– Забирай вещи, освобождай койку.

– А? – Женя не понял, чего этому покрытому синими узорами доходяге от него нужно.

– Пошевеливайся.

Поняв, что от него ждут, Женя, тут же рассвирепев, прорычал:

– Пошёл в пиз*у, сука.

Гроб, готовый к подобному развитию событий, с места в карьер прописал непонятливому пациенту болезненные процедуры. Схватив борова за жирный загривок левой рукой, вор застучал правым кулаком по сальному блину его хавальника. Выдав пулемётную очередь, он стащил потрясённого, кровоточащего Женю с койки, попутно угощая ударами острых коленок, на пол. Душитель вознамерился встать, что стало для него второй роковой ошибкой за это утро. Ногами Гроб действовал не менее удачно, чем руками. Потерявший сознание мешок с дерьмом Гроб оттащил за шиворот к очку, оставив там лежать, уткнувшись лицом в вонючую дыру. Преподанный вором урок усвоили все. Кто-то струхнул, кто-то затаил злобу, но никто не рискнул вякнуть вслух что-то против. В самом деле, кому какое дело до этого Жени? Хрен с ним. Злорадство от просмотренного маньяками представления довлело над всеми остальными испытываемыми ими в момент избиения паркового душителя чувствами. Нажрись говна и сдохни.

На следующий день в хату зашёл второй уголовный авторитет – Шуба. Вся примитивная иерархическая структура, сложившаяся за год, рухнула в одночасье. Тандем авторитетов за неделю вбил свои порядки в камере. Они из-за того, что их офоршмачили менты, офоршмачили уже тем, что насильно запихнули в эту косячную клоаку, объединили два бешенства в одно, сделавшись полновластными тиранами в этом королевстве гнусных тварей. Не все безоговорочно признали их власть. Те маньяки, которые проглотили злобу, после первой расправы осуществлённой Гробом, заранее предугадывая, чем всё может закончиться, затаились до поры до времени, выжидая удобный момент.

После смены власти в клоаке, следуя программе, рацион питания заключённых изменили. Их стали кормить не просто высококалорийной пищей, но и стали добавлять в неё продукты, способствующие увеличению полового влечения, такие как: морские моллюски, мёд, орехи, грибы моховики; сдабривая прочие продукты порошками травок, приводящие мужские половые органы в полную боевую готовность. В соки, молоко, чай, кофе, на тюремной кухне подмешивали кровь северного оленя, сдобренную порошком пантов. Одновременно со сменой диеты в клоаке зажглись телевизионные панели. С перерывами на сон и принятие пищи на экранах демонстрировались фильмы и ролики. Вначале перечень доступных клетчатым зрителям стилей ограничивался ужасами и эротикой, но постепенно список направлений произведений неоднозначного искусства расширялся, пополняясь, день ото дня, такими творческими плевками в суть человека божьего создания, как порно (день ото дня тяжелее, извращённее), документальной хроникой увечий и аварий. На колонки несколько раз за день подавали агрессивные музыкальные композиции, призывающие к насилию, групп, проповедующих крайние меры в общении с себе подобными, да и вообще с любым социумом.

В ночь на одиннадцатые сутки от пришествия Гроба в клоаку произошёл первый инцидент, которого, как догадался из получаемых сверху инструкций Игорь, ждал Королёв. Ераськин Николай, мерзкий детоубийца, пользуясь тем, что на ночь основной свет в камере выключали, а интенсивность свечения вспомогательных светильников, вмонтированных в стены на уровне колен, приглушили до отсвета красных углей умирающего костра и, вероятно ничего не зная про инфракрасные системы слежения, около двух часов поднялся с койки. На цыпочках пройдя мимо четырёх коек, он остановился у койки прыщавого Миши Белова, самого юного, двадцати двухлетнего преступника в клоаке, угодившего в неё за серию из сорока изнасилований, совершённых им с особым цинизмом, семь из которых окончились смертью жертв в основном из-за вагинальных разрывов с последующей обильной кровопотерей. Бог шельму метит, вот и Белову досталось от небесного вседержителя не только на орехи: по всему его худому телу распространились колонии жутких, отвратительных, красных, подтекающих жёлтой слизью прыщей. Размер червоточин варьировался от чёрных точек до фурункулёзных шишек. Но сей тошнотворный факт не остановил наполненного – сверх всякой меры, сатанинской благодатью Ераськина.

Подкравшись, один маньяк набросился на другого. Накрыв Белова, Ераськин ударил его сложенными в замок руками в висок. Двух ударов хватило, чтобы вывести жертву из строя на время акта отвратительного мужеложства. Закончив, Ераськин вернулся на место. Через пару минут он уже храпел, как и не вставал.

Утром, дежурный сержант показал запись изнасилования Маркову.

– Что будем делать, товарищ лейтенант?

– Выполнять инструкцию, – не раздумывая ответил Игорь.

По инструкции полагалось не вмешиваться ни в какие разборки заключённых. Всё фиксировать, ничего не предпринимать, никого не наказывать. Самое забавное в таком подходе заключалось в том, что записи всех актов насилия предписывалось демонстрировать всем заключённым. Днем, следующим за ночью удовлетворения огня пылающей похоти в чреслах Ераськина, видеоотчёт о его подвигах пустили крутиться по всем мониторам клоаки. Эффект ролика превзошёл ожидания. Дистрофика насильника Белова сделали общей шлюхой. Поняв, что никакого наказания за гомосексуализм не последует, маньяки пустили следующей ночью прыщавого Мишу по кругу. Позже, через несколько дней сексуальной деградации, распаренные порнухой черти не стеснялись придавливать шлюху и днём. Воры, как и некоторая часть маньяков, в шабаше не участвовали, осуждали, но насилию не препятствовали.

Проблема состояла в том, что на всех одной шлюхи не хватало, как её дырки ни растягивай. После недели такой жизни Белов лежал на мокрой от чужой мерзости и собственной крови койке без движения и почти без дыхания.

Тем, кто решился не дожидаться естественной смерти камерной подстилки, стал суровый маньяк Глебов. Рассудив, что урвать надо успеть, а от половых утех с живым «прыщом» он удовольствия не получит, он дождался, когда под утро основная часть стаи успокоиться, забывшись тревожным сном, и полез на шлюху. Но полез не просто так: как истинный комбайн, которому было безразлично, кого мучить-убивать, он припас щепку, выломанную им из швабры. Такая двадцатисантиметровая страшная заноза с треугольным основание и тонким, словно у портняжной иглы, концом.

Заглянув в опухший от побоев фейс, Глебов, выставив вперёд нижнюю челюсть, осклабился. Веки шлюхи подрагивали, Белов не спал и не бодрствовал, он грезил в бреду. Схватив его за горло, Глебов облизнул пересохшие от волнения губы. Давно он ничего подобного не испытывал. Хорошенько прицелившись, размахнувшись, Глебов засадил обломок швабры между век левого глаза. Чпок! Белов взмахнул лапками. Маньяк поднажал на деревяшку занозы. Хрустнуло, заноза поразила мозг. Тело, два раза дёрнувшись, расслабилось.

– Ха ха ха ха, – тихо, по-детски заразительно рассмеялся убийца.

Теперь маньяк мог приступить к главному – к насыщению. Перевернув тело, положив его поперёк койки, он пристроился к покойнику сзади. «Ыф Ыф Ыф Ыф…», – натужные звуки посмертного осквернения последовали за смертью педошлюхи.

После того, как вывели на всеобщее обозрение ролик с некрофилией Глебова, те маньяки, которые пользовались Беловым, осерчав на убийцу, набросились на него с кулаками. Он не растерялся, дал отпор. Недолго бы продлилось его сопротивление, если бы в конфликт не вмешались воры. Они завернули драку, надавав люлей самым активным, и не потому, что им импонировал некрофил, а потому что они так утверждали свой авторитет.

Увидев запись драки, начальник сектора куба Илья Гришин, вызвав Маркова к себе, сказал:

– Отлично. Королёв доволен. Пора переходить на следующую стадию воздействия. Подогреем их ещё малость. Да?

– Ох, не знаю. Зачем такие сложности? Кончить их всех… и всё.

– Тогда смысл эксперимента пропадёт.

– А ты знаешь в чём его смысл?

– Нет. Доктор просто так развлекаться не станет. У него далеко идущие планы.

– Знаю, что далеко. Только не пойму, насколько и куда.

– Ладно, не ворчи, иди исполняй регламент.

Марков, придя в аппаратную, отдал соответствующие указания. В обед из порта, как приложение к корзине с обедом, в клоаку спустилась корзинка поменьше, наполненная бутылками со спиртными напитками. Распределением продуктов заведовали воры: увидев алкоголь, они все бутылки заграбастали себе. На счастье маньяков, алкоголь стал поступать три раза в сутки: с каждым приёмом пищи к ним спускали вино-водку-пиво. Вскоре такой алкогольный трафик контролировать ворам стало бессмысленно. С этого момента хата не просыхала. Алкоголь делал своё дело, черти набирались агрессии из бутылки; каждый день вспыхивали драки.

Следующим подарком маньякам стали запрещённые на воле вещества. Вначале их ублажали кодеином, эфедрином, а затем убийц начали подкармливать галлюциногенами – ЛСД, псилоцибином, кетамином, циклодолом. Затем дали экстази, за которым последовали спиды – амфетамин со своим младшим братом метом. Под галлюциногенами черти в основном вели себя тихо. Редко кто срывался с цепи, стараясь раскокать себе черепушку или прогрызть вторую дыру соседу в заднице. С экстази они становились раскованными, податливыми, велись на всякую чушь. А вот тяжёлые стимуляторы окончательно превратили их в животных. Воры не знали, что от них ждать, напрягаясь при каждом случайном взгляде. Нападение могло произойти в любую минуту.

Убийства стали нормой после того, как в клоаку закинули первую партию героина. Может так совпало, но Хмурый с метом до такой степени не ужился, что перед ужином Василий Титов, любитель потрошить старушек, что-то не поделил с Владимиром Приходько – маньяком с двадцатилетнем стажем, на совести которого весели жерновами жутких расправ тридцать пять женщин, замученных им до смерти в подвале его загородного дома. Марков так и не понял из-за чего всё же вспыхнула ссора. Два убийцы стояли отдельно ото всех, разговаривали, как это ни странно, про природу. Потом резко замолчав, уставились друг на друга. Прошло десять секунд, и маньяки сцепились. Их окружили. Растащить не пытались, наблюдали. Воры тоже решили не вмешиваться. Сегодня бы их не послушались. Маньяки под кайфом – это те же демоны – только без рогов и копыт.

Приходько удалось повалить Титова. Геронтофил делал попытки встать, а его обратно запинывали ногами. Оба не чувствовали боли. Приходько со сломанной челюстью, лишившись одного глаза после первого же пропущенного им скачка Титова, завалив обидчика, методично топтал в бубен упавшего маньяка, превращая его отнюдь не привлекательное личико хронического пропойцы в рекламный плакат кашицы из перемолотых в мясорубке гранатовых зёрен. Алые брызги крови, хрипы, глухие надёжные шлепки ударов вызывали у зрителей экстаз. Толпа бесновалась молча, раскачиваясь в едином порыве транса, как заросли камышей на ветру. Их зрачки горели демоническим огнём, сизые языки ласкали сухие губы, они хотели большего, чем просто насилия, они призывали смерть.

Практически ничего не видящей Титов, которому кровь заливала глаза, от которого только и ждали, когда он сдохнет, вслепую, наугад нашарил пятку Приходько. Пальцы захлопнулись, как челюсти аллигатора. Титов дёрнул, уронив Приходько. Накатившись на него, он выхаркал ему на подбородок сгусток кровавой мокроты, мешающий ему свободно дышать, а освободив рот, вгрызся в шею. Орудуя клыками, словно матёрый волк, он, стянув лоскут кожи, оторвал три куска мяса и подставил глотку под струю бурлящей крови, ударившей из разорванной артерии. Титов захлёбывался – Приходько кончался.

Обескровленное тело поверженного маньяка по требованию громкоговорителей администрации куба погрузили в корзину транспортёра. Никто из руководителей проекта «Держатель» не хотел, чтобы покойник смердел в камере, а с этими душегубами такое случалось частенько: их тела начинали разлагаться с космической скоростью сразу после смерти. Сами маньяки знали об этом, поэтому насчёт эвакуации груд тухнувшего мяса не возражали.

Потеряв сон и остатки здравомыслия, упиваясь-наглатываясь-накалываясь вусмерть всякой дурманящей дрянью, бесовские отребья получили возможность любоваться своими «подвигами» и «подвигами» себе подобных в записях, транслируемых теперь круглосуточно на телеэкранах. При задержании у многих из серийных убийц полицейские изъяли видео дневники – хронику их преступлений. Место художественных ужасов и порно занял снафф и подпольные записи зверской педофилии. Настоящие уголовники – Гроб и Шуба, такому развороту событий не обрадовались. Насмотревшись на творившуюся вокруг содомию, они, вооружившись стульями, пошли бить плоские экраны. Раз они не могли контролировать поток кайфа, то хотя бы уничтожат картинки, будоражащие больное воображение их ненормальных соседей.

У воров ничего не вышло. Экраны висели высоко, а стулья, пущенные уголовниками, отскакивали от них – не причиняя вреда. Телевизоры имели защиту в виде дополнительного