Таронский. Глава 3

Таверна на Городской площади ютилась между домами кладбищенского смотрителя и магазином оружейника. Приземистое двухэтажное здание питейной походило на старого, скособоченного мужичка, втиснувшегося между двумя высокородными, бесцеремонно растолкав их мощными бревенчатыми плечами-стенами. Различия в архитектуре настолько бросались в глаза, насколько могут различаться боевой молот и изящный эспадон. Дома погостника и оружейника возвышались над своим невзрачным соседом на целый этаж, покрытые белым дарийским мелом, со стреловидными окнами и тонкими декоративными рейками. Торговцы гордились своими домами, это было видно сразу.

Фасад таверны тонким слоем покрывала вязкая эльсенская смола, самый дешевый из красящих материалов. Из-за нее таверна приобрела нездоровый зеленый цвет, пятнами белели следы от рук и плеч незадачливых гуляк, которых угораздило качнуться в сторону стены. Окна на первом этаже отсутствовали, вместо них хозяин прибил старые легионерские щиты. Над дверью, легко покачиваясь, висела ржавая цепь, на которой некогда держалась сорванная ныне вывеска.

И, тем не менее, эта таверна была излюбленным местом сорвиголов Стоунгарда. Здесь можно было встретить и гладиаторов, пропивающих заработанные на Арене деньги, и вернувшихся из дальних походов воинов, и хмурых ассасинов, и многих других, ценящих свою жизнь лишь немногим дороже жизней других. Отдельной кастой шли барды и рассказчики, пользующиеся здесь необычайной популярностью, но рискующие получить в зубы при любом неудачном слове.

В зале было всего четыре стола, но они своей длинной могли потягаться с малой имперской ладьей. Тяжелые, неподъемные столешницы намертво прибиты к толстенным ножкам, засиженные до блеска скамьи крепились к полу массивными стальными ушками.

Над столами висела кованая лампада со множеством тускло горевших дешевых свечей. Их свет создавал в зале тот полумрак, когда посетители еще могли считать деньги в ладони, но увидеть лицо сидящего в другом конце зала становилось уже непростой задачей даже для хорошего егеря.

– То есть ты, инквизитор, предлагаешь мне вот так вот взять и сдать своего боевого товарища? – воин в легкой кожаной броне с грохотом поставил на стол огромную глиняную кружку. – То есть, практически, ты предлагаешь мне пойти на предательство?

Максимилиан сидел напротив, через стол, медленно перебирая в пальцах серебряный динар. Он, чуть склонив голову на бок, смотрел на собеседника, в глазах читалось спокойствие, граничащее со скукой. Словно все, что он слышит, было для него далеко не новостью.

– Знаешь что, инквизитор, – воин подался вперед своим могучим телом, нависая над столешницей. – За такое на пограничье убивают.

– Я знаю, – голос храмовника не выдал даже толики напряжения. – Я знаю, Сардук, воин Свободной роты.

– Да что ты знаешь! – взорвался воин, треснув кулачищем по дубовой поверхности. – Что ты можешь знать о пограничье? О том, что такое умирать от клыков чудовищ Мертвой Земли? О том, что такое плечо товарища в бою, когда о жизни приходиться лишь молиться? Что значит стоять в ударной линии панцирников и смотреть сквозь щель забрала как исчадия Тьмы несутся на тебя?

Сардук угрожающе понизил голос:

– Что можешь знать об этом ты, храмовник, всю свою жизнь просиживающий штаны за стенами? А Кортес знает, он всю свою жизнь смотрит смерти в глаза.

Инквизитор вздохнул, сощурившись, произнес:

– Предательство, воин, это когда сдаешь чужим своих. Когда от твоих действий гибнет то, ради чего ты когда-то сражался. А ты сражался за жизнь, за Стоунгард, за Свет, воин. Сражался хорошо, знаю. Но это для одних ты – герой. Для других ты – пыль, разменная монета. Для тех, кто сражается за Тьму, кто хочет уничтожить все то, что ты любишь. Для тех, кто предал свой род и своих предков. Для таких, как этот Альварес. Он ударил тебе в спину, Сардук. Ударил легко, со смехом. Он – твой враг. А врага не предают, его убивают. Так помоги мне сделать это.

Сардук, опустив голову, смотрел в кружку, где на дне, в остатках эля, плескалось его отражение. После продолжительной паузы голос воина прозвучал глухо, хрипло:

– Я не верю, что Кортес – предатель, еретик. Он не способен на такое. Если бы ты знал историю его жизни, ты бы не стал обвинять Альвареса, инквизитор. Мы расстались на том моменте, как он попал в ваш каменный мешок. Больше я его не видел, если тебя это интересует. Но об остальном не спрашивай, не проси рассказать. Помни лишь одно – он хороший товарищ и отчаянный боец. Это все, что ты должен знать. А теперь уходи.

Максимилиан не заставил повторять дважды, поднялся из-за стола. Скользнул взглядом по притихшим посетителям, вновь посмотрел на Сардука:

– В доме, где жил Кортес, были найдены шаманские свитки и книги. А в подвале, на алтаре из камней Мертвой земли, был найден труп десятилетней девочки. Ей вырезали сердце еще живой, поддерживая душу в теле черной магией. Это то, что должен знать ты.

Дверь таверны хлопнула, под плащ проник холодный ночной ветер. Максимилиан прислонился плечом к бронзовому фонарному столбу, снял перчатку и устало провел по лицу рукой. Поднял глаза к звездному небу, несколько минут вглядывался в далекие миры Света, не знающие Тьмы. В миры, одним из которых должен был стать Арден. Но не стал, и уже, наверное, никогда не станет.

Максимилиан мотнул головой, отгоняя излишнее романтическое наваждение, черной тенью двинулся по улице. И вряд ли кто заметил, как рядом с ним появилась еще одна фигура, в широкополой шляпе.

– Милсдарь Рэкис, готов доложить, – голос, похожий на шелест дождя, деловито прервал размышления инквизитора.

– Говори.

– Спутников Кортеса зовут Джастис Рыжий и Номад по кличке Маркиз. Оба – профессиональные мерсинарии.

– Маркиз – это титул?

– Нет, – усмехнулся Скитор. – Кличка, из-за любви к дорогим камзолам. Когда-то прибыл с Кронк-Шабак, много воевал, трижды продлевал контракт на охрану пограничья.

– Джастис, – назвал следующего инквизитор.

– К сожалению, о Джастисе мало что известно, лишь что он бывший легионер. Но ни номер легиона, ни под чьим началом сражался узнать не вышло. Слывет хорошим фехтовальщиком.

– Ясно, – инквизитор и смотрящий-из-темноты свернули к Северным воротам. – Что еще?

– За Главой Стражи, – Скитор нервно сглотнул. – Установлена слежка. Но он сегодня не выходил из башни Тригмагистрата. Может…

– Дальше, – прервал его Максимилиан.

Смотрящий удрученно покачал головой, но продолжил:

– За Кортесом послан агент. Они сейчас у Тихой бухты, устроились на привал.

Инквизитор остановился, повернулся к Скитору.

– Не к маяку ли они идут? Не к шаманскому ли схрону? – Максимилиан смотрел куда-то в сторону, мимо тайного соглядатая. – Как раз по Южному тракту.

Его холодный взгляд пронзил карие глаза Скитора:

– Хорошо работаешь. Докладывать обо всех изменениях немедля, в любое время суток. Ай да Кортес, всех обвел вокруг пальца…

– Это еще не все, – произнес смотрящий. – Сегодня у одного из торговцев на рынке была обнаружена книга Блэкхэда «Еретики».

Инквизитор на мгновенье оцепенел, потом жестко приказал:

–Веди к нему. Немедля.

Арденские письмена

Отрывок из отчета экспедиции капитана Равса для Тригмагистрата

«Луна листопада, десятый год Черных Небес. Положение дел крайне неутешительно. Из сотни со мной осталось лишь дюжина воинов, и я не уверен, что смерть минует нас. Инквизитор, несколько вичхантеров, клирик Церкви Апокрифа и рыцари Железного Легиона – все, кто остались.

Зато мы смогли нанести на карту расклад сил.

Стоунгардский Серп занимает южное побережье материка, последний бастионом человечества. От пограничья и далее на север, вплоть до Черного пролива – земли ереси и чертовщины, зловонная пустыня, населенная чудовищами и призраками. Здесь осталась Аргана, бывшая столица Империи, ныне город-призрак, а также несколько поселков поменьше и развалины дворянских усадеб. Все мертво, безлюдно и пропитано злом.

Западное побережье окаймляют горы Дарии. Многочисленные пещеры и гроты таят в себе неисчислимые опасности и богатства.

Восток Ардена покрывают некогда величественные леса Эльсены. За ними, практически около границы с Серпом – поле великой битвы – долина Гранфилд, заваленная ржавым оружием и мертвецами.

На юге от материка расположены Комариные острова, населенные пиратами и дезертирами. Считаю, что бороться с ними надобно не менее тщательно, чем с еретиками и ведьмами…»

Таронский. Глава 4

– Милсдарь! Молю вас! Милсдарь!

Всклокоченная борода торговца была похожа на разметанный ураганом стог сена. Максимилиан отметил, что за эту бороду его кто-то знатно оттаскал. Может, торговец и сам постарался.

– Я не знаю! Не знаю! Клянусь Светом!

– Не клянись, отступник! – рявкнул было на торговца младший инквизитор, чье имя Максимилиан не считал необходимым запоминать, но храмовник остановил ретивого алколита жестом.

– Расскажи мне, Ламар, – голос Максимилиана прохладным ветром разнесся по темнице. – Расскажи все, что знаешь. И не переживай, Ордо Стратиус никого не обвиняет безвинно.

Торговец обхватил свои пухлые щеки ладонями, сидел, качаясь телом на табуретке. Круглые глаза с расширенными зрачками лучше слов выдавали тот животный страх, что испытывал сейчас этот человек. Максимилиан всегда поражался, как атмосфера любого мрачного подземелья действовала на людей самым гнетущим образом. Будь то хоть погреб под домом, не говоря уже о следственных камерах.

– Милсдар инквизитор, – в голосе купца появились нотки надежды. – Я все расскажу. Все! Я это, значится, работал как обычно. Открыл лавку после десятого заутрення, покупателей было не шибко много, да. А потом, ближе к четвертому удару дневницы меня схватили… Я… Я…

Видя, что торговец сейчас снова впадет в истерику, Максимилиан, как мог мягче, произнес:

– Ты знаешь, в чем тебя обвиняют, Ламар?

– Да, да, мне сказали, – торговец трясущимися руками высморкался в огромный платок с рюшками. – Мне сказали, что я торговал книгами этого чернокнижника, этого Блэкхеда, но я не торговал! Нет, не торговал, милсдарь инквизитор! Я же не сумасшедший, у меня жена в храм Света каждую воскресницу ходит…

– То есть, – подытожил Максимилиан. – Ты не торговал книгой с названием «Еретики»?

– Нет, милсдарь, Светом клянусь, – торговец осекся, испуганно кинув взгляд на застывшего в углу алколита, но тот не посмел говорить в присутствии старшего по чину.

– То есть, – продолжил инквизитор. – Тебе эту книгу подбросили?

– Да! – лицо торговца просветлело. – Да! Подбросили, милсдарь, как есть, подбросили! Ее ведь и нашли с краю лотка, где легкомысленные женские книжонки стоят, туда ее поставить могли мимо проходя…

– А кто ее туда мог поставить? – задал очередной вопрос Максимилиан, тяжелым взглядом заглядывая в глаза Ламара.

Торговец застыл с открытым ртом, кадык дергался вверх-вниз. Инквизитор заметил выступивший на носу купца пот.

– Я не знаю, – убитым голосом прошептал Ламар. – Я не видел. Там много людей ходит, у меня бойкое место, в торговом ряду. Не знаю… Кто мог?

– Ну, – протянул Максимилиан. – И ты не видел никого необычного, никто у тебя книг не спрашивал, не смотрел?

– Была одна! – торговец аж подскочил на скамейке. – Точно! Ууу, ведьма! Она могла подкинуть! Баба! Нет, не баба – девка! Длинные волосы как смоль, из-под капюшона выбивались. Капюшон глубокий, лицо в тени постоянно было. Точно, я еще подумал: «Что это, в такую-то жару, в капюшоне ходить». Постояла молча, не спрашивала ничего, милсдарь. Полистала пергаменты с картами, посмотрела летописи… Я еще такой: «Может надо что, госпожа?», а она ничего не ответила, сразу ушла. Я как раз с кожевником разговаривал, за погоду, ага. Вот она и могла подкинуть.

– Во сколько это было? – инквизитор почувствовал, что близок к искомому.

– Так отобедал я тока, чуть больше третьей дневницы было. А пошла она в сторону порта, да-да!

Максимилиан быстро шагал по длинному коридору подземелья. Чуть сзади, семенил алколит с факелом.

– Когда освещение нормальное сделаете? – буркнул инквизитор, чуть не споткнувшись о выступающий из пола булыжник.

– Так это, клирики орденские обещали камни заряженные сделать, которые светятся сами, – поспешно ответил младший служка. – Тады и повесим.

Максимилиан ничего не сказал, погрузившись в свои мысли. Алколит с удивлением заметил, что слышит лишь свои дробные шаги, старший по чину шагал словно тень, неслышно. Лишь плащ тихо шелестел, да бряцали ножны на поворотах.

Уже около лестницы наверх, заметной в нечетком свете редких свечей на стенах, младший инквизитор позволил себе нарушить молчание храмовника вопросом:

– Милсдарь Максимилиан, а что с торговцем-то делать?

Таронский остановился, алколит чуть не врезался в его широкую спину. Голос инквизитора, усиленный эхом низких сводов, прокатился по коридору:

– Торговца отпустить. Дать динаров, монет сто пятьдесят, за беспокойство. Арестованные книги вернуть, принести извинения и поблагодарить за помощь.

– Но, милсдарь Максимилиан, – непонимающе произнес алколит. – Он же торговал книгой чернокнижника?

Максимилиан шагнул на лестницу и, не оборачиваясь, сказал:

– Учись работать головой, младший инквизитор, а то так и проходишь вместо светлячка, с факелом, всю жизнь…

Скитор появился как всегда неожиданно, вынырнув из темной ниши стены.

– Торговец сознался? – спросил он, стараясь попасть в шаг человека в черном.

– Не в том, о чем ты думаешь, – Максимилиан посмотрел на соглядатая. – Он не торговал мертвой книгой, не дерзнул бы. Тем более днем, в торговом ряду. Книгу подкинули и это точно.

– Но зачем? – Скитор задумался. – Ведь ясно, что ее не купили бы. Ясно, что о ней стало бы известно нам. Что и случилось.

– Именно, – инквизитор, казалось, вновь заговорил сам с собой. – Именно, стало бы известно. И именно так и случилось. У Кортеса есть две подруги, две девушки. Книгу тоже подбросила девушка.

– Вы думаете? – начал было смотрящий, но инквизитор перебил его, сам того не замечая.

– Кто-то знал, где мы и что делаем. Кто-то специально хотел, чтобы мы оставались на ногах до ночи. И кто-то знает, что мы сейчас идем по этой улице…

Максимилиан резко остановился, рука поползла к мечу на поясе.

– Например, она, – тихо закончил он, всматриваясь куда-то вперед.