Глава 6

Воплотить в жизнь планы масштабной экспроприации, буржуазно-воровской прослойки Фаверленда, у УРА с наскока не получилось. За полтора месяца все группы вместе совершили всего пять акций, две из которых оказались неудачными.

Карис Ган со своими бойцами (он довёл численность группы до пяти человек) из всего предложенного им списка возможных объектов экспроприации выбрал криминального авторитета, держащего пригороды столицы в железных тисках своей алчности. Публичные дома, подпольные игорные дома, торговля наркотиками: Жир Пухис не брезговал ничем. Естественно, его ежемесячный доход измерялся миллионами наличных марок. Часть их должна была оседать у Пухиса непосредственно в его штаб-квартире – загородном особняке. Оттуда он руководил делами. Ган разумно рассудил, что в полицию мафиози не побегут, а денег теоретически можно взять у Пухиса больше, чем в любом отделении центрального банка. Двадцать дней наблюдатель из его пятёрки – Марк Сион следил за особняком криминального авторитета. В его обязанности входило тщательное составление расписания распорядка дня Пухиса – «Что? Куда? Когда?». Ган не рисковал и не организовал серьёзного наблюдения полностью положившись на расторопность Сиона; хоть он и был новеньким и никак ещё не сумел проявить себя в партийных делах, Ган считал, что такое простое задание, выполнить ему вполне по силам и потом, такая проверка обкатает новичка, приблизит к настоящим делам. Нужно доверять товарищам.

Ночи конца апреля и начала мая в этом году выдались довольно прохладными и Марк, и так сидевший круглые сутки напролёт в сосновой роще, растущей на холме перед особняком Пухиса, позволял себе каждые пять-десять минут отхлёбывать из фляжки с бренди. Заедать жгучую горечь приходилось яблоком. Другой закуски в холодильнике на съёмной квартире не нашлось, и это было хуже всего. Яблоко. Вяленый запах чуть заветренного обкусанного плода яблони. Ощущения пробуждались, выбирались из-под завалов шлака времени – в основном неприятные воспоминания из прошлого. А разве бывают другие? Марк Сион ненавидел себя, да и к другим, в частности к партийным товарищам, не питал особой любви. Как только он почувствовал яблочный запах, шестерёнки памяти закрутились, цепляясь за соседей, вытягивая за собой звуки, образы. Стук дверок железных шкафчиков. Детские колготки. И снова запах – варёная капуста и молочный суп. Страх и одиночество. Пожалуй, тогда в детском саду, когда мать начала оставлять его там на целую неделю, он, в полной мере, и прочувствовал свою никчёмность.

"Всё, меня накрывает серый саван депрессии. Подавленное состояние неудачника. Ну, почему? Ни дня, ни часа, ни минуты в жизни я не был счастлив. Я похож на маленького зверька, с вечного перепуга, забившегося в норку, молящегося своему подлому крысиному богу. И мечта лишь об одном, чтобы собаки охотников прошли стороной, не заметили, не вытащили ради забавы меня на свет. Ведь и шкура моя блохастая никому не нужна. Мех дерьмо, мяса на костях почти нет. Но нет, собачкам нужна ежедневная тренировка сноровки. Меня вытащат, схватят острыми зубами за бока и вытащат. Охотник не позволит псам порвать зверушку. Нет, пытка продлится. Полумёртвого от страха посадят в клетку и увезут. Туда, не знаю куда. А детишки, – ох эти подлые существа, – пришедшие на меня посмотреть, в хлебный мякиш насуют иголок, лезвий и кинут мне, чтобы просто посмотреть, что будет. Холодное любопытство, не больше. Никакой настоящей жестокости, просто интерес. Чудной зверёк умрёт не сразу. Вот потеха, будет смешно корчиться, выгибаться, попискивая выхаркивать рубиновые капли.

Жалко, мне так жалко себя, даже противно. Господи, да я даже девушку от хулиганов защитить не могу. В постели у меня не любовь выходит, а акты какого-то порно осквернения. Некоторым нравиться. Или они делают вид? Я же способен лишь гадить, и то скорее не полноценно гадить, а подгаживать. И вот тебе на, полез к этим сумасшедшим. Пристрелите меня, чтобы всё уже закончилось. Не-ет, я хочу жить. Не знаю как, но хочу.

У предателей и б*ядей нет души. Общеизвестный факт. Аксиома. Может я предатель. Я, конечно, пока никого не предавал. И всё же суть не в этом. Могу ли я предать, вот в чём вопрос. Или я проститутка. Хочется надеяться на лучшее. Тогда да, я, пожалуй, проститутка. Натурально, был шлюхой в прошлой жизни. Нынешняя жизнь моё наказание за прошлые грехи. Индивидуальный ад хронического лузера. А они меня за своего принимают, за равного, за руку со мной здороваются. Может все такие, как я? Насколько бы мне стало легче, если бы я точно знал, что всё так оно и есть. К сожалению, это невозможно, очень хотелось бы, но невозможно. И к сожалению, я не настолько глуп, чтобы верить в такие глупые сказки. Правда меня на акциях никогда вперёд не ставили. Наверное чувствовали, что со мной что-то не так. Я у них "подай-прими", революционер третьего разряда. И хорошо. На шухере постоять, проследить за кем-нибудь, это ещё куда ни шло. А вот стрелять с обеих рук, прыгать по крышам, извините. Да и не смог бы я. Обделался бы у всех на глазах. Ну почему я такой? Что за несправедливость? Другим всё нипочём, и огонь, и боль, и смерть. А мне… Я тоже хочу, чтобы люди стали жить лучше, по-другому. Сам не умею, но хочу. И не могу. Не могу выносить этого страшного напряжения. Меня могут поймать. Тогда, конец.

Будь всё проклято, опять этой гнилой капустой пахнет. Фантом, хоть не пей. Что мне эта революция? Хаос постоянного движения. Дорога в никуда. Но и премудрым пескарём, я быть не желаю. И так хреново, и так тошно. Значимость свою повысить! Дурак. Кому я вру? Себе. Зачем? Не знаю. Жить так невозможно. Ведь ни одного счастливого мгновения, одни мытарства и страх".

Самоуверенный командир не знал об ущербности Сиона. Хороший аналитик с одной стороны и плохой психолог с другой, доверился новичку. А тот вместо слежки стучал зубами, бухал и при первой же возможности халтурил – покидал пост, возвращался к себе на квартиру, предпочитая дополнять отчёты выдумками. В результате пятёрка Гана пошла на дело, не зная реальной обстановки.

Марка Сиона оставили на прежнем месте, страхующего группу, наблюдателя. Он засел в по-весеннему зазеленевших кустах на обочине дороги, идущей вдоль сосновой горки, где он последние три недели должен был наблюдать в бинокль жизнь главаря преступной группировки – Пухиса. Обедал Жир в четыре часа дня. Бригадиры съезжались к нему около семи. Охраняли виллу всего трое охранников (по данным Марка). Один на воротах, два других внутри дома. На экс революционеры рассчитывали потратить не больше пятнадцати минут. Раздобыли две машины (угнали). Первую, предназначенную для отхода, припарковали в полукилометре от виллы мафиози, ближе к маленькому городку, в котором, последний месяц, жил Марк. Отправились в гости к бандитам на втором автомобиле – тяжёлом старом американском джипе. У троих бойцов были кустарно изготовленные, оружейником УРА, пистолеты, а четвёртого вооружили топориком. План был не замысловат и рассчитан на внезапность.

Разогнав внедорожник, революционеры протаранили ворота особняка. Сшибли их к грёбаной матери. Створки, оторвавшись, отлетели далеко в стороны. Въехав во двор автомобиль сразу затормозил. Двери открылись, из салона выпрыгнули закутанные в чёрное, до самых глаз, бойцы. Ган выскочил первым и разрядил обойму в стеклянную кабинку охранника, мозолящую глаза с правой стороны от ворот. Выстрелы звучали как-то не серьёзно, словно детские хлопушки. Самопальная пушка расплёвывала пули со значительными отклонениями. Из восьми выпущенных пуль, три прошли мимо цели. При этом кабинка находилась всего в пяти метрах от Кариса Гана. Но и пяти, попавших точно, хватило. Охранник, обливаясь кровью, повис в проёме окна. Он ничего не успел предпринять, его не убили, но вывели из строя – раздробленная челюсть, касательное ранение головы и две пули в живот.

Четвёрка смельчаков рванула к особняку. Их встретили выстрелы. Сначала стреляли двое охранников с первого этажа, а потом (вот сюрприз!) застрекотал автомат третьего со второго этажа. Сион их не предупреждал об этом третьем, но это было бы полбеды, бежать до дверей предстояло секунд пять, и они уже успели преодолеть половину пути, когда по ним начали стрелять откуда не ждали; самое ужасное, что подобралось к красным бойцам с тыла.

Недалеко от отдельно стоящего логова Жир Пухиса, собственно, в коттеджном посёлке, лежащем за поворотом, в доме ближайшем к особняку, проживала, столовалась, основная часть боевиков его группировки. Причём пять бандитов всегда сидели уже в автомобиле наготове. Остальные пятнадцать человек отдыхали в доме. Работали они посменно. Поступил сигнал тревоги, и они на всех порах помчались на выручку к шефу. При изначально тщательно проведённой разведке не заметить этот криминальный резерв было невозможно. О нём знали и в посёлке, и в городке. Да и при выезде хозяина с территории особняка, в его эскорт всегда пристраивались авто, неизменно выруливающие в назначенное время из-за поворота. Марк Сион, не обратил на них никакого внимания тогда, а теперь увидев вылетающий на дорогу длинный чёрный мерс, опешил, заледенел, охренел.

Товарищи Марка угодили в ловушку. Надо было покидать насиженное местечко и бежать к ребятам. Был шанс, добравшись до ворот, крикнуть, что всё кончено и рвать когти. Его могли заметить, а значит убить или схватить, что гораздо хуже – оказаться в лапах у бандитов означало получить на обед похлебку, сваренную на костях боли и щедро сдобренную заправкой из унижений. Он медлил, а потом оказалось поздно. Мерседес подъехал к воротам из него высыпали бандиты, сплошь вооружённые короткоствольными кургузыми автоматами. Марк потихоньку, прикрываясь зарослями кустов, пополз по склону наверх. Оказавшись среди деревьев, он пустился наутёк. Сердце щемилось в заячьем галопе, голова отключилась, лишь бы сбежать, лишь бы его не заметили.

Парни Гана открыли ответный огонь. Заняв места за колоннами, под козырьком особняка, они обезопасили себя от автоматчика, стрелявшего в них сверху и теперь имея двукратное преимущество в стволах, рассчитывали подавить охрану и проникнуть внутрь дома.

Пять бандитов, набегающих с тыла, открыли огонь одновременно. От большого желания они совершили тактическую ошибку. Вместо того, чтобы подойти ближе, они начали поливать свинцом налётчиков прямо от самых ворот. Стоявший справа от Гана красный экспроприатор, молоденький, горячий, Шен Сон, тот самый, который пришёл на экс с топориком, получив пулю в шею упал замертво; только после его смерти остальные поняли, что подверглись нападению с неожиданной стороны. Ган сообразил – им не выстоять. Численное преимущество бандитов, революционеры зажаты меж двух огней, надо уходить.

Отстреливаясь, преследуемые подавляющей огневой мощью, ни в какое сравнение, ни шедшей с их убогими самодельными пукалками, три бойца отступили за угол дома. Пока красные добежали до забора у них ранили ещё одного бойца из пятёрки. Забор экспроприаторы перемахнули словно кенгуру, одним эпичным прыжком. То, что боец ранен ему самому стало ясно только уже через пятьдесят шагов после преодоления препятствия двухметрового кирпичного забора. У бежавших за ними бандитов не было такой запредельной мотивации, как у революционеров, которые спасли свои жизни, поэтому стену они с разбегу штурмовать не стали, а перелезали, пользуясь взаимной поддержкой. Время было потеряно, налётчики ушли, оставив, на поле боя, труп товарища.

Можно сказать Гану повезло, трусость раздолбая Сиона могла им стоить гораздо дороже. Всего одна смерть и боец, раненный в плечо. Первые потери УРА и за них виновный должен нести ответственность.