– Что—нибудь скажете? Почему меня продержали два часа, когда я согласился на встречу?

Доктор не ответил, только достал из контейнера маленький металлический шар.

– Вау! – воскликнул Дик. – Это же новый вид русских камер! Откуда?

Доктор снял силиконовую наклейку с чёрного отверстия, закрепил на висок, глаз шара загорелся синим, а сам он взлетел над головой доктора.

– Теперь можем говорить. Какой сейчас год?

– 2033 год.

– Сержант Дик Адамс, 25 лет. Вы – военный корреспондент, контракт заканчивается через два месяца, правильно?

– Да. – Дик продолжал безотрывно наблюдать за шаром.

– Шар – это подарок русских. От нас тоже был подарок разработки кампании «Мираж».

– Голограммы? А что там такого сложного, сложнее, чем «Глаза»?

– Они неправильно… Скажу своим языком, неправильно распределяли мощность – то, что мы им подарили, поможет наладить свою голограмму по названию разработки компании «Мираж». А мы уже разберёмся с шаром и, возможно, запустим производство в массы. В будущем доступы будут только у военных, медиков, военных психологов.

– Не расскажете, как эта штука работает?

– Почему бы и нет? Это устройство регистрируется на отдельного человека и может подчиняться только ему. Кстати, при регистрации можно назвать его как захотите. Мой сынишка назвал его Кении, правда, мило?

Дик кивнул.

– Этим глазом, – доктор показал на правый глаз, который стал полностью белым, – я вижу через устройство, за это его и назвали «Глаз». Управление голосовое, смотрите. Кении, облёт стола. – Шар медленно залетел за спину Дику, потом за доктора и прилетел в ту же точку, с которой начал.

– Это классно. Мне бы такую!

– Да, интересно. Русские сейчас пытаются усовершенствовать, чтобы можно было отдавать команды мысленно. Но, надеюсь, мы сделаем это первыми, – гордо улыбнулся доктор. – А теперь давайте приступим к разговору. Воды?

– Если можно.

Через секунду солдат вошёл в комнату с бутылкой воды, поставил возле Дика.

– Неделю назад вас привезли в медицинский центр с небольшими ранениями, ничего серьёзного для жизни: ожог второй степени на шее, ранения в плече, несколько царапин, ушиб головы и по всему телу синяки. После перевели к нам, в психологический центр, чтобы мы могли вас обследовать. Мы просмотрели записи камер, там была мясорубка, хоть вы и выполнили поставленную задачу. Но после случившегося необходимо проверить вашу психику. На данный момент вы на обезболивающих, вы почти всё время в коме пролежали под капельницей. Вам следует пить больше жидкости, чтобы этот препарат вышел из крови, потому что он притупляет мозговую активность. Мы пропишем уже другое обезболивающее, но перед сном будем давать это. Мы вас не сразу вызвали, это была часть наблюдения. У вас появилось параноидальное беспокойство, недоверие ко всему, хотя вы были в безопасности и вам ничего не угрожало. Ну и плюс мы увидели по камере, что у вас появились болевые ощущения, а значит, с вами можно разговаривать, препарат не будет мешать вашему мозгу. Я могу ответить на ваши вопросы, если они есть. От вас же хочу, чтобы вы рассказали полностью – с момента, как сели в вертолёт на задание в Мексике, и до сегодняшнего дня. И да, я доктор Аврор Нейт. Можно просто Аврор. Можете приступать.

Он понимал, что придётся всё вспомнить, пережить снова. Обычная практика после миссии, но в этот раз перед ним сидит психолог, профессиональный мозгоправ, а не простой военный, как раньше. Дик собрался с силами, постарался не обращать внимания на боль, которая усиливалась, и начал рассказывать.

Шло время, стаканы менялись на столе – пустые уносили, приносили полные. От истории Ника Дик решил отказаться, сосредоточился на плену, спасении, в подробностях описывал каждый поход по дому. Глаза постоянно отворачивались от Аврора, Дику было стыдно, ладони потели. Страшно, хоть всё это позади. Доктор слушал внимательно, делал записи в блокноте, не перебивая Дика.

– Что было на кладбище, как погибли ваш отряд?

Дик заколебался, почему доктор спросил про кладбище, этот тон с таким акцентом на словах «как погибли», они что—то увидели на камере? То же, что и Дик? То, что ему даже страшно описать?

– На кладбище был ещё кто—то…

– Кто?

– Первым погиб капитан, в его груди появилась дырка размером с кулак. – Дик не обратил внимание на вопрос, погрузившись в ту ночь. – После у Буффало сорвало крышу, он начал полить по картелю, а потом почему—то расстрелял себя. К Буффало кинулся Билл, и… Произошло ещё более странное. Он буквально взлетел, а потом я увидел её…

– Кого?

– Женщину, точнее, что—то похожее на женщину. Всё было как в дымке, тёмные волосы, она была одета в светлое платье, испачканное кровью, её лицо было бледно, глаза налились. Такое бывает, когда капилляры лопнули. Левой рукой она взяла Билла за верхнюю часть челюсти, правой – за нижнюю. Резко дёрнула, и всё. Билл на тот момент был с гранатой, он уже успел выдернуть чеку. Так что прогремел взрыв, я отлетел, ударился головой, но ещё был в сознании, я помню. Хотел помочь Нике и Роми. Но пока пытался встать, Ники уже лежал, не моргая, а Роми выстрелил себе в висок. Вот тут я отключился. Потом уже смутно помню – черные мешки, вертолёт, и всё. Я здесь.

Врач не спешил вступать в диалог.

– Хотите сказать, что весь отряд убила женщина? Весь отряд мужиков с оружием… И в рукопашную смогла всех перебить?

Дик пожал плечами, ему было нечего добавить.

– Женщина была прозрачная. Как призрак?

– Возможно. Я понимаю, что звучит как бред, но говорю, что видел. Там была эта женщина. Посмотрите по камерам.

Доктор молчал.

– Хорошо, мы посмотрим, как ты и говоришь. А сейчас, – Аврор повернулся к двери, – зайдите.

В комнату вошли уже не солдаты, а двое мужчин в белом, санитары, в руках смирительная рубашка.

– Не сопротивляйся, Дик, будет только хуже!

– Нет—нет, – Дик резко встал, стул с грохотом упал. – Я говорю правду, посмотрите по камерам, она была там! Она убила всех! Она… Я не псих!

Санитары схватили его, скрутили и положили на пол, один держал руки, другой одевал смирительную рубаху. Дик пытался вырваться и кричал.

– Мы смотрели по камерам, Дик, там нет никакой женщины. После того как тебя избивали, после взрыва, после всех передряг твои нервы дали сбой. Плюс травма головы, и это все вылилось в галлюцинации. А твои сны? Кошмары? Думаешь, они не могли повлиять на рассудок, думаешь, ты после такого не сошёл с ума?! Воображение сыграло с тобой злую шутку. Ведь эта женщина похожа на твою мать, не так ли? Ну конечно, ведь тебя бросили родители в детстве, я читал твоё дело. От тебя отказались, страх одиночества раздавливал тебя, а стресс последнего задания добил. Всё говорит о том, что тебе нужно лечение, Дик. Не переживай, мы вылечим тебя. Конечно, придётся прописать много таблеток, возможно, даже использовать электрошок. Не могу обещать, что лечение будет быстрым… Но ты будешь здоров, Дик, это главное. И никаких призраков прошлого.

Доктор поднимает руку, даёт понять, чтобы Дика увели. Он все пытается вырваться, но санитары держат, будто в железных тисках, и Дику остаётся только глотать воздух и кричать о женщине, что она там была…

Именно такие мысли пролетели в голове Дика. Если он скажет, что видел прозрачный силуэт женщины, которая убила его отряд, то кошмары станут явью.

– Я не понимаю, почему капитан встал из своего укрытия. Пуля влетела ему в грудь, пробив бронежилет, и оставила дырку размером с кулак. – Спокойным тоном рассказывал Дик. – Буффало после смерти капитана открыл огонь первым, следом мы, пошла перестрелка с двух сторон. Судя по всему, Буффало пуля попала в левую руку, он отпустил дуло автомата. Из—за боли, шока, может, из—за судороги, он не отпустил палец, автомат потянуло вверх, и он упал на землю уже мёртвый. Билл подбежал к Буффало, думал помочь… Но взорвалась граната, то ли в него кто—то попал, то ли картель кинул свою. Дальше меня отбросило волной, я ударился головой, после слышал ещё выстрелы, а потом уже очнулся здесь.

– Это всё? – спросил Доктор.

Дик подумал.

– Да, это всё, что помню. Всё произошло так быстро, было трудно разобрать.

– Я понимаю.

– Что было на камерах?

– Всё снималось в отличном качестве до момента на кладбище, дальше видны только ноги и слышны звуки пальбы, крики. Ничего конкретного. Вот нам и было интересно, что там произошло.

– А что с Роми и Никой? – Дик знал уже ответ заранее, но хотел узнать, как они умерли.

– Ника с разорванным лицом, видимо, зацепила граната. Роми погиб от пуль в висок.

– Вы мне не скажете их настоящие имена?

– Это незачем, Дик. Вам не нужно знать. Я понимаю, возможно, вы бы хотели сходить на их могилы. Но этого не стоит делать. Не вините себя.

– Простите?

– После таких миссий большинство выживших задаются вопросом, почему именно они остались в живых. Мелькают мысли, мол, может, я выложился не по полной, чтобы их спасти? Но не думайте об этом, Дик, это всего лишь везение, случайность, совпадения. У меня ещё вопрос, вы в силах ответить, не устали?

– Задавайте.

– Я хотел бы поговорить о ваших кошмарах.

– При поступлении в армию я рассказывал о них. Прошёл кучу военных психологов.

– Я знаю. Но хочу, чтобы вы рассказали мне. Как вы живете с этим?

– Ну, всё началось в приюте. Мне снилось не что—то конкретное, скорее ощущения. Жуткий страх, холод, апатия, меня тянуло блевать от запахов сырости, мочи, говна, которые там были… Это жуткое место. Моё тело ломало, я чувствовал боль, когда просыпался. Элайзе было страшно за меня, она не знала, как помочь. Вызывала врачей, они наблюдали за мной, были психологи, но не находили отклонений. Я был здоров как физически, так и психологически, но сны повторялись день ото дня. Позже они нашли закономерность: примерно 80–88 минут после того, как засыпал, я мог спокойно спать до кошмара. Элайза спала со мной и будила, как только меня бросало в пот. Так я научился избегать частично тех ужасов. Сам кошмар я помнил, но тех чувств больше не испытывал. В пятнадцать лет Элайза подарила часы, которые будили меня, когда поднимался пульс.

– То есть вы где—то спали по полтора часа? Вам хватало? Этого же мало.

– Через пару часов я мог снова заснуть, потом опять просыпался. Когда был в приюте, так ещё можно жить, постоянно не высыпаешься, но можно пойти вздремнуть в любую минуту. А вот уже в армии это было невозможно, мой график сна не подходил, и приходилось спать, как обычные люди, погружаться в кошмар.

– И цена была большая для вас?

– Да. – Дик опустил глаза. – К сожалению. Год я служил, проходил разные тесты, за мной наблюдали, чтобы допустить до полноценной службы. Проверяли, как я буду совмещать свой график сна и стандартные военные тренировки.

– Хорошо. Я понял. Раз вы здесь, значит, прошли успешно.

– Когда я был в штабе, писал статьи, у меня получалось спать по полтора часа и работать.

– А когда вам надо было вылететь на точку? – Аврор с интересом наблюдал за ним, за ответами. Это был интересный случай, первый в карьере.

– Я спал, как и обычно. С кошмарами.

– Угу. Думаю, мы закончили на сегодня.

– На сегодня? – Удивился Дик.

– Конечно, ты думал, это всё? Тебя ещё пару раз будет допрашивать офицеры, потом небольшая реабилитация, разговоры с психиатрами. Ты был в полной жопе, сынок, и нам надо убедиться, что, когда выйдешь, не сойдёшь с ума и не нанесёшь вред себе и другим. У тебя ещё два месяца есть по контракту, так что поживёшь в казарме, и, если всё хорошо, то в этот срок мы уложимся. А сейчас – отдыхай. Но могу точно сказать, что эта была последняя миссия, дальше тебя посылать – огромный риск для психического здоровья. Ты и так много пережил.

Контракт Дика подошёл к концу, всё это время он восстанавливал своё физическое и ментальное состояние. К нему приставили одного офицера, чтобы наблюдал за его формой, было несколько психологов, которые разговаривали о жизни до армии, о нынешних проблемах, последней миссии и планах на будущее. Офицер не так сильно гонял Дика, как новобранцев, как—никак, Дик уже одной ногой на гражданке, его задача – восстановить тело и дух, так что просто надо дать цель, чтобы он от скуки не шатался по казарме. Смотреть за его психическим здоровьем, не давать думать о прошлой миссии – это уже задача психологов. Они поднимали этот вопрос, и Дик рассказывал ту же историю, что и доктору Аврору Нейту. Не отходил от неё, никаких женщин на кладбище.

Всё это время он и сам себя переубеждал. Столько всего навалилось за один день, вероятно, это была галлюцинация. Никакой женщины не было, это чёртов картель расстрелял его отряд. А он был не в своём уме и не смог помочь отряду. Чувство вины давило на Дика. Он подвёл их всех.

Аврор Нейт уже ждал его в кабинете. Здесь он был побольше, чем тот закуток, где они разговаривали в первый раз. Но всё равно скромный, не огромный, зато светлый, два окна выходили на солнечную сторону. Весь стеллаж забит книгами, и удобное кресло рядом со столом. Туда Дик и сел.

– Ну что, сынок. Могу тебя поздравить…

– Я здоров?

Доктор улыбнулся.

– Нет, Дик. Никто не здоров. Прости, всегда становится забавно, когда так пациенты говорят. Просто ты можешь сосуществовать в обществе, не навредив им и себе. И это хорошо. Но твоё психическое состояние может в любой момент ухудшиться, помни это. Хватает одной высадки в горячей точке, и солдаты уходили после контракта. И через месяц, два, полгода, год, пять лет… Появлялись отклонения от нормы.

– Какие?

– Посттравматическое стрессовое расстройство. Галлюцинации слуховые или зрительные – всё это может привести к плохому сну. Хотя в твоём случае это уже не грозит, – доктор усмехнулся. – Потом алкоголь… Запомни, если алкоголь начал помогать тебе в стрессе, то это всего лишь кажется, на деле он лишь ухудшает состояние. Лучше не закрывайся в себе, обращайся к врачам, мы никогда не бросим. Но мы не можем быть нянькой и следить за тобой во внешнем мире, об этом ты сам должен позаботиться. Понимаешь? Мы дадим тебе хорошую рекомендацию как журналиста. Можешь не спешить с работой, у тебя хорошая пенсия.

– Хорошо. – Дик понял. Но его напугало, когда доктор сказал про галлюцинации, он сразу вспомнил чёртово кладбище.

– Ладно, Дик. – Доктор подал ему руку, прощаясь. – Можешь собирать вещи. Ну, я думаю, тебя ещё встретит офицер, сопроводит. Так что отдыхай, узнай этот мир другим взглядом, а не через призму войны.

Дик уже сделал пару шагов, когда Аврор ещё раз его остановил.

– Хочу ещё повторить, Дик. Напомнить, что твой отряд не являлся твоими друзьями. Это бывает частая проблема, люди путаются после трагедии. Есть большой шанс, что ты начнёшь грузить себя, и я хочу, чтобы ты сразу пришёл, когда это начнётся. Плюс твой мозг начнёт скучать по той энергии, которая была в экстремальных условиях. Начнёшь вспоминать о той трагедии, тебе будет становиться всё хуже, неправильные вопросы будешь себе задавать. Мы не плачем из—за каждого умершего человека, по статистике, в год умирает пятьдесят миллионов людей, почти сто сорок тысяч в день. По каждому человеку мы не бьёмся в истерике, как за родным или знакомым, ведь они для нас пустые, и это нормально, слез столько не хватит, это психологическая защита. Мы не знаем их, их истории. Те, кого вы убили в Мексике, тоже были люди, но вряд ли ты будешь корить себя за них. Так и не кори себя за сослуживцев отряда. Надеюсь, мои опасения напрасны.

Дик поблагодарил врача и вышел из кабинета. Но у него уже возник страх перед чем—то новым для него.