Гедер

Астер был на полголовы ниже Гедера, который и сам не отличался исполинским ростом. Дистанция удара – меньше, чем у Гедера, сила примерно такая же. Зато двигался принц куда быстрее.

Меч со свистом рассек воздух, Гедер попытался блокировать удар. Скрещенные клинки зазвенели, по пальцам Гедера прошла натужная дрожь. Астер, держа клинок вплотную к себе, развернулся и выбросил руку с мечом вперед. Гедер распознал выпад слишком поздно. Удар Астера пришелся ему в плечо, клинок скользнул по дуэльному доспеху и угодил в ухо. Пронзившая Гедера боль сбила с толку.

Забыв о мече, он прижал ладонь к уху и шлепнулся задом на землю. На пальцах осталась кровь. Меч Астера загрохотал по брусчатке, Гедер поднял взгляд. Глаза принца полнились тревогой.

Гедер засмеялся и поднял окровавленную руку.

– Гляди! – объявил он. – Мой первый дуэльный шрам! Хорошо, что меч не заточен, а то лишиться бы мне мочки уха.

– Прости! – выпалил Астер. – Прости! Я не хотел…

– Да ладно тебе. Я знаю, что не хотел. Все хорошо.

Гедер привстал. Дуэльная площадка особняка располагалась в дальних садах, подальше от улиц. Старые ясени стояли рядами, их выступающие из плотной земли корни врастали в старинную каменную стену, отчего она пошла трещинами. На кустах белых роз еще только появились бутоны в густой листве. Когда зацветет, весь сад будет в белых лепестках. Гедер поднялся на ноги. Ухо болело, но уже не так сильно. Астер глядел неуверенно, и Гедер расплылся в улыбке.

– Ты великий воин, мой принц, и муж неисчерпаемых достоинств, – произнес Гедер с преувеличенно церемонным поклоном. – Покоряюсь тебе на этом поле чести.

Астер рассмеялся и ответил официальным кивком.

– Ухо надо намазать медом, – посоветовал он.

– Тогда в дом!

– Я тебя обгоню.

– Что? Ты посмеешь соревноваться с несчастным, израненным…

Гедер, не окончив фразы, пустился бегом к главному зданию.

Позади него раздались возмущенные крики Астера и частый топот.

Детство Гедера по большей части прошло в Ривенхальме. Ему, как единственному сыну виконта, полагались все аристократические привилегии, которые, впрочем, имели слишком малое отношение к его повседневной жизни. Слуги и рабы имелись во множестве, однако пропасть между наследником поместья и даже самым богатым крестьянином была непреодолимой. Поскольку отец предпочитал держаться подальше от придворной жизни, с мальчиками своего круга Гедер тоже не общался. Целыми днями он читал книги из домашней библиотеки и строил замысловатые конструкции из прутиков и бечевы. Зимой, одетый в черные меха, бродил в одиночестве по берегам замерзшей реки. Весной притаскивал книги на могилу матери и просиживал за чтением у надгробия, пока на долину не ложились вечерние тени.

Он никогда не считал себя одиноким. Ему не с чем было сравнивать свою жизнь, и он принимал ее за идеальную. Такой она была всегда. И, как он считал, всегда будет.

После совершеннолетия, когда он вступил в придворный круг, царящая там атмосфера оказалась и ошеломительной, и захватывающей, и унизительной. Его понимания ни на что не хватало. Порой он подозревал, что при дворе существует какой-то особый язык, которому обучены все, кроме него. Слова, совершенно безобидные с точки зрения Гедера, – замечание о длине рукава, две-три рифмованные строки, намек на драконьи дороги, проходящие мимо Ривенхальма и оставляющие поместье в стороне, – заставляли приятелей хихикать. Гедер, не зная причины смеха, подозревал, что над ним подтрунивают, и даже если поначалу все было невинно, то вскоре дело дошло до открытых издевок. Уважение при дворе ему стали выказывать лишь после Ванайев. Под уважением скрывался страх. Гедеру нравилось, что его боятся. По крайней мере, это значило, что над ним больше не смеются.

Зато Астер оказался настоящим другом. Да, принц был на десяток лет моложе Гедера и всю жизнь провел в кругу близких приятелей и товарищей по играм. Да, он знал придворную жизнь так, как Гедеру не снилось. Однако принц – всего лишь мальчик, Гедер – всего лишь его опекун, им ничто не мешает общаться. Гедер лазил с ним по деревьям, практиковался в фехтовании, бегал наперегонки, хохотал над шутками, купался посреди ночи в фонтанах. С ровесниками Гедер побоялся бы сойти за глупца или рисковал бы тем, что его дружеский восторг примут за восторг другого толка. С женщинами он и вовсе не сумел бы связать двух слов. А с принцем можно играть, смеяться, дурачиться – и любой в этом увидит лишь доброе отношение опекуна к ребенку.

Порез на ухе оказался мелким, но кровоточивым. Слуга, гибкий одноглазый дартин, второй глаз которого из-за слепоты не светился, сделал Гедеру примочку из меда с крапивой и закрепил ее повязкой. Вошедший в комнату суровый учитель, приставленный королем к Астеру, поспешил увести принца, выражая всем видом такой подчеркнутый ужас, что Гедер с Астером хихикали при каждом взгляде друг на друга. Оставшись один, Гедер лег на диван и прикрыл глаза. Ухо болело больше, чем он желал показать в присутствии Астера, однако от снадобья становилось легче. Из накатывающей дремы его вывел тихий звук у порога. Гедер приоткрыл один глаз. В дверях стоял мажордом.

– Мм? – спросил Гедер.

– К вам пришли, милорд.

– А! – кивнул было Гедер, однако, вспомнив прошлый раз, переспросил: – Кто именно?

– Сэр Джорей Каллиам, милорд. Я проводил его в…

– В северную гостиную. Я найду дорогу.

Мажордом поклонился и вышел. Гедер потянулся, прикрыл живот рубашкой и встал.

При общем отсутствии друзей единственным другом-ровесником для Гедера оставался Джорей Каллиам. Они вместе служили под началом сэра Алана Клинна при взятии Ванайев и после – в те долгие недели, когда Клинн был протектором города. Джорей вместе с Гедером видел, как горели Ванайи. Вместе с ним предотвратил убийственный мятеж, затеянный Маасом, Клинном и Иссандрианом. Именно отец Джорея встретил Гедера с почестями, когда он вернулся в Кемниполь и ожидал выволочки, а то и чего похуже. Без Джорея и его семьи Гедер и посейчас оставался бы сыном мелкого виконта, известным лишь своей склонностью к умозрительным трактатам. Гедер готов был бы величать Доусона Каллиама своим покровителем, если бы не превосходил его теперь званиями и положением.

Зима пошла Джорею на пользу. Гедер никогда прежде не видел друга таким спокойным, словно тот выбрался из долгой тьмы. К щекам вернулся румянец, улыбка выглядела ненатужной.

– Гедер, – вставая, приветствовал его Джорей. – Спасибо, что принимаешь меня, даже когда я без предупреждения. Я в последнее время не очень предсказуем. Надеюсь, не помешал тебе.

– Мешать тут нечему, – ответил Гедер, беря его за руку. – Теперь, когда меня произвели в бароны, у меня не жизнь, а сплошные праздность и развлечения. Очень рекомендую.

– Чтобы стать бароном, мне придется похоронить двух братьев.

– Да уж, это ни к чему.

Джорей неловко потер ладонь о рукав, улыбка стала чуть менее уверенной.

– Я… – начал он, затем остановился и покачал головой, словно сам себе не веря. – Я пришел просить об одолжении.

– Пожалуйста. Что я могу для тебя сделать?

– Я женюсь.

– Ты шутишь? – воскликнул Гедер и наткнулся на взгляд Джорея. – Наверняка шутишь. Мы ведь ровесники. Разве ты… На ком?

– На Сабиге Скестинин. Отчасти именно поэтому хочу тебя пригласить. Твоя звезда сейчас на взлете, и иметь на церемонии любимца двора – верный способ вырвать жало.

– Жало? – переспросил Гедер, садясь на тот же диван, где прежде сидела Санна Даскеллин.

На миг он даже ощутил запах ее духов. Диван ему нравился – навевал хорошие воспоминания.

Джорей опустился в кресло напротив. Кисти его рук были плотно сцеплены.

– Ты ведь знаешь о ее затруднении?

– Нет, – ответил Гедер.

– Вот как? Несколько лет назад был скандал, за ее спиной до сих пор судачат. Я хочу положить этому конец. Хочу, чтобы Сабига увидела: она не такова, какой ее расписывают в сплетнях.

– Хорошо, – ответил Гедер. – Только укажи, куда мне идти и что говорить. Я на свадебных церемониях, кажется, никогда не бывал. О! Нужен ведь священник? Можно попросить Басрахипа!

– Наверное… Наверное, можно.

– Я с ним переговорю. Он, правда, не традиционной веры. Можно, наверное, двух священнослужителей позвать?

– Обычно бывает один, – заметил Джорей. – Я узнаю. Но ты согласен, да? То есть согласен присутствовать?

– Конечно! С чего бы мне отказываться?

Джорей качнул головой и откинулся на спинку кресла. На лице мелькнули удивление и легкая неуверенность, будто Гедер был для него загадкой, разгаданной лишь наполовину.

– Ты поступаешь великодушно, – заметил Джорей.

– Да вроде бы нет. То есть я хотел сказать – нужно ведь лишь постоять на церемонии. Делать ничего не надо, только присутствовать.

– Как бы то ни было, спасибо. У меня гора с плеч. Я твой должник.

– Никакой не должник, – отмахнулся Гедер. – Впрочем, раз ты все равно здесь, я спрошу. Помнишь посла из Астерилхолда, с которым твой отец просил меня встретиться?

– Помню. Лорд Эшфорд.

– Что-нибудь из этого вышло? С королем-то я поговорил, но, насколько я знаю, никакой аудиенции не было. Может, я сказал что-нибудь не то?

* * *

– Вы должны быть готовы, – предупредил король Симеон.

– Нет, ваше величество, – запротестовал Гедер. – Я уверен, что все пройдет, к лету вы снова будете крепким и здоровым. Вам еще жить и жить, пока не… пока вы… Да и Астер ведь… Он же никогда…

Слова спутались, потом и вовсе иссякли. Ум пытался найти выход и закончить фразу, ничего не получалось. Гедер будто со стороны услыхал собственный стон и тяжелое дыхание, голова закружилась, он уткнулся лбом в колени.

«Только бы не стошнило, – подумал он. – Что угодно, только бы не стошнило».

К королю его вызвали на закате. Весеннее солнце уходило за горизонт, удлиняя лежащие на земле тени и погружая улицы в уплотняющийся сумрак. Когда Гедер вышел из своего особняка, ночной плющ уже раскрывал белые и голубые лепестки, в окнах Куртина Иссандриана горел приглушенный свет. Годом раньше послание с королевской печатью наверняка получил бы Иссандриан. Или Маас. Или ненавистный Алан Клинн.

Когда Гедер добрался до Кингшпиля, вершину главной башни еще освещали солнечные лучи, хотя округа успела окутаться тьмой. Деревья то и дело клонились под порывами холодного, но уже не морозного северного ветра. Не слуга и не раб – вельможа благородных кровей встретил Гедера и проводил в личные покои короля Симеона.

Даже сейчас, согнувшись в три погибели посреди кружащегося мира, Гедер помнил тот миг самодовольства. Барон Эббингбау и опекун принца откликается на спешный призыв Рассеченного Престола. В таких словах обычно описывались великие подвиги древности и недостижимо высокое служение, о котором только мечтать. А потом вдруг…

«Регент». Слово, начертанное удушьем и оттиснутое на полуобмороке.

– Приведите его в чувство, – произнес Симеон голосом, больше похожим на сухой рык.

Мягкие руки взяли Гедера за плечи и приподняли. Королевский ведун – первокровный со спиральными татуировками по всему телу, как у хаавирков, – что-то тихо пошептал, вдавливая кончики пальцев в гордо Гедера и в локтевой сгиб. По телу прошла теплая волна, дышать стало легче.

– Он здоров? – спросил король.

Ведун закрыл глаза и положил ладонь на лоб Гедера. Слух юноши уловил нечто вроде дальних колоколов, не слышных никому другому.

– Не более чем потрясение, ваше величество, – ответил ведун. – Здоровье у него крепкое.

– Не могу поверить, – выговорил Гедер дрожащим голосом. – Я об этом не думал, когда брал Астера под опеку. У вас был такой цветущий вид. Я и помыслить не мог… Ваше величество, мне так жаль! Мне невероятно жаль. Невероятно жаль…

– Выслушайте меня, – сказал Симеон. – На закате у меня больше сил, но нарастает сумятица в мыслях. У нас мало времени для разговора. Вы должны взять на себя аудиенцию с лордом Эшфордом. Вам понятно? Когда настанет время, это будет ваше дело. Защитите Астера. Помиритесь с Астерилхолдом.

– Хорошо.

– Я стараюсь изо всех сил, чтобы оставить дела в порядке, однако эти силы уже не те, что прежде.

В полумраке покоев Симеон походил на призрака. Левый глаз тянулся вниз, будто плоть была готова отделиться от кости. Голос плыл, гора подушек поддерживала слабеющую спину. Гедер жаждал верить, что хворь, пусть и ужасающую, еще можно излечить, вот только реальность перед глазами утверждала обратное. Симеон начал что-то говорить и сразу сбился.

– Не знаю, зачем он здесь, – пробормотал король.

– Вы меня позвали, ваше величество.

– Не вы. Тот, другой. В дверях. И что это на нем? – В голосе послышалось раздражение, затем страх. – Что это? Почему он так одет?

Гедер обернулся посмотреть на пустой дверной проем; по спине прошла дрожь. Ведун положил ему руку на плечо:

– Его величество нынче более не может вас принимать. Если разум к нему вернется, мы за вами пошлем. Согласны?

– Да, – ответил Гедер. – Спасибо.

Сейчас, в самом начале ночи, лунный серп уже плыл высоко в темном небе. Гедер с помощью лакея забрался в карету и оперся спиной о тонкую деревянную стенку. Возница крикнул лошадям, и упряжка понеслась вперед; стальные подковы коней и чугунные ободья колес загрохотали по брусчатке. Почти у Серебряного моста Гедер подался вперед и крикнул наверх сквозь тонкое окно:

– Не домой! Мне надо в новый храм!

– Слушаюсь, милорд, – ответил возница и повернул коней.

Храм снаружи освещали настенные факелы, горящие таким чистым огнем, что на колоннах не оставалось копоти. Знамя из паучьего шелка по-прежнему висело над входом, однако в темноте багряный цвет сливался с цветом восьмичастной эмблемы. Гедер замедлил шаг на ступенях и оглянулся. Перед ним простирался город, фонари и свечи которого казались отблесками небесных звезд, как отражение неба в стоячей воде. Кингшпиль, Разлом, особняки аристократов, лачуги бедняков. Все это окажется в его власти. Под его контролем. Он будет хранителем державы, протектором Антеи, опекуном принца. Регентом, то есть фактически королем, и Антея будет покорна его воле.

Он не услышал шагов Басрахипа – не потому, что огромный жрец тихо ступал, а потому, что разумом Гедер находился в собственном теле лишь наполовину. Вторая половина разрывалась между эйфорией и паникой.

– Принц Гедер…

На широком лице жреца застыло беспокойство. Гедер сел на ступени. Камень еще хранил дневное тепло. Басрахип, подобрав полы одежды, опустился рядом. Некоторое время оба сидели молча, как усталые дети после целого дня беготни.

– Король умирает, – сообщил Гедер. – Мне предстоит занять его место.

– Богиня к тебе благосклонна, – со спокойной улыбкой провозгласил жрец. – Именно таким мир предстает для тех, кому она благоволит.

Гедер посмотрел назад, где под ветром колыхалось темное знамя. На миг его окатило ужасом.

– Она ведь не… То есть богиня не убивает короля ради меня? Нет?

Басрахип ответил низким, теплым смехом.

– Такое не в ее духе. Мир состоит из мелких жизней и мелких смертей, ибо таково желание богини. Нет, она не создает волны, она лишь помещает между ними своего избранного так, что он всегда оказывается наверху. Она искусна и точна.

– Ладно. Хорошо. Я просто не хочу, чтобы Астер лишился отца только ради того, чтобы я получил выгоду. – Гедер лег спиной на ступени. – Мне ведь придется сказать ему о короле. Даже не знаю как. Как обычно рассказывают мальчику о том, что его отец умирает?

– Мягко, – ответил Басрахип.

– А посол из Астерилхолда? Тот, что просил меня уговорить короля на личную аудиенцию? Теперь, судя по всему, эту аудиенцию мне же и проводить.

– Я буду с тобой.

– Король, правда, высказал мне свое желание, так что я знаю, чего добиваться. Хотя бы в разговоре с послом. И мне будут помогать. У регента ведь есть советники, как у короля. Тут не будет как в Ванайях, где все хотели, чтобы я оплошал.

Из глубин памяти всплыл обрывок сна. Ванайский пожар вновь пылал перед глазами, высвечивая один-единственный силуэт с воздетыми в отчаянии ладонями. Рев пламени, ужас и чувство вины опять накрыли Гедера, но миг спустя он их отогнал. Он герой Антеи. Случившееся в Ванайях – благо.

– Тут не будет как в Ванайях, – повторил он тверже.

– Как скажешь.

Гедер хохотнул.

– Алан Клинн с ума сойдет, когда услышит, – бросил он с ухмылкой.

– Чего ты будешь добиваться?

– Мм?

– От посла.

– Ах да. Симеон хочет, чтобы я держал Астера в безопасности и помирился с королем Лекканом. Я пообещал.

– А! – выдохнул Басрахип и через мгновение спросил: – Но если невозможно выполнить и то и другое, ты что выберешь?