Посёлок постепенно оживал. Работающее население гуськом спешило к трудовым местам повинностей, располагаясь в равных долях по обочинам единственной дороги, по которой проезжал редкий спецтранспорт. В сельпо уже успели завести утреннюю продукцию, так что в воздухе витал ароматный запах свежих печеных булок, соленых крендельков с маком и хлебных корочек, что так невыносимо хочется обглодать с краешка. Осенняя хандра настигла всякого жившего здесь, хотя и ярких поводов для веселья в остальные времена года у местных жителей не находилось. Все-таки жизнь в провинциальном городишке откладывает свой неизгладимый отпечаток на судьбах. Мало кому есть дело до других, самому бы продержаться и не упасть замертво, от стойкой и необратимой безысходности. Потому и люди здесь вечно недовольны, мрачны и крикливы, если случайно нарушишь их личное пространство.

Вот и сейчас женщина-почтальон безбожно материлась, стараясь очистить проход в почтовое отделение от лежачего пьянчужки, забаррикадировавшего собой входную дверь. Особо не церемонясь, она интенсивно орудовала палкой, нанося хлесткие удары по хребту бедолаги, дополняя процесс экзекуции амплитудными пинками дерматиновых ботинок. Ее отличительную бестактность тоже можно понять – каждое утро одно и то же. Мужчина повадился спать на крыльце, то ли спасаясь от дождя, то ли вовсе разбил здесь свой протестный лагерь, только начать выдвигать требования не давала русская водочка. Наконец, возмутитель спокойствия воспрянул ото сна, совершенно точно охренительно удивился от происходящего с ним, и собрав все имеющиеся силы, перекатился на другой бок. Таким образом, чтобы освободить заветный путь к посылкам и квитанциям, а женщине большего и не требовалось. Она отворила запертую дверь, буркнула последнее проклятие и протиснула свое достаточно крупное тело в темноту помещения, оставляя закурившего мужчину в полном одиночестве. На что он непременно огорчился, затянув малознакомую другим песню о тишине, распростёртой душе и крестах, целиком покрытых золотом.

Главный административный пятак посёлка уже успели заполонить сотрудники здешних мануфактур, старательно втягивая в себя дозы предрабочего никотина и предвкушая пятничный загул. Они смаковали истории прошлых недель, когда обязательно кто-то совсем уж непотребно отличился и гадали на осенних лужах самое важное предположение. Наступит ли сегодня внебрачная связь, порочащая облик двух разных семей или вечерний променад так и закончится элегантным мордобоем? По крайней мере, прошлые выходные выдались совершенно удачными – произошло первое, а как следствие, и второе событие. Душевно. Еще бы не так старательно ломали ресторанную мебель, да не выносили бы двери и окна, так кто уж уследит за порядком, раз эмоции вырываются за рамки увеселительного периметра? У местных даже появилось поверье – если хозяин заново остекляет оконные рамы второго этажа накануне выходных, то жди беды. Непременно разнесут все в клочья, да компенсации не выплатят. Ну, а на что, собственно, он рассчитывает? И так дерет за выпивку втридорога, так еще и амортизацию не желает признавать. Или издержки профессии, ежели так удобней. Не обеднеет, в общем.

Илона торопилась. Ей совсем не хотелось выслушивать порцию нотаций за опоздание не только от начальницы, но и от коллеги, а по совместительству – единственной настоящей подруги. К слову, во всем ее опережающей. Миссис идеальность, само совершенное восхитительство, и, «пожалуй, Вам, Илона, стоит всячески брать со своей подруги пример». Удачный брак, двое детей, лучшие статистические показатели и перевыполнение плана по возвратам банковских ссуд. Да она настолько хороша, что нет в мире ничего такого, с чем бы подружка не справилась. И непременно на порядок лучше Илоны. Даже в той поселковой олимпиаде по живописи, когда девушка выкрала картину подруги перед финалом, желая победить любыми доступными способами. Но та, сволочь такая, за сутки изваяла новый шедевр, отмеченный департаментом культуры района, как имеющий высокую художественную ценность. И в награду заполучила новенький электрочайник. С тех пор приходилось каждые выходные переться к ней в гости, пить чай и таращиться на акриловый апельсин в рамке, висевший на самом видном месте. Посему Илона всячески ненавидела чаепития и цитрусовые любых видов и формаций. На долгие – долгие годы.

Напротив банка, до которого оставалось идти меньше минуты, располагалось ветхое здание из белого кирпича. Дощатая крыша прохудилась от сырости и кое-где покрылась мхом, добавляя к обшарпанным стенам общий тон антуражных тюремных казематов. С одной стороны здания находилась дежурная часть с патрульно-постовой службой, участковыми, отделом уголовного розыска и оперативно-розыскной частью. С другой, единственный на шестьдесят три километра загс. «Властью, данной мне Российской Федерацией», сотрудники смежных учреждений исполняли свой служебный долг. Ловили, вязали руки и наказывали людей, каждый своим особым способом. С рьяными допросами и причинением тяжкого вреда здоровью. Особо лютовала тетя Марина, переженившая поселок полностью, гордо заявляя, что «без меня – семейная жизнь, как мышиная возня». Хлопоты, интриги и никакого совместного проживания, покуда не напишешь чистосердечное признание да не заверишь печатью в паспорте. Вот она, чистейшая поселковая монархия.

Начальником отдела полиции трудился Виктор Николаевич Безродный – седовласый полковник на «пенсионных сносях», лениво дослуживая свой отведенный срок. Дедушка был довольно честным и справедливым, но все чаще делегировал полномочия, проводя все свое время в теплице да на грядках, выращивая гигантские перцы и сибирские томаты. Поэтому законом и порядком в поселке рулила довольно одиозная личность – майор Носов. Его мало кто любил, еще меньше уважали, но все, как на подбор, боялись, не желая попадаться в поле его интересов. Было в нем нечто неприятное, даже совершенно пугающее в пристальном взгляде, а когда такие люди наделены властью, то не всякий способен справиться с открывающимися возможностями, чаще забывая о доблести и чести.

Так и сейчас, майор стоял в гордом одиночестве, подпирая спиной двери служебного «бобика» и внимательно изучал людей вокруг. Заметив его взор, честный люд менжевался, спешно бросал окурки и скрывался под сводами рабочих помещений. На всякий случай. Илона чувствовала, как майор сканирует ее тело, буквально впиваясь в каждую клеточку своими почерневшими щупальцами спрута. Она боялась поднять голову, чтобы ненароком не соприкоснуться с леденящим потоком, исходящим по ту сторону улицы. Не отрываясь от «пуш-уведомлений» телефона, девушка ускорила шаг и находилась почти у крыльца банка, как ей резко перегородили путь. Не ожидая возникшего препятствия, она со всего маха врезалась в парня, больно ударившись лбом. Это был Коля, близкий друг бывшего мужа.

– Нарушаем, гражданочка. Не соблюдаем скоростной режим.

– Тебе чего? – Илона недовольно потирала ушибленный лоб.

– Да так, всего лишь спросить о твоих планах?

Колю девушка тоже не очень любила. Уж слишком инфантильный, нахальный бездарь, к тому же, совсем не умеющий держать свои руки на расстоянии. Желательно в метрах тридцати двух от Илоны, а еще лучше в стенах заколоченного барака, где-нибудь за чертой другого города. Еще в отношениях с Вадиком, она заметила, что парень явно проявляет к ней нездоровый интерес, несмотря на пацанскую дружбу и прочее такое, что никоем образом нельзя предавать. Но бывший муж оказался тряпкой, так и не сумев постоять за свою женщину, частенько приговаривая, что «коль сука не захочет, кобель точно не запрыгнет». Беспросветный дебилизм. Так его обучила уличная романтика и поселковые разговорчики в перерывах между употреблением. Всего, что могло хоть как-то заменить всеобщую, повальную нереализованность. Так что приходилось отбиваться от назойливого внимания, впрочем, как и сейчас, своими силами. Девушка пренебрежительно ответила.

– Отработать еще один поскудный день. О планах узнал, теперь мне можно пройти?

– Я имею ввиду после работы, пчёлка. Скучала по мне? Может наконец-то проведем вечерок – вечерочек вместе? – парень ехидно улыбался, доставая из кармана кипу мятых банкнот, перетянутых канцелярской резинкой. На вскидку, где-то тысяч пятнадцать мелкими купюрами, что для посёлка – неслыханное богатство.

– Деньги не проблема, ты же знаешь. – он попробовал приобнять Илону, закидывая руку на шею, тем самым проявляя нежность по местным канонам, но та довольно ловко увернулась.

– Если уж и наслаждаться пятничной свободой, то точно не с тобой. Другу привет. И свои фантики в кармашек обратно засунь, а то штанишки спадут.

Девушка избежала вынужденных объятий, протиснувшись мимо парня, и зацокала каблучками по лестнице, ведущей в отделение банка. Оказавшись в безопасности, она с облегчением выдохнула, пытаясь совладать с выступившей, как аллергическая сыпь, тревогой, смешанной с каким-то особенно новым для нее чувством – вкусом пугающей эйфории. Илона еще ни разу в жизни так дерзко с Колей не разговаривала. Конечно и раньше были случаи, когда она язвила и всячески пресекала попытки ухаживаний, но сегодня, ее колкости вышли на новый уровень неприкрытой неприязни. При том, что сказанное в лицо, безусловно точно сошло ей с рук. Да таким образом, что из неприятного разговора девушка вышла победоносным героем. И ей, как всякому победителю, то чувство понравилось. Находясь за стеклянной дверью, Илона обратила внимание, как парень что-то крикнул в ее сторону и засеменил через дорогу, прямиком к майору, почему-то ставшему совершенно разгневанным. «Ну и поделом ему. Может жуткий полицейский научит его манерам?».

В отделе, как обычно, уже все девочки находились на своих рабочих местах, лениво помешивая напитки в домашних кружках. Нарочитая дисциплина. Проходя через ряды компьютерных мониторов, Илона клонилась к полу, дабы оказаться незамеченной начальницей, сидящей за огромной партой в конце зала. Подобно средневековой горгульи, женщина охраняла свои готические владения, строго взирая на происходящее вокруг. Но как только девушка добралась до личного закутка, обрамлённого двумя «гэвээльными» стенками, послышался знакомый шорох. «Только не сегодня, блин». Химера оживала и пыхтела, стараясь вылезти из тесного кресла, попутно расправляя свои демонические крылья.

– Очередное опоздание. В который раз за месяц. Вы, мадам, продолжаете нарушать установленный режим. Или таким образом вы специально выказываете свое недовольство здешними правилами? – начальница умело сдобрила свою речь щепоткой презрения, чтобы наверняка сразить нерадивую сотрудницу. Она здесь власть, а Илона мелкая вошь, что надоедливо ползает где-то под ногами.

Илона виновато выпрямилась, оказавшись в ситуации, когда абсолютно все обратили на нее внимание. Укорительные взгляды коллег ласкали и укутывали клетчатым пледиком из фальши, отчего на лопатках и пояснице разгулялась неприятная зябкость. Язвительные и злорадствующие, «сотоварищницы» умилялись, что именно она накосячила, получая порцию гневной тирады у всех на виду. Впрочем, совсем заслуженно. Начальница замолчала, видимо ожидая какой-то дикой истории про позабытый утюг или вселенский потоп, вызванный ржавой сантехникой, но Илоне не хотелось выдумывать. Ее внутренний голос требовал, буквально молил, чтобы та высказала всю накопившуюся горесть от нахождения здесь. От сального лица начальницы, омерзительных рабочих обязанностях и отзывчивых коллегах. Прекрасный набор, чтобы искренне любить свою работу, выказывая всякий раз свое почтение и благодарность. За каждый полученный и лихо потраченный рубль на еду, квартиру и ежели повезет, когда в месяце меньше тридцати одного дня, то и на новую кофточку. Но поразмыслив, девушка предпочла декларировать правду.

– Меня задержали у входа. Между прочим – ваш нерадивый сыночек. Если бы не он, я пришла вовремя.

Наступил именно тот момент, когда говорят, что время остановилось. Мышки затихли, опустили головы в норки, утыкаясь лбами в пустые мониторы, покуда начальница наливалась праведным гневом. Никто и никогда не смел говорить, а тем более претендовать на ее единственное сокровище, зачатое в любви и рожденное в муках. Так что одно лишь упоминание о Коле строго каралось.

– Еще раз тебя с ним увижу – уничтожу. Услышала меня? Сегодня остаешься до вечера. И никакой премии, выскочка.

Начальница сорвалась с кабинета, от души хлопнув дверью, да так, что окна пошли звенящей рябью. Довести до бешенства своего личного врага и видеть, как она отступает с поля сражения – невероятное удовольствие. Илона за несколько минут уделала и сыночку, и мамашу. Практически одним выстрелом. Славная охота.

– Ты чего творишь? – подруга укорительно качала головой, шепча и оглядываясь, чтобы никто не заметил разговора. И не застучал куда следует. Ей совсем не хотелось заполучить лишних проблем.

– Да я чуть не описилась от страха. А затем от дичайшего восторга.

– Еще не ясно, чем это для нас обернется. Дура.

Говоря «для нас» – Оксана боялась за себя, естественно. И мнимое шефство над нерадивой подружкой буквально сразу склоняло голову перед страхом оказаться соучастницей, так что вещи своими именами не назывались. Илона знала об этом и даже в какой-то мере привыкла к подобным формулировкам, что значительно упрощало коммуникацию. «Пусть выгораживает себя, как хочет». Подруга продолжала причитать, надевая на себя рабочую гарнитуру, готовая приступить к выполнению ежедневного плана. Илоне ничего не оставалось, как последовать ее примеру – начать обзванивать кипу должников по кредитным обязательствам.

Работать в банке – отстой. Как и все прочие действия, что связаны с холодными звонками клиентам, рискнувшим на договорные отношения с корпорацией зла. Когда девушка только устраивалась в бело-зеленую коробку из бетона, ей обещали комфортные условия за относительно плевое дело. Кадровичка лепетала о тепленьких, почти доверительных беседах по ту сторону телефонной трубки, да и вообще – никаких рисков и моральных страданий. Прям человеческая исповедь между электрическими потоками телефонной сети. Ну огрызнутся пару раз, да прервут общение, не выслушивая обязательный в таких случаях монолог о задолженности, всего то. Но «на х*и», «пёз**» и другие физиологические отверстия Илону слали регулярно и на постоянной основе. От мала до велика. На что за годы работы у девушки выработался автоматизированный иммунитет. «Не я же нахапала кредитов на свадьбы, морские путешествия, стрипухи и новые тачки, а теперь, когда пелена роскошной жизни сошла, делаю вид, будто должны исключительно мне, но никак иначе». Так что все что Илона могла поделать – не терять самообладания и постараться помочь человеку преодолеть свои заблуждения. Иначе будет только хуже.