ИК – 13, камера 404, вечер того же дня.

Джавид Асатиани хоть и жил в отдельной камере, каждый вечер собирал близких арестантов, чтобы решать насущные вопросы, улаживать конфликты, да и попросту перекинуться парочкой житейских историй, дабы не отдаляться от людей. Среди прочих, вхожих в авторитетный дом, был Ко́да – русский паренёк, мотавший срок за кражу деревенского мотоцикла. Он был не столь образован и академически умён, как ровесники на воле, но бесконечно старателен и справедлив, жадно впитывая тюремные мудрости более опытного товарища. Парня часто обзывали «торпедой» Осетра, ибо в спорных вопросах отважно и беспрекословно разделял взгляды грузинского смотрящего, впрочем, как и остальной мужицкий люд. Сегодня Кода выглядел по-особенному счастливым.

– Братва, прошу чуть тишины. – арестанты, прежде шумно играя в карты и травя байки, затихли, обращая взоры на парня, стоявшего по центру камеры. Кода держал руки на пояснице, что-то пряча за спиной и не скрывая восторга, торжественно продолжил:

– Завтра в нашем общем доме праздник – юбилей друга, учителя и старшего товарища, Джавида Асатиани. Мы искренне желаем тебе процветания и долгих лет жизни, благодарим за бесконечную мудрость и данные тобой советы, с которыми мы вместе идём по жизни. Так что прими этот скромный подарок в знак нашего глубокого уважения. Батя, это тебе, от всей души.

Тюремная камера заполнилась аплодисментами и одобрительными возгласами, покуда Кода протянул грузину небольшой свёрток. Развернув белую тряпку, авторитет обомлел – в его ладонях лежала деревянная резная икона в золотой оправе с изображением Асатиани в образе святого мученика с нимбом над головой. На обратной стороне гласила памятная надпись «от братвы». Вещица весьма ценного порядка, изготовленная в тюремной мастерской, потому особенно растрогала старого грузина.

– Спасибо мужики, никакие богатства не сравнятся с тем, что находится сейчас в моих руках. Это ваше признание, значит, я не свернул с праведной дороги. Посему жму руку и уважаю каждого в ответ. Вы всегда сможете прийти ко мне в дом, и будьте уверены, за оказанное мне доверие я оплачу радушием.

Арестанты радостно гудели, пока Осётр лично благодарил каждого, кто находился в камере. Когда очередь дошла до Коды, мужчины крепко обнялись в знак дружбы, и парень, будучи самым расторопным, предложил всеобщий восторг закрепить отменной пьянкой.

– Джавид, может, сабантуй организуем? А то как-то неудобно, завтра уезжаешь, и не отпразднуем вовсе. Ты только скажи – вмиг столы накроем, братва только рада будет.

Грузин сменился в лице, выказывая некую обеспокоенность, потому тихо произнёс, не привлекая внимания:

– Не время балы́ устраивать, мой друг, нынче тревожные обстоятельства зарисовываются. Лучше скажи, не откажешь ли мне в партейке?

– Ещё спрашиваешь, конечно, тем более я обязан взять реванш за все прошлые проигрыши.

Кода выудил из мешка особые нарды из древесной ольхи, пропитанной известковым молоком – жидкой кашицей из воды и извести для усиления натурального красного цвета, принимаясь раскладывать фишки на доске. Взяв в руки кости, Джавид сразу выбросил дубль, продвигаясь по полотну.

– Что-то неладное творится в зоне. Хозяйка вновь поднимал вопрос о сбыте, оппозиция Маги растёт – многие недовольны положением дел, да и завтрашняя «сходка» в городе может существенно поменять расклад. Так что ты должен быть внимателен и крайне осторожен в моё отсутствие.

– О чём речь, батя. Одно твоё слово и мы всех положим. Будем кровавыми соплями утираться, но шагу назад не ступим.

– Похвально, но всё же не сто́ит прыгать на рожон, пока финка тупа. Действуй всегда по уму и с пустым сердцем. И ничего не предпринимай, пока я не разрешу.

Кода уверенно мотнул головой, а Джавид Асатиани последним ходом оформил очередную разгромную победу. В азартных играх грузину везло больше положенного, будь то карты или рулетка, фортуна всякий раз была на его стороне. И этим исключительным даром Осётр пользовался в достатке.

Между тем в «хату» неожиданно вломился сутулый паренёк, держась за грудь и задыхаясь от стремительного забега по этажу. Он никогда прежде не заходил без разрешения, потому Джавид Асатиани тревожно поднялся из-за стола, ожидая, покуда парень вымолвит хоть слово.

– Ну не мычи, говядина, что стряслось? – не выдержал грузин.

– Прошу прощения, Осётр… В каптёрке нашли Гиви… он того…

– Чего?

– По́дох совсем… Вскрылся.

Обитатели тюремной камеры шумно выскочили наружу, переворачивая табуретки на пол, и, вооружаясь заточками, спешно направились в хозблок зоны.

ИК – 13, кладовая хозяйственно-бытового имущества, полночь.

Между заполненными стеллажами из клетчатых баулов, дырявых матрасов и тюремной робы был неприметный угол, прямиком под зарешёченной форточкой. С железных прутьев свисал канат, связанный из старых простыней, а на нём покачивался мёртвый Гиви с посиневшими губами. На запястьях мужчины виднелись глубокие вертикальные порезы, а на полу – бурая масса из крови и испражнений. При жизни арестант являлся правой рукой Осетра и ярым защитником старых воровских традиций, всякий раз доказывая в бою праведность получения своего воровского титула. На груди мужчины убийцы прибили степлером тетрадный листок с надписью «ნარინჯისფერი», что в переводе с грузинского означало «апельсин» – человек, присвоивший себе положение авторитетного вора без веских на то оснований, самозванец, по сути. Послание совершенно точно предназначалось Джавиду Асатиани с явным намёком, что последний грузинский авторитет в колонии может оказаться следующим, кто не доживёт до окончания срока заключения, а его империи придёт конец.

– Где каптёр? – взвыл Джавид, обращаясь к мужикам, стоявшим позади.

– Уже ищем, батя. – робко ответил Кода.

– Приведите его сюда. И если он причастен, я собственноручно выдавлю ему глаза.

Спустя полчаса в прачечной нашли и каптёра – зэка, отвечавшего за сохранность тюремного имущества в кладовой. Из его упитанного туловища торчала заточка, примерно в области печени, навсегда затыкая рот возможному свидетелю убийства Гиви. Или непосредственному участнику расправы, ведь ключи от кладовой находились исключительно в его имущественных правах. Теперь же и не разберёшь наверняка, потому Осётр лишь скупо произнёс, обращаясь к соратникам.

– Быть начеку, не пить, не играть, «пустить дорогу» и вооружить остальных. Мы обязательно поквитаемся за смерть нашего брата. Покойся с миром, Гиви.

ИК – 13, тюремный шлюз, утро.

Начальник конвойной службы заполнял путёвку для сопровождения спецконтингента молодым сотрудником Максимов Ждановым – первый день на рабочем месте и уже такое высокое доверие. Окончив с отличием колледж, парень и не смел мечтать, что окажется востребованным, да ещё и так быстро попадёт в обойму сотрудников ФСИН. Любимая мама и жена-красавица будут в восторге, обязательно гордясь единственным кормильцем. Потому Максим не имел права их подвести, перечитывая брошюры с обязанностями сотрудника конвойной службы. Получая распорядительные документы на руки, Максим вышел на улицу, морщась от яркого солнечного света. В сибирский край давно пришла весенняя пора, расцветая тёплыми сочными красками, но мощные порывы ветра по-прежнему гоняли по округе вьюжные снежные перья.

– А где осу́жденный? Когда приведут? – поинтересовался Максим у сослуживца по имени Андрей, работавшего в колонии больше года.

– Кого? Осетра, что ли? Ахах, ты его не называй осу́жденным, а то и подзатыльник отвесить может. Джавид давно в автозаке сидит, поди уже злится, что так долго не выезжаем.

– Как это? Один? А разве по инструкции не следует…

– Хватит демагогий, пошли уже, а то злой будет как чёрт, тебе это нужно?

Андрей бросил сигаретный окурок на асфальт и двинул к автозаку, поддерживая рукой болтающийся автомат на плече, Максим Жданов последовал примеру, потирая пустую кобуру – пистолет или другое оружие ему не предназначались. Сослуживец дёрнул за ручку двери, жестом указывая Максиму, чтобы тот лез в кузов, хотя молодой сотрудник прекрасно помнил ещё по экзамену, что конвоиру запрещается находиться с преступником один на один. Но замечая полное равнодушие к своим сомнениям, Максим боязно поднялся по ступенькам, осторожно проникая в кузов автозака. Дверь громко захлопнулась, и густой чёрный мрак ударил по глазам молодого человека, окутывая всё пространство вокруг. Автозак тронулся с места, похрустывая ржавыми мостами, и, минуя КПП, выехал за пределы колонии. Первый рабочий день в карьере младшего сотрудника конвойной службы Максима Жданова официально стартовал.

Чуть привыкнув к темноте, конвоир разглядел силуэт крупного мужчины в спортивном костюме, сидевшего на железной лавке напротив. Он не курил, что необычно, в бандитских фильмах все зэки дымят безостановочно, молча наблюдая за оппонентом, на что молодому человеку становилось довольно жутковато. Максим раньше никогда не встречался с преступниками лицом к лицу, а тут целый рецидивист, да ещё и никого рядом, кто мог бы выручить, ежели что-то пойдёт не так. В одиночку с ним точно не справиться, слишком разные весовые категории. В голову молодого человека полезли тёмные мысли, а на пояснице выступили мелкие капельки пота. Нарастающую тревогу нарушил довольно спокойный голос.

– Новенький? Как зовут?

– Меня зовут Максим, да, я первый день на работе.

– Похвально, тогда будем знакомы, Джавид Асатиани.

Арестант выставил широченный веер из толстых пальцев с порослью чёрных густых волосков на фалангах, и конвоир дружелюбно пожал руку в ответ, ощущая вмиг, как будто острые дуги стального капкана захлопнулись, пленяя конечность намертво. Колючая боль поползла от кончиков пальцев к сухожилиям запястья, постепенно охватывая весь плечевой сустав. Максим пугливо посмотрел на Джавида, но не увидел в глазах мужчины и тени робости, потому сильнее стиснул тонкие губы, дабы не взвизгнуть, как девчонка. Спустя несколько секунд, казавшиеся молодому человеку бесконечной каторгой, Асатиани ослабил хватку, освобождая своего пленника и давая понять, кто на самом деле принимает решения, а кто беспрекословно подчиняется. Следующий час авторитет и сотрудник конвойной службы провели в абсолютной тишине, изредка подпрыгивая на железных лавках, пока автозак преодолевал нескончаемое сибирское бездорожье.

по пути к областному центру, полдень.

Спустя около трёх с половиной часов жуткой «болтанки», конвоира хорошенько укачало. К тому же в кузов автозака совсем не поступал свежий воздух – ни одной щёлочки или приоткрытой форточки, лишь холодная сталь бездушного корпуса, ведь спецконтингенту не положены человеческие условия содержания. Асатиани, привыкший к тягостям и лишениям, переносил удушье несколько легче, чем его юный пассажир, зеленеющий с каждым новым километром, потому авторитетный арестант лишь снисходительно улыбался, впрочем, не желая Максиму оконфузиться прямо под ноги. Сверяя наручные часы, надетые на запястье циферблатом к сердцу, Осётр застучал тыльной стороной кулака по обшивке.

– Эй, Андрюша, стелу проехали?

– Да, Джавид, только что. – ответил старший конвоир в кабине автозака.

– Ну как раз вовремя, останавливай, выйти надо – подышать.

Водитель зажал педаль тормоза, и автозак юзом поплыл по колее, загребая талую мякоть из снежной крошки. Изрядно виляя бортами, машина будто хотела сбросить неудобный железный панцирь, освобождаясь от гнёта ежедневных и тягостных перевозок. Наконец, под скрипучие вопли трансмиссии, доживавшей последние деньки, машина остановилась. Старший группы Андрей полез по ступенькам в кузов, открывая запертую дверь. Джавид Асатиани поднялся с лавки, разминая затёкшее тело.

– Вам нельзя выходить из автозака на протяжении всего времени следования к конечному пункту. Оставайтесь на месте, осу́жденный Асатиани, я приказываю.

Несмотря на тошноту и рвотные позывы, Максим Жданов перегородил путь грузину, закрывая спиной выход из кузова и повторяя должностную инструкцию. Авторитет порядком одурел от такой наглости со стороны новенького конвоира, всё же предпочитая не доводить до прямого столкновения, потому вкрадчиво произнёс – доступно и спокойно.

– Слушай, паренёк, я понял, что ты хорошо учился. И безусловно знаешь, как должно быть по бумаге. Но поверь, мы все здесь уже давно варимся в одном котле, наукой наелись досыта, так что не мешай никому жить, лады́?

Осётр потрепал Максима по щеке, словно благодарил за прилежность, и только собрался выйти в открытую дверь, как молоденький конвоир ухватил арестанта за локоть и принялся крутить руку, пытаясь произвести залом.

– Я не имею права выпустить вас без наручников. Прошу не оказывать сопротивление сотруднику при исполнении служебных обязанностей.

Выполняя корявый болевой приём, свободной рукой Максим Жданов тянулся за наручниками, висевшими на поясе, вставая на цыпочки от неудобства. Старший сотрудник конвойной службы Андрей лишь в ужасе таращился, не веря собственным глазам, что молодой конвоир пытается заковать самого опасного и авторитетного уголовника. Многие сотрудники сибирской колонии даже боялись посмотреть в сторону Осетра, предпочитая держаться на расстоянии, а тут дерзкий, но довольно глупый мальчишка, решил выступить против авторитетной воли, да и вообще всех устоявшихся правил.

– Что ты стоишь? Помоги мне! – взмолился Максим, обращаясь к старшему напарнику, и в тот же момент огромная ручища, сжатая в кулак, начертила в воздухе амплитудный крюк, усаживая мальчишку на пятую точку и подбивая глаз. Максим пытался подняться, но стены кузова автозака закружились, будто конвоир развлекался на детской карусели, наматывая радужные круги. Нагнувшись, Джавид Асатиани прошептал:

– Я – вор, у меня звёзды на плечах, меня нельзя руками трогать… На первый раз зла не держу, но ещё раз посмеешь перечить, будет больно, очень худо, Максимка.

Осётр покинул автозак, оставляя поверженного конвоира наедине с чувством личного позора. Назвался представителем власти, форму напялил, а совладать с матёрым преступником не сдюжил, да ещё и весьма унизительно. Таким наукам Максима точно не учили в колледже, а пресловутый баннер «мы – здесь власть», висевший на въезде в колонию, теперь воспринимался совершенно иначе. Но вместе с тем конвоир не мог позабыть и о последствиях для собственной шкуры, ежели с преступником что-то случится во время транспортировки до места назначения, например, уголовник сбежит или совершит новое преступление. Страх самому оказаться по ту сторону решётки вкупе с ущемлённым мужским достоинством возымели над разумом конвоира, выскочившего из кузова автозака.

– Руки за голову, если дёрнешься, застрелю. – кричал Максим Жданов, срывая с плеча коллеги автомат и передёргивая затвор. Младший конвоир целился в широкую спину Джавида Асатиани, нервно теребя спусковой курок, пока Осётр замер на месте, осторожно сводя руки на затылке. Спустя томную паузу, арестант спросил:

– Мне повернуться?

– Повернись, но только медленно. – громко вопил конвоир, вытирая пот со лба.

– Хорошо, я подчиняюсь, но лучше убери ствол, Максимка, не то поранишься.

– Уберу, как только надену на вас наручники и сопровожу в спецтранспорт, осу́жденный Асатиани.

Прожжённый многолетним тюремным опытом, седовласый грузин имел отличительную способность видеть людей насквозь. И на первый взгляд тщедушный мальчишка не таил в себе опасности, хотя довольно быстро доказал, что и великий Асатиани может ошибаться в людях. Если авторитета не подводила память, то у младших сотрудников конвойной службы не имелось при себе табельного оружия, так что Осётр почти наверняка считал, что Максим блефует. Но действовать впопыхах грузину не с руки, потому арестант должен сохранить лицо и следовать указаниям мальчишки, дабы выкроить времени и придумать, как выйти из сложившейся ситуации. Осётр осторожно повернулся лицом к конвоиру, но тут же опустил руки, даже с некой долей разочарования.

– Да отдай, он же не заряженный. – досадно вскрикнул сослуживец Андрей, хватаясь за автоматный ствол. Максим Жданов случайно дёрнул за курок – послышался щелчок затвора, но выстрела так и не последовало. Уже весьма продолжительное время при заступлении в конвойное дежурство вместо пуль сотрудникам в оружейной комнате выдают блестящие муляжи, чтобы не оформлять кипу документов, да и зачем сопровождать авторитета с боевым комплектом, когда подобных поездок больше трёх в неделю. Словно проехаться по делам на личном грузовом такси, а на обратном пути Джавид Асатиани обязательно купит сотрудникам что-нибудь вкусненькое, например, ванильное мороженое в хрустящем вафельном стаканчике. Так что вся конвойная безопасность сводилась к тому, чтобы не заляпать форму подтаявшим пломбиром.

– Да, Максимка, не перестаёшь удивлять, хвалю. – улыбчиво произнёс Осётр, набирая мобильный номер и отходя на девять метров вперёд от автозака.

– Идиот. – в сердцах выругался сослуживец Андрей, залезая в кабину и обиженно хлопая тяжёлой дверью – сегодня никаких приятных бонусов от авторитета точно не стоит ожидать. Пожалуй, только сейчас Максим Жданов начал реально осознавать, как в действительности проходит служба в сфере исполнения наказания.

Спустя минут пятнадцать вынужденной остановки пришло время ехать дальше, и старший конвоир вылез из тёплой кабины в неприятную весеннюю зыбь, чтобы пригласить Джавида Асатиани пройти в кузов автозака. Автомата не его плече больше не было. Максим Жданов всё так же сидел на железных ступеньках, потирая ладони между собой и обдумывая случившееся, а Осётр стоял чуть вдалеке, посматривая из стороны в сторону, будто чего-то ожидая.

– Джавид, пора ехать. – украдкой произнёс Андрей, боясь разозлить авторитета.