Те, кто молчал, пусть продолжают молчать

24 февраля 2022 года

Те, кто льют сейчас слезы и ставят себе черные квадраты, можете прекращать играть в миролюбивых овечек. Вы все лицемерно молчали, намеренно закрывали глаза на 8 лет убийств мирных жителей ЛДНР. Вам было плевать. Донбассовцы вам мешали вкусно есть, наслаждаться собственными персонами, прожигать свои жизни.

Для вас мы не были людьми. Мы те, от кого вы устали. Именно это вы имели в виду, когда говорили, что устали от войны. Не от войны, а от назойливых и вопрошающих глаз жителей ЛДНР. Когда мы немым укором вам были. Если, конечно, у вас вообще есть совесть, как вы себе представляете.

Прекращайте играть роль. Вы не люди. Вы не против войны. Вы вновь оседлали собственноручно созданный мейнстрим. Если бы вы были реально против войны, то вы бы не отходили от посольств и консульств Украины по всему миру. Вы бы призывали обоих украинских президентов выполнять Минские соглашения.

Российская Федерация терпеливо это делала все 7 лет существования «Минска-2». За это время тысячи людей погибли, получили ранения. А сколько детей умерло? Ставили вы фотографии погибших детей Донбасса? Нет. Тогда и сейчас закройте свои паскудные рты и никогда больше не говорите ничего на эту тему.

Вы молчали последние 8 лет. Продолжайте это делать и сейчас!

Взрыв над Донецком

14 марта 2022 года

Фоторепортаж с места трагедии (18+)

Средь бела дня 14 марта 2022 года украинская армия нанесла удар по центру Донецка. «Точка-У», которая несла кассетный заряд, была сбита, но часть смертоносной начинки все же сработала. В центре столицы ДНР лежали десятки трупов мирных жителей. В основном – старики. К огромному сожалению, среди пострадавших были и дети.

Власти ДНР объявили 15 марта днем траура по погибшим мирным жителям, которые стали жертвой агрессии украинской армии.

Кровавый символизм

Бежал по залитому мартовским солнцем бульвару Пушкина. Тому самому, который приезжие москвичи называют донецким Арбатом. Более благополучного места в Донецке не найти. Дорогие машины, хипстерские кафешки, уличные музыканты, запах кальяна и дорогих духов. Сейчас всего этого нет. Вокруг сновали люди со встревоженными лицами. Говорили о чем-то друг с другом, закидывали головы вверх, смотрели на фасады домов.

Захрустело битое стекло. Оно было повсюду. Вынесло витрины магазинов на Театральном проспекте. Вот игровая зона с консолями. Только сегодня в аккаунте «GameLover» увидел, что вновь можно прийти и поиграть в видеоигры. Сюда обычно приходят отмечать дни рождения целыми группами детей. Владельцы регулярно выкладывали в сторис видео с детворой, которая звонко смеялась во время игры на консолях. Сейчас через разбитое стекло я видел, как мужчина ходил и собирал что-то разбросанное на полу.

В нос ударила гарь. Такая знакомая, которую не слышал достаточно давно, но запомнил на всю жизнь. На улице Университетской стояло оцепление. Зевак не пускали. За спиной военного работали спасатели МЧС. К моменту, когда я добежал до места обстрела, пожарные уже успели все затушить. Остовы сгоревших автомобилей пускали пар. Среди черноты заметил запекшиеся овощи в грузовике. Запах печеного картофеля смешался с гарью.

Чуть дальше по улице стоял оранжевый автобус. По рифленым ступенькам на заднем входе стекала кровь. Ее было много. Капли падали на асфальт. Все ступени были покрыты багровой кровью. У заднего колеса валялась оторванная табличка с номером маршрута. Семнадцатый. Ехал с Боссе. Того самого Боссе, по которому уже был нанесен удар в январе 2015-го, когда ВСУ мстили за поражение в Донецком аэропорту. Сейчас все будто бы повторилось. Ужасающее дежавю. Будто бы снова вернулся на 7 лет назад.

В салоне автобуса лежало несколько безжизненных тел. Все старики. Между кресел – тело пожилого мужчины в медицинской маске. Она была спущена на подбородок. На лбу – очки. Черные зрачки уставились куда-то в потолок. Кто-то из пассажиров ехал с продуктами. Куриные яйца упали на пол и разбились. Их содержимое вытекло и перемешалось с человеческой кровью и вытекшим из пачки молоком.

Вышел из салона. Под ногами хрустело битое стекло. Подошел к лобовому стеклу. Оно было прострелено. Насколько же жизнь может быть циничной. Снаряд угодил как раз в то место, где на табличке было написано «Боссе».

На другой стороне улицы – отделение Центрального республиканского банка. Вдоль дома лежал ряд трупов. Это была очередь в банк. О том, что это финансовое учреждение, теперь достаточно сложно догадаться, так как фасад полностью изрешечен осколками. Сотни мелких осколков в труху нашинковали вывеску с упоминанием ЦРБ. На ступеньках на входе в банк лежало еще несколько тел. Большинство из них не успели накрыть простынями или чем-либо другим. Тонкие алые струйки тянулись по улице Университетской.

Стал подбираться все ближе. Вглядывался в вещи. Где-то вымокший в крови головной убор, где-то ошметки сайдинга, а где-то банкноты. Не похожи на те, к которым привык. Но что-то они напоминали. Где-то уж точно сталкивался с ними. Не сразу понял, что это были гривны. Купюры номиналом в 500 гривен были разбросаны перед входом в отделение ЦРБ. Похоже, старики хотели обменять их на рубли. Возможно, это была их пенсия, которую когда-то им приходилось ездить получать на некогда подконтрольную Украине территорию Донбасса. Были вынуждены выстаивать в очередях долгие часы, прежде чем им позволят пересечь линию разграничения. Многие старики не выдерживали такого испытания и умирали прямо в очередях на КПП. Киев создал достаточно преград, чтобы старики Донбасса не ехали за своими деньгами. В итоге киевские войска расстреляли этих людей за то, что ВСУ терпят крах по всем фронтам.

«Точкой-У» по центру Донецка

Глава ДНР Денис Пушилин рассказал, что удар по Донецку был нанесен ракетой «Точка-У». Она несла кассетный заряд, часть из них сработала, унеся жизни 20 мирных жителей.

– Вот она – цена словам, договоренностям с украинским режимом. Я долгое время участвовал в переговорном процессе и знаю все это точно: нельзя верить ни одному слову. Данный украинский режим не договороспособен. Никаких разговоров о мире, о каких-то гуманитарных целях. Ни разу украинский режим не шел по этому пути. Они говорят одно, а делают то, что вы можете видеть, – заявил Пушилин на месте обстрела.

За спиной у главы ДНР – расстрелянный троллейбус. Рядом – гражданский автомобиль. Он был прошит осколками снаряда насквозь. Выжить было невозможно. Обе передние двери открыты. Видны два тела. У пассажирской двери, склонив голову, стоял мужчина. Его родственников больше не вернуть. Но, к сожалению, он не одинок в своем горе. Тут и там можно было увидеть плачущих, бьющихся в истерике мужчин и женщин. Успокоить их пытались сотрудники МЧС ДНР. Но эмоции усмирить было крайне тяжело.

Пушилин заявил, что наступательная операция сил ДНР будет продолжена. Более того, он пообещал, что продвижение будет ускорено. Он подчеркнул, что обязанность вооруженных сил республики – отогнать украинскую армию как можно дальше от населенных пунктов ДНР, чтобы ВСУ не имели возможности ударить по мирным жителям.

В Министерстве обороны РФ сообщили, что выяснили, откуда велся ракетный обстрел по Донецку. В российском силовом ведомстве проинформировали, что удар был нанесен с северо-западного направления, из района Красноармейска, который контролируется украинскими националистами.

P. S. Чуть дальше, совсем рядом с отныне печально известной улицей Университетской, у самого здания Дома правительства ДНР, лежала причина гибели десятков мирных жителей. Ракета «Точка-У» дымилась у подножия памятника украинскому поэту Тарасу Шевченко. В его честь был назван бульвар в Донецке. Имя не меняли. Никакой деукраинизации в ДНР не было. У монумента символу украинской культуры лежала смертоносная ракета, которую ВСУ выпустили по Донецку.

Ад Мариуполя

21 марта 2022 года

Военный репортаж из самой горячей точки спецоперации

– Сигарету! Дайте сигарету.

– Здоровья вам. А сфотографируешь меня с моей дочкой?

– Дайте сигарету. Там дед лежачий в подвале. Дайте ему сигарет!

У подъездов разрушенных, почерневших от пожаров домов сидели мариупольцы. Собирались в небольшие группки вокруг костра. Рядом с ними были набросаны доски, которыми они поддерживали огонь. Какой-то мужчина отпиливал ветки упавшего дерева. Мы пробегали мимо них. Кто-то из журналистов отдавал сигареты, некоторые даже пачками. Девушка-военкор предлагала старикам конфеты, но больше всего их интересовали сигареты.

– И нам дайте! – Две девушки в потрепанной одежде отошли от стариков, которые остались сидеть у костра. Большинство из них еле ходят, поэтому кричали в попытках дозваться журналистов.

В процессе бега взглядом выхватывал картинки. Черный дом без единого стекла. Будто там и не жил никто и никогда. Бетонная коробка, непригодная для жизни. Не осталось ни уцелевших балконов, ни оконных рам. Все внутренности выгорели. Остались только обуглившиеся стены да пепелище. Пепел судеб. Перед зданием – покореженный автомобиль. Тоже стекол не осталось. Задние колеса сняли. Должно быть, это единственно ценное, что осталось от легковушки.

Напротив – детская площадка. Вся изрыта воронками. Огромные котлованы, в которых может поместиться человек. Спустя мгновение это станет укрытием для одного из военкоров. За площадкой еще один разбитый в хлам дом. Этот не был черным вроде девятиэтажки в каких-то сотнях метров поблизости. Пластиковый сайдинг на балконах весь в огромных дырах. Окна все выбиты. Заметны следы от попаданий чего-то тяжелого.

Первый свист. Мина упала достаточно близко, но если мы услышали звук, значит, еще можем спастись.

– Всем лежать! – скомандовал военкор НМ ДНР Юрий Бухарев.

«Жители сами хоронят друг друга»

За несколько часов до обстрела…

На горизонте показался город. Из-за сгоревших домов тянулись клубы дыма. Вдоль дороги шли люди с баулами, мешками за спинами, тележками. Детей везли в колясках, а каких-то малышей несли на руках. Двигались в сторону гуманитарного коридора, по которому можно было выбраться из мариупольского ада.

Были и те, кто шел в сторону города. В руках тянули паки с водой и соками, ящики с продовольствием, лапшу быстрого приготовления. Кто-то использовал тележки из гипермаркета «Метро». Бесконечный поток людей рассасывался где-то в глубине города. Люди растворялись между ныне непригодных для жизни девятиэтажек. Пешеходов обгоняли автомобили. Кто-то цеплял белые тряпки на антенны и ручки дверей, у других на лобовом стекле были надписи «Дети» или «Люди». Отдельные машины были изрядно побиты. На крыльях, дверях и остальном корпусе можно было заметить отметины от осколков. Кто-то и вовсе ехал без лобового стекла. Как подметил военкор Станислав Обищенко, очень много автомобилей не были забиты людьми. Ехали полупустыми, со свободными задними сиденьями, а рядом с ними земляки выбирались пешком.

Мариупольцы покидали город любыми способами. Пешком, своим транспортом или автобусом – лишь бы убраться подальше от зоны боевых действий. Караван людей шел в сторону, где когда-то был украинский блокпост, от которого остались только бойницы. Уставшие и замученные, будто в прострации, они не шли, а плыли нам навстречу. За их спинами горел их родной Мариуполь. Клубы дыма становились все больше. Орудия гремели, но никто из мирных не обращал на это внимание. Шли, не оглядываясь назад.

– Лучше бы помог вещи донести, а не фотографировал, – зло сказал мужчина лет 35, когда я направил на него объектив своей камеры.

Понять эмоции людей можно. Они пережили мясорубку. На их глазах погибали близкие, родные, друзья и знакомые; уничтожалась их жизнь, имущество, родная земля. Поэтому удивляться спектру эмоций не нужно было. То истерический смех, то лютая ярость, то безразличие и отчаяние. В толпе людей можно было встретить что угодно, вплоть до презрительных взглядов. Мы были ненужными свидетелями их горя.

На заправке на выезде из Мариуполя, куда приезжали автобусы для эвакуации мирных жителей, с маленькой собачкой в руках стояла девушка. Песик весь дрожал. Его трясло, и что-то мне подсказывало, что дело далеко не в погоде. За спиной у мариупольчанки стоял автобус. В багажное отделение люди грузили свои пожитки, которые удалось забрать с собой в неизвестный путь. Впереди сидел полненький мальчишка – сын женщины.

– Мам, мам, – обращал на себя внимание мальчуган лет десяти. Его ровесник в Донецке недавно стал жертвой удара «Точкой-У» по центру города. Оба пацана теперь могут поделиться своим военным опытом с кем угодно, кому до этого есть дело.

Мать мальчика продолжала общаться с журналистами. Махнула рукой сыну, чтобы тот сел на место. Женщину зовут Екатериной. Ее дочь живет в США, а муж – в море, пожилая мама отказалась выезжать из Мариуполя.

– Мне муж позвонил и сказал: «У вас война». Мы не успели ничего, не успели выехать. Поймите, абсолютно ничего. Свою машину из другого района забрать не смогла, потому что нас туда не пускают. Мы из квартиры не выходили на улицу вообще.

Путь Екатерины лежит через Россию. Какой-то конкретики по дальнейшим действиям у нее нет. Она хотела бы уехать в Европу, но пока не уверена, как дальше будут складываться обстоятельства. Женщина рассказала, что не планирует возвращаться. По ее мнению, десятилетия уйдут на восстановление Мариуполя.

– Погибли люди. Хоронят прямо возле жилых домов. Из моего окна теперь вид на кладбище. Вот я живу на первом этаже. В двух метрах возле меня уже 10 могил нарыто. Жители хоронят друг друга сами.

Люди в Мариуполе практически отрезаны от остального мира. По большей части связи в городе нет. Информация распространяется разнообразная посредством сарафанного радио. Поэтому среди мариупольцев ходят слухи, что выезжать на подконтрольную ДНР или России территорию опасно, так как якобы там беженцев берут в плен. Но постепенно ситуация меняется.

С каждым днем эвакуации местные все реже верят подобным слухам и сотнями выезжают из Мариуполя по коридорам, организованным российскими военными. Мне встречались совсем молодые девушки, которые налегке шли в сторону эвакуационных автобусов.

«Мы вообще ничего не знаем»

Беженцы подходили к российским военным, которые организовывали эвакуационный процесс. Солдаты рассказывали, как им действовать, куда их повезут и куда можно будет выехать после пункта в поселке Володарское. Пока люди ждали прибытия автобуса, военнослужащие доставали ящики с пряниками и печеньем, а также раздавали воду в полулитровых бутылочках. Мариупольцы стали поить своих питомцев, которых, разумеется, взяли с собой. Бросать в этом аду братьев меньших никто не собирался. Мужчина сложил свои ладони таким образом, чтобы в них можно было налить воды. Собака окунула морду и языком вычерпывала понемногу жидкость.

– Там есть миски. Можно взять, – откуда-то из-за здания заправки вышла женщина с оранжевой пластиковой посудой. В нее она набрала воду и дала напиться коту.

Думал, что местные неохотно будут общаться с журналистами. Хватило реакции того парня, когда я начал снимать его и его спутников. Но все же некоторые беженцы сами хотели рассказать свои истории.

В толпе беженцев со мной заговорил мужчина среднего возраста. Вся его одежда была потерта, куртка и штаны были в зацепках, в грязи. Речь Валерия Михайловича выдавала в нем образованного человека. Мужчина по профессии инженер-механик, работал на «Тяжмаше», пока тот еще функционировал. До начала боевых действий в Мариуполе проживал на улице Олимпийской.

Мужчина приехал на место прибытия эвакуационных автобусов вместе со своей пожилой мамой. Старушка сидела рядом с пожитками. По ее виду можно было понять, насколько тяжело ей дается происходящее. Не только физически, но и морально. Я начал расспрашивать Валерия Михайловича о происходящем в Мариуполе.

– Мы жили между Ленинградским и Восточным, окраина в сторону Широкино. До первого марта сидели дома. Хотя уже бомбили, обстрелы были слышны. А потом первого марта пришли двое в камуфляже, сказали: «Хотите – оставайтесь, хотите – уезжайте. Мы за вас не отвечаем». Скорее всего, это были украинские военные, но, может быть, были не военные. У них на рукавах были изображения то ли льва, то ли медведя.

Куда уезжать? Оно же по всей Украине. Нам сказали уезжать в центр города. Мы уехали в центр города. Оно и туда пришло. Жили в доме, а когда начались обстрелы, спустились в подвал. Где-то дня три назад что-то ударило прямо по дому, его наполовину рассекло, загорелось. Пытались потушить эти квартиры, ничего не получилось. Через какое-то время мы начали выскакивать из подвалов, выносить вещи, а дом обрушился. Мы перебрались в соседнюю пятиэтажку.