже бурчал оскорбления, но Эндрю сделал вид, что этого не слышит. Отчитать подчиненного можно и потом, в форте, если, конечно, они останутся в живых.

Лес приближался, обещая укрытие. Однако командир тяжело вздохнул, ведь он хорошо представлял себе, насколько иллюзорна такая защита. Трижды отряд пытался найти лагерь Одноглазого и все эти разы нарывался на засады. Эти краснокожие бестии изучили тут каждую тропинку, знали все укромные места и, естественно, не отказывали себе в удовольствии использовать это преимущество. Впрочем, теперь все может сложиться по-другому. Небольшой отряд, собранный на скорую руку из больных и раненых, должен был создавать видимость нападения с севера и отвлекать внимание индейцев, в то время как все лучшие бойцы, оставшиеся в распоряжении Эндрю, тайно проберутся с юга и попытаются захватить лагерь. Если засады нет, значит, задумка может осуществиться, а вот если есть… тогда, пожалуй, останется лишь умереть красиво. Убежать возможности не предвидится, а подмоги ждать неоткуда, ведь бойцов в форте больше не осталось, за исключением двух часовых.

Совсем скоро отряд должен был достигнуть леса. Деревьев еще не было видно, хотя шелест листвы уже слышался довольно отчетливо. «Еще пятьдесят шагов, и все это кончится», – подумал Стоунмен. Пятьдесят шагов, благодаря которым должен разрешиться спор: кто хитрее и умнее – он, молодой начальник гарнизона, или старый индейский вождь, доставивший немало беспокойства командирам, куда более умным и опытным, чем Эндрю.

С каждым шагом его беспокойство сильнее передавалось отряду. Стали слышаться звуки взводимых курков и передергиваемых затворов, и наконец все оружие было взято на изготовку. Тридцать два стрелка отчетливо понимали, что им предстоит встреча с почти сотней краснокожих, прошедших суровую школу войны под руководством лучшего из наставников по эту сторону прерий.

Эндрю кивнул Толстяку, шедшему за ним:

– Я выхожу. Следите за лесом.

Толстяк сглотнул от волнения, но тем не менее взял карабин и нацелил его в сторону ближайших кустов. Эндрю, держа кольты наготове, высунулся из оврага по пояс. Пока стояла тишина, никто не издавал боевых кличей, не пускал стрелы, да и, в конце концов, не стремился снять с него скальп. И Стоунмен решился. Медленно, перебежками, пригнувшись к низкорослой траве, он устремился в сторону леса. Следом, подражая командиру, двинулся Толстяк. Остальные выходили уже по двое, благо ширина тропинки, ведущей из оврага, это позволяла.

Следующая секунда показала, что, несмотря на всю хитрость и изворотливость бледнолицых, Одноглазый Бизон по-прежнему видит все их действия на пять шагов вперед. Сначала были выпущены стрелы. Град жгучих черных молний буквально смел выбравшихся из оврага, за исключением Эндрю и Толстяка, стоявших на краю тропы. Впрочем, Эд так и не успел нажать на спусковой крючок. Из кустов одна за другой вылетели еще три стрелы. Первая угодила незадачливому ворчуну в грудь, две другие, явно сбитые с курса ветками, все же нашли свою цель и пробили ему бедро. Взвыв от боли, Толстяк потерял равновесие и скатился по тропинке вниз. Стоунмен остался один, и он уже догадывался, что сейчас произошло.

Спустя мгновение, увидев толпу краснокожих, выбежавших из кустов, Эндрю понял, что не ошибся. Не обратив внимания на одинокого противника, примерно полсотни индейцев ринулись к краю балки и стали пускать стрелы в уцелевших бледнолицых. О наличии в овраге живых и желающих бороться свидетельствовали редкие выстрелы, раздававшиеся оттуда в ответ. Но шансов у подчиненных Стоунмена не было: следующий залп индейцев наверняка добьет тех, кто избежал смерти и загнал себя в ловушку.

Крики и выстрелы погибающих товарищей привели Эндрю в себя. Мгновенно отойдя от шока из-за проваленного плана, он с ревом берсерка бросился в бой. Молодой командир прекрасно осознавал, что у него нет никаких шансов выжить, но ведь можно не дать добить своих соратников. А там есть вероятность, что, воспользовавшись недолгим прекращением обстрела, они смогут уйти, чем черт не шутит.

Неожиданная атака с тыла застала индейцев врасплох. Эндрю бежал на их линию, стреляя с двух рук. Гнев застилал глаза, и он не видел, достигали ли пули цели, впрочем, это для него уже было не важно.

– За форт! За Толстяка! За всех! – орал Стоунмен, не замечая, что бойки его револьвера щелкают вхолостую, а противники разбегаются, вместо того чтобы добить разбушевавшегося бледнолицего.

Ярость и безумие схлынули так же внезапно, как и появились. Эндрю огляделся. Он стоял в одиночестве на краю оврага. Слева простирались равнина и лес, справа торчал из земли полуобгоревший ствол какого-то дерева.

Из балки стали доноситься голоса выживших стрелков, советующих командиру поскорее прыгать к ним и уносить ноги. Эндрю с сомнением покачал головой: бежать было некуда. Индейцы отступили на почтительное расстояние, но перекрыли овраг и тем самым отсекли последний путь к отступлению. Оставшийся почти без бойцов командир тяжело вздохнул, ведь он знал, почему его оставили в живых, не изрешетили стрелами и не смели всей толпой. Рука сама потянулась к патронташу, доставая патроны.

То, что времени нет, Эндрю понял, когда из леса, ломая кусты, вышел Вождь. Именно Вождь с большой буквы. Стоунмен, несмотря на то что уже не раз пересекался с Одноглазым Бизоном в бою, почувствовал пробирающий до костей холод. Похожий на медведя гигант семи футов ростом яростно сверкнул своим единственным глазом, вознес томагавк к небу и издал клич, который, по уверениям некоторых, был способен умертвить кугуара. Неизвестно, что там в действительности случается с кугуаром, но сердце Эндрю в тот момент и правда чуть не остановилось. Он сразу же попытался прицелиться, однако едва лишь поднял револьвер на уровень груди, как неведомая сила выбила оружие и отбросила к корням обгорелого дерева.

Эндрю с чувством выругался, потому что прекрасно знал причину случившегося. Два лучших стрелка индейского племени, братья Шмели, незаметно подобравшиеся совсем близко, одним-единственным выстрелом лишили Стоунмена последнего шанса на победу.

Одноглазый был уже близко. Тот факт, что такой огромный мужик способен передвигаться с молниеносной скоростью, никак не укладывался в голове Эндрю. Вождь вознес томагавк над бледнолицым, готовясь разрубить его пополам, но тут Стоунмен в очередной раз решился на безнадежную атаку. Бизон уже начал опускать топор, когда голова молодого офицера ударила индейца в живот. Эффект неожиданности дал Эндрю всего полсекунды, но ему больше и не требовалось. Не дожидаясь, пока Вождь ударит, он ящерицей проскользнул мимо и рванулся к своему оружию.

Вдруг в бедро Эндрю вонзилась стрела – братья Шмели по-прежнему были наготове. Но это не остановило Стоунмена. Морщась от боли, он собрал последние силы, прыгнул, подхватил в кувырке револьвер и развернулся, держа его наготове.

Одноглазый был уже совсем близко. Расстояние между томагавком и скальпом незадачливого военачальника стремительно сокращалось. И тут прогремел первый выстрел. Вождь вздрогнул, на мгновение замер и уставился на револьвер, из которого шел дымок. Затем индеец медленно перевел взгляд на свою грудь, куда и был направлен ствол.

Эндрю улыбнулся. Хотелось сказать что-то вроде: «Умри, сволочь» или «Это тебе за все», но язык его не послушался. Зато послушался палец. Один за другим раздались еще семь выстрелов, каждый из которых отбрасывал Вождя на один шаг назад. Недоверие в глазах Одноглазого Бизона сменилось удивлением, а потом… потом они закрылись, и тот, кто еще полминуты назад был предводителем самой страшной шайки западных территорий, свалился наземь безжизненной глыбой.

Стрелку хотелось плакать и смеяться одновременно. Он выполнил свой долг, уничтожил индейского Вождя! Никому до этого не удавалось одолеть Одноглазого Бизона в поединке, а он, Эндрю Стоунмен, смог! Но вот какой ценой…

Однако никогда не следовало забывать, что битва отнюдь не заканчивается гибелью предводителя одной из сторон. Если в первую минуту у отряда Эндрю была хоть какая-то возможность прорваться сквозь кольцо индейцев, ошеломленных гибелью Одноглазого, то теперь братья Шмели, до этого попортившие немало крови обитателям форта, разобрались в произошедшем быстрее остальных и, приблизившись к Эндрю шагов на десять, навели на него свои луки. Прочие индейцы взяли на прицел остатки отряда.

«В живых никого не оставят, – промелькнула мысль у Стоунмена. – После случившегося нас если и возьмут в плен, то только для того, чтобы убить как можно мучительней». Он посмотрел на небо, на котором, как обычно, не было ни облачка. Солнце находилось в зените, значит, сейчас полдень. В голове всплыла глупая мысль: «Умрем, не пообедав». Тетива натянулась, и, судя по глазам индейца, он был готов ее спустить… Но вдруг из оврага донесся яростный крик. Крик Толстяка Эда.

* * *

– Они жульничают! У них стрелы с гвоздями! – благим матом орал Толстяк. – Это не по правилам!

Одноглазый подскочил так, словно его ударило током. Яростно что-то прорычав, он сдернул с себя повязку, продемонстрировав публике второй, вполне нормальный глаз, и бросился к источнику шума. Эндрю, торопливо вкладывая револьверы в кобуры, похромал за ним. Источник шума возлежал на травке прямо возле тропы и гневно сыпал проклятиями. Заметив Одноглазого и Эндрю, он немного успокоился и гневно-умоляющим тоном потребовал:

– Андрей, ну скажи им, что мы так не договаривались! Мне чуть ногу насквозь не пробило!

Эндрю Стоунмен, он же Андрей Каменев, тяжело вздохнул и подошел к своему подчиненному, а вернее, подопечному. Толстяк Эд, он же Эдик Синицын, он же просто Ворчун, он же Салогрыз, подросток тринадцати лет, одной рукой обхватил раненую ногу, а второй протянул ту самую злополучную стрелу.

С тропы за ними наблюдали десятка полтора любопытных детских глаз. Большинство ребят, до недавнего времени изображавших ковбоев и стрелков, смирно лежали, притворяясь трупами. Некоторые умудрились выстроить на себе целые композиции, воткнув в рубашки по дюжине лежавших поблизости стрел. Был бы рядом фотограф, получилась бы неплохая фотография из серии «Зверства дикарей». Остальные – кто сидя, кто полулежа – следили за своими вожатыми.

Андрей взял в руки стрелу. Все игровые стрелы были лишены острия, разрешалось лишь для утяжеления и баланса укрепить вместо наконечника небольшой грузик, например гайку, а чтобы свести опасность получения травмы к минимуму, сверху наматывался кусочек поролона. Но с этой стрелой неведомый умелец явно переборщил. Одной гайки ему было мало, и он решил усилить конструкцию гвоздем, хорошо хоть, шляпкой вперед. Впрочем, проблема была вовсе не в гвозде, а в том, что большая часть поролона была сорвана и в результате стрела довольно ощутимо ткнула незадачливого Эдика прямо в бедро, чуть пониже шорт.

Одноглазый резко, но аккуратно забрал стрелу себе. Покрутив ее между пальцев, понимающе ухмыльнулся:

– Работа Шмелевых. Баланс соблюден, а вот оперение кое-как держится. Ну, я им сейчас задам!

Со своей поистине удивительной прытью здоровяк взбежал по откосу, и до Андрея донесся шум перебранки.

– Я вам что говорил, вы, недобитки индейские?! Я сколько раз уже предупреждал?! У нас тут не война, а игра, понимаете?! Игра! А чего нельзя делать на игре?! Ну, кто мне скажет?!

– Жульничать, – послышался слабый писк. Это младшенький, Ваня. Старшенький – понаглей, однако предпочитал отмалчиваться. – Но, Игорь Петрович…

– Что – Игорь Петрович?! Я уже тридцать лет Игорь Петрович! Я вам русским языком говорил! Русским, понимаете меня?! Не на английском, не на испанском и не на португальском, хотя бы мог и на них, а на русском! Великим и могучим русским языком повторял не менее сотни раз на дню! У нас честная игра! Мы можем хитрить, изворачиваться, лукавить, проворачивать всякие финты, но только в пределах правил!

Андрей и дети в количестве полутора сотен экземпляров невольно развесили уши. Одноглазый, он же Игорь Суровый, был прирожденным оратором и даже распекать умел красиво, без использования грубых выражений и ненормативной лексики.

– Еще раз такое повторится – поснимаю со всех луков тетиву! Будете у меня учиться просветлению! Кто-то там на флейте без дырочек играет, а вы будете стрелять из лука без тетивы!

– Не надо, пожалуйста! – Просящие нотки в нестройном хоре голосов были способны разжалобить даже мумию, но никак не строгого воспитателя, всерьез вознамерившегося в очередной раз доказать подопечным, кто есть кто под этими звездами.

– Я сказал, и я сделаю! Я когда-нибудь нарушал свои обещания? – Дружное мотание головами. – Нет? Вот и славно. Но на сегодня все наказаны. Игры больше не будет. Скажите спасибо этим Робинам Гудам – самоучкам.

На протяжении всей этой тирады Андрей молча работал: смазывал ссадину Эдика йодом и накладывал пластырь. Удивительно, но Ворчун перестал жаловаться, а наоборот, приосанился и гордо смотрел на остальных ребят. Видимо, получение реальной боевой, а не какой-то игровой раны подняло его самооценку пунктов эдак на пять-шесть.

Шум наверху затих. Дети отлично знали, что спорить со старшим воспитателем абсолютно бесполезно, и с покорностью приняли наказание.

Андрей как раз закончил бинтовать своего экс-ковбоя, когда рядом с ним снова возник Игорь. Не подошел, а именно возник. Каменев сам не понимал всех премудростей этой науки и знал только, что его противник, а также непосредственный начальник владел ею в совершенстве и даже в чистом поле мог подойти абсолютно незамеченным. По крайней мере, он сам так утверждал. По-прежнему улыбаясь, словно и не было никакого инцидента, Игорь с уважением произнес:

– А ловко ты меня подловил. Честно говоря, даже не ждал от тебя такой прыти. Хотя… ты ведь чем-то там занимался, да?

– Пару лет контактным карате. – Андрей, стараясь казаться равнодушным, махнул рукой. – Особо многого не достиг: так, в стойки научился вставать да орать по-страшному. Ну, еще занял четвертое место на городских соревнованиях, после чего понял, что высоты мне не светят, и ушел.

– Именно не светят? – Глаза Игоря вдруг превратились в две рентгеновские установки, пронзая Андрея насквозь и вытаскивая из его души один секрет за другим.

– Ну не совсем. – На этот раз Каменев замялся. – В общем, моего приятеля, который занял первое место, через два дня избили обычные хулиганы. Он каким-то чудом жив остался. Вот я и решил: на фиг мне такое карате, которое не дает возможности себя защитить. И ушел.

– Знаю я эти секции. – Старший воспитатель даже погрустнел, словно вспомнил давнишнюю обиду. – Они всех подгоняют под одну гребенку, чтобы были сильнее, быстрее и хитрее всегда и везде, а в итоге получается черт знает что. Хорошо, мне потом один умный человек растолковал истину.

– Какую? – Андрей заинтересовался не на шутку, на его памяти Игоря редко пробивало на откровенности. Хотя раньше они не так часто общались, разве что на игре.

– А такую. – Суровый хитро усмехнулся. – Пытаясь быть быстрее, хитрее и сильнее всегда и везде, рано или поздно окажешься в таком положении, что тебе будет чего-то не хватать – той же быстроты или силы, а то и всего вместе. Поэтому запомни – не старайся быть везде самым лучшим, а приводи любую, даже самую паршивую ситуацию к такому моменту, когда все свои способности сможешь использовать по максимуму. Сегодня ты почти понял это и, когда понадобилось, стал быстрее меня. Поэтому я считаюсь убитым и, – он подмигнул растерявшемуся Андрею, – и, пожалуй, сделаю для тебя небольшой подарок. Ты первый, кому удалось победить меня. Поздравляю!

И он протянул свою широченную ладонь. Каменев робко пожал ее и удостоился еще одной понимающей улыбки и еще одного подмигивания.

– Ладно, собирай охламонов и возвращайся в лагерь. А я пойду погоняю своих краснокожих. И кстати. – Лицо Игоря вдруг стало очень ехидным. – Вы все-таки проиграли. Задумка ударить с двух сторон была неплохой, не спорю, но я вас сразу раскусил. Думаю, в данный момент от вашего «инвалидного» отряда мало что осталось.

– Но как? – Андрей был так шокирован, что не мог подобрать подходящих слов. – Мы ведь должны были атаковать одновременно!

– А вот это пусть будет моей маленькой тайной! Считай это индейским колдовством. – Вождь в очередной раз улыбнулся и оставил Андрея с остатками его отряда. Точнее, с остатками армии, если верить словам Игоря.

Возвращение смело можно было назвать «триумфом разбитой армии». Из всего отряда уцелело всего восемь человек, троих занесли в тяжелораненые, а остальные получили по три «игровых» стрелы и теперь официально считались покойниками. Хорошо, что Игорь прервал игру, в противном случае раненых пришлось бы тащить на себе, согласно правилам. Тем не менее уныния не было. Еще бы, ведь их славный командир лично завалил Одноглазого Бизона! Несмотря на то что все очевидцы находились в стане индейцев, ковбои смаковали подробности с таким энтузиазмом, словно бы сами наблюдали за поединком с наилучших ракурсов.

Андрей же не разделял восторга своих подопечных, отлично понимая, что ему просто повезло. Узнав об уроне, понесенном противником, Каменев огорчился еще больше. Индейцы потеряли всего восемь человек, из них пятерых (вместе с вождем) Андрей убил лично во время той безнадежной атаки. Остальные были на счету самого шустрого стрелка Федьки Дятлова, который проскочил сквозь кольцо индейцев, завалил троих и вернулся, лишь увидев, что все закончилось.