И наступила тишина. Этакий момент истины, когда замирает гулко бьющееся сердце, предвкушая что-то давным-давно желаемое, и вот оно рядом, еще немного и упадет в трясущиеся от вожделения руки… Грязные, не отмывшиеся кисти голодных рабов на всех цепях покрепче ухватили тяжелую посуду для чего-то съедобного, сейчас неважно, лишь бы набить желудок, а уж потом подумать, что съел.

– Наполняй ведро Варгх! – подобие вышеуказанной емкости, как понял Дмитрий, оказывается так и называлось. – И иди кормить животных! – тяжело-пыхтящий свин командно посмотрел на недовольного монстра и обвел сопящим пятаком сгорбившихся узников, попавших в поле зрения налитого кровью взгляда. – Сил моих больше нет! Ненавижу! – свиномордый карлик люто зыркнул на не виноватых в ужасной судьбе рабов и плюхнулся шерстистой задницей на мягкий пол хлева.

Огромный, покрытый железными шипами страшила не менее тяжело вздохнул, добавив вони в затхлый воздух и поднял грязное, литров на двадцать ведро, чтобы зачерпнуть из первой бочки некую питательную массу, а затем огляделся, видимо прикидывая, куда сначала идти. Что в этот момент происходило в уродливой голове, откуда предварительно забрали большую часть мозгов – неизвестно, однако кровожадное чудовище решительно двинулось в сторону второй и третьей цепи, что вызвало у Такеши подобие стона.

– За что мне такое наказание? – загоревшие руки субтильного азиата горестно опустили уже мысленно наполненную миску, а молодая женщина напротив него громко задала вопрос сквозь бесконечные вопли младенца, которого Лиза заботливо отмывала перед обедом, благо воды хватало.

– Неужели ты так хочешь есть?! Любишь кушать, наверное?! – ее симпатичное, когда отмытое лицо также выражало страдания, причем именно голодные, да и рычание живота не могло обманывать, но она в отличие от мучающегося вслух японца не выражала чувства так ярко.

– Угу… – жалостливо кивнул Такеши, держась за втянутый до позвоночника живот. – Очень! Еда – это моя страсть! Иногда мне кажется, что я родился кушать! – его ноздри легонько пошевелились, видимо запах младенческих какашек перемешанных с вонью хлева ему не нравился, в особенности с разговорами о любимом занятие. – Я может и худой, но поесть люблю! – азиат застенчиво улыбнулся и тяжело вздохнул, удивленно озадачив последними словами Дмитрия.

– Понятно! – устало кивнула женщина и замолчала, японец же страдальчески сглатывал слюну и нервно водил тонкими пальцами по поверхности помятой, наверное, об чужие лбы тарелкой.

Лиза, тем временем аккуратно зачерпывая воду, отмыла от говна верещащего ребенка, не забывая напряженно осматриваться и громко булькать изголодавшимся животом, а после ополоснула свои ноги, великолепные груди, загорелый живот и поочередно руки.

«Как же быстро люди привыкают к плохому… На самом-то деле для счастья достаточно побольше воды… А этот вонючий хлев, покрытый мягкой гниющей массой, так и вовсе пристанище бродячих королей… Что самое интересное, я совсем не скучаю по Земле, осталось лишь желание предупредить людей, как-то рассказать им об Аде, и возможно в будущем ни у кого на лбу не будет пятого тавро… Они поумнеют, станут лучше и всем будет намного легче… Хоть и слабо верится, что человечество готово поумнеть…», – Дима внимательно наблюдал за кровожадным Варгхом, подходящим к каждому рабу на противоположной стороне хлева, а трясущиеся люди зачерпывали из грязного ведра белесую массу с красными прожилками, ибо грызущий желудок голод был непередаваем.

Внутренности юноши, будто бились в непрекращающейся истерике, и требовалось обладать немалой силой воли, дабы перебороть всепоглощающее желание ЖРАТЬ, исходящее от зверя, живущего внутри каждого человека. Поэтому обнаженные люди и выбирали между тряской от ужаса и опусканием помятой тарелки в ведро с непрезентабельной биомассой. И судя по количеству «непонятно чего», вычерпываемого изголодавшимися рабами, угрюмому Варгху придется не раз и не два сходить к помятой бочке, благо посуду скоту дали чуть больше литра, а каждый его представитель наливал по края.

«Как я понимаю заворота кишок и запора после столь длительного голодания не ожидается… Жрать хочется так, что теоретически всосется сразу в кровь…», – скептически размышлял желающий погрызть хоть копыто парень, морщась от криков ребенка, которого Лиза подняла на неутомимые руки, отмыв от стекших на прелый пол какашек.

Бедный Такеши вывернул лохматую голову так сильно, что его было жаль. Тощий японец, наверняка подсчитывал, когда подойдет нерасторопный Варгх и, судя по прищуренным блестящим глазам, получалось неприлично долго. Лкетинг в свою очередь задумчиво рассматривал воду в канаве, скрестив чернокожие ноги и вывалив мужское достоинство перед любопытными женщинами. Те же, хоть и прятали пугливые глаза от троицы «Спящих», да и в принципе любых других рабов, стесняясь то ли своей наготы, то ли разлохмаченных причесок, но на весомый причиндал масаи любознательно посматривали и во взорах мелькало вожделение.

А как иначе, ежели изживание животных инстинктов настолько тяжелая и упорная работа, что ни один Ад не сможет выбить это из людей. Можно лишь подавить их через ежедневные, ежечасные и ежеминутные избиения, голод, жажду, но стоит вернуться более-менее хорошему самочувствию и все повторится. Тело восстановится и потребует временно забытое старое, совсем ненужное на время выживания, ведь ради него человеческий организм с легкостью подавляет любые чувства и эмоции.

Толстожопые сатиры дружной компанией развалились на мягком полу, выпятив волосатые животы и отбросив в стороны зазубренные клинки, а бесстрастные черти, рассредоточившиеся по периметру людского хлева, как всегда ничего не делали, будучи готовыми в любой момент успокоить бунтующую толпу. Все-таки человеческая раса является еще теми отбросами, которые требуется долго бить, дабы вычистить придурь и ересь, селящиеся в головах с рождения и жиреющие с годами.

Варгх же тем временем накормил…

– Двадцать человек! Всего двадцать человек! – горестно всплеснул руками, зазвеневший цепью Такеши, считающий мгновения, когда ему навалят жрать, да побольше.

Каждый из счастливчиков, виденных мучающимся азиатом, недолго размышлял употребить ему в пищу бесформенное содержимое тяжелой тарелки или отбросить в сторону, гордо выпрямившись и произнеся: «Я человек, а не животное!», – нет, ничего подобного. Пару мгновений «внимательного» осмотра и грязная рука трясущегося от страха и голода раба, уверенно ныряла в емкую посудину, дабы отправить в рот полную горсть белесой массы.

«Что там за хрень такая? Запаха нет, хотя через здешнюю вонь вряд ли учуешь, однако жрут так, что за щеками трещит, да еще чавкают, как свиньи…», – мысленно воюющий со свихнувшимся желудком Дима отчетливо видел и слышал, как голодные пленники уминают наваленное в тарелки противное нечто и сам был не прочь испробовать его.

Покрытый шипами Варгх в это время неторопливо развернулся и пошел обратно к бочкам. Видимо грязное, пожеванное жизнью ведро опустело быстрее некуда, а как еще, ведь озверевшие люди старались черпать с горкой, стараясь не обделить себя ни в чем. Правоверные мусульмане и вовсе не задумались, разрешит ли им Аллах употребить в пищу нечто с прожилками, как у сала – нет! Они зачерпнули столько, словно собирались поделиться с женами и детьми, стоящим где-то за уже закрытыми вратами, спрятавшими рабов от ночного багрового Ада, отлично видимого через крупные щели.

Трехметровый Франкенштейн поднял толстую, усиленную железом лапу и вновь заполнил ведро мерзкой на вид массой. Огромные ступни совсем не проваливались, когда неповоротливое чудовище с электрическим кнутом возвращалось «угощать» сереющих при его приближении рабов, однако по безмозглому монстру явно виднелось, что хоть данная работа ему и не по нраву, но кровавое веселье в Сортировочной отбивало весь полученный негатив. Взращенное Адом чудище нехотя продолжало неуклюжую кормежку голожопых узников, трясущихся от страха перед встречей с огромным уродом-официантом, но в тоже время готовящих миски, видя, как в экстазе чавкают соседи.

Малыш Лизы внезапно замолчал, и Дима моментально вывернул шею, дабы полюбопытствовать, что произошло с маленьким горлопаном, затыкающимся только во время сна или еды, и действительно… Все оказалось банально просто. Девушка каким-то образом засунула в маленький рот счастливчика весомую сиську и отощавший юноша непроизвольно облизнул губы, что не осталось незамеченным молодой сексуальной матерью, но обошлось без едких комментариев.

Честно говоря, на сексуально-озабоченного парня навалилось странное состояние, когда жутко хочется спать, но есть хочется еще больше, а голова тяжелая-претяжелая, но это понятно, ведь столько пережив, разум требует обработки информации, что без крепкого сна невыполнимо. Таким образом, совокупность данных ощущений отбивала какое-либо желание разговаривать и сто процентов не только у него, ибо бульканье, рычание и «плач» желудков всех рабов и рабынь Ада слышались, как массовое кваканье лягушек.

– Сорок два! – раздался тонкий, страдальческий голос Такеши, жующего щеки, а спасенные от тарелок женщины посмотрели на него, грустно вздохнув, что вполне естественно, ведь любая девушка инстинктивно хочет накормить голодного парня, тем более ее героя.

Вот только потчевать бедного японца было нечем, поэтому приходилось просто сочувствовать ему. Все-таки удивительно, каким разным может быть человек… Обладать огромной силой воли, пройти столь нелегкий путь, измочалив ноги о неровные камни и пережив плети с мощными ударами током, однако пускать голодные слюни при виде тарелки с едой и переживать за нее, как ребенок.

«Такеши, Такеши… Смотри миску не сгрызи…», – мысленно улыбнулся уставший донельзя Дима, представив с какой жадность будет утолять голод азиат, а видимо отразившиеся на лице положительные эмоции, не остались упущенными успокоившейся Лизой.

– Чего улыбаешься? – привыкающая к странностям «Спящего» девушка наслаждалась тишиной от чавкающего ребенка и страдальчески переживала чувство голода, о котором громко «плакал» желудок.

– Да так… Подумал кое о чем… – с запинкой пробормотал Дима, желающий как можно быстрей пожрать и вырубиться, дабы снять напряжение с тяжелой головы и уставших глаз. – Настроение такое поганое… – последние слова прозвучали глупо, ибо худой парень находился в Геенне Огненной.

– Ого! – расширила карие глаза Лиза. – Не буду спрашивать, насколько оно плохое, если до этого, оказывается, было нормальное! – девушка озадаченно потрясла немытой головой, не понимая улыбаться ей или нет. – Как вижу я, здесь ни у кого нет хорошего, а знала бы, что все мои проблемы на Земле окажутся ничем по сравнению с нынешней жизнью, даже не переживала бы о них… – она нежно посмотрела на своего маленького проглота, которому отчаянно завидовал Такеши.

– А Лкетингу нравится! – оторвавшийся от воды воин-масаи разбавил их диалог. – В Африке Лкетинг привык! Все знал! А здесь Лкетинг неуязвим и силен! – покрытый сухими мышцами туземец искренне радовался новому качеству, дающему ему больше возможностей.

– Честно говоря, мне тоже лучше, чем на Земле… – неуверенно пробормотал Дима, а Лиза ахнула, откровенно колыхнув грудями, что заставило скривиться чуть не взвывшего малыша, но молодая мать даже не заметила своей оплошности.

– Лучше? Как здесь может быть лучше? – шокировано спросила она, не забывая следить за рогатой братией, а растрепанные женщины рядом с ней удивленно захлопали глазами, буквально отпрянув назад.

– Ну… – Дима открыл рот и замолчал, не зная, как обосновать свои чувства, однако покрутив пальцами в воздухе, нашелся. – Еще живой… – он вновь замолчал, хмыкнув, понимая, как это странно звучит. – На Земле я не понимал зачем живу и смысл в собственном рождении… Все люди, как люди! Работают, заводят детей, платят кредиты, бухают по выходным и прекрасно себя чувствуют, а мне их радости вообще по барабану, зато здесь я себя чувствую намного уютней, а они наоборот нет! – он повернул шею, пройдясь серо-голубым взором по уходящим метров на сорок узникам с пятым тавро.

– Честно говоря, Дима-сан, среди них… – японец соизволил оторвать голодный взор от адского Франкенштейна, неторопливо кормящего голожопых рабов и сейчас пошедшего за следующей порцией. – Ты как раз и считаешься безумцем, но лично мне твое мнение импонирует! Я сколько жил, только и думал о рисовании, однако мои желания ломались вечной работой! Проклятой зависимостью от денег! – азиат сжал маленькие кисти на помятых гранях тарелки. – В Лондоне сам стиль жизни такой, что связан лишь с работой! Безработные там очень плохо живут, – он шмыгнул носом, кинув страдальческий взор на трехметрового монстра, зачерпывающего грязным ведром из бочки. – Им нечем платить за газ, электричество и еду. Они мерзнут и вечно болеют, а любые навязчивые мысли лечат антидепрессантами, что часто приводит к самоубийствам… – азиат вздохнул и сглотнул слюну. – Я сам пил антидепрессанты, но стал медленно думать… – Такеши яростно зачесал голову, словно показывая, как он ее ускорял. – Поэтому бросил, а начинал их пить, так как видел кошмарные сны… – он вздрогнул. – Которые перерисовывал в обеденное время на работе… Коллеги надо мной смеялись, хоть и говорили, что я хорошо рисую, однако современный мир не понимает этих ценностей! Людей с детства учат, что нужно заводить банковский счет, учиться тому, что преподают в школе, а если ребенок туда не ходит, то штрафуют его родителей… У моей семьи не было иного выхода, кроме как работать, ведь жить и кормить большую семью очень тяжело, а в Японии еще хуже… – азиат грустно уставился в воду, временно забыв о воющем желудке. – Люди умирают от инфарктов по дороге домой… Ты прав Дима-сан! Здесь лучше, потому что я чувствую, как становлюсь самим собой, и ко мне возвращается желание жить и удивляться! Сейчас я понимаю, что вернись обратно в прошлое с новыми мыслями – переехал бы куда-нибудь в глушь, где радовался бы жизни, рисуя картины и зарабатывая на жизнь через интернет, пусть немного, но мне бы хватало… – Такеши моргнул раскосыми глазами, а Лиза, ее соседки и несколько сидящих рядом узников уставились на него и, наверное, только Дмитрий с бесстрастным масаи точно понимали, что именно пытался донести маленький японец.