Мы с Маринкой кинулись к ближайшему гобелену, уткнулись в него носами и затаили дыхание. Рассчитывать, что она нас не заметила, было глупо, оставалось надеяться, что наши наряды не вызовут в ней желание познакомиться. Мы стояли, тупо нюхая гобелен, с такого расстояния рассмотреть его было невозможно, Маринкин кулачок вцепился в мой мизинец. Я судорожно соображала, как выйти из идиотской ситуации. Пока ясно одно. Если эта дамочка даже и сумасшедшая, она не могла попасть на выставку случайно. Охрана здесь серьезная, в этом мы уже успели убедиться. Но если она не случайная сумасшедшая, значит, она сумасшедшая запланированная. А если на этой выставке запланированы сумасшедшие, то чем все это может закончиться и что еще может нас здесь ждать? Что-то оптимизма мне мои размышления не прибавили. Я решила просто спастись бегством. Сообщив Маринке хриплым, срывающимся голосом, так чтобы слышала и сумасшедшая:

– Давай сначала осмотрим все залы, – засеменила по кругу, стараясь изваять на лице самую радужную картину восторженной поклонницы всех возможных талантов и авангардов. Постаралась улыбнуться странной женщине, отчего взгляд ее приобрел налет сострадания. Может, мне показалось, не знаю. Я пулей влетела в следующий зал, рискуя лишиться мизинца, на котором по-прежнему висела Маринка. Вот маленькая гадость, она уже успела прийти в себя и теперь совершенно беззастенчиво рассматривала несчастную сумасшедшую. Я даже тряхнула ее за руку.

– Марина, – просипела я. – Мы пришли смотреть на картины.

– Да уж, картинка, – ухмыльнулась бестия, по-моему, вгоняя меня в краску.

– Марина, – только и смогла прошипеть я.

– Василиса Васильевна, я в шоке.

– Она же услышит, – я впилась глазами в широкую, мясистую спину. – Марина.

– Во всяком случае, ее не смущает, что мы можем увидеть…

– Марина.

Женщина может, и не разобрала наших слов, но шепот, конечно, добрался до ее ушей. По всей видимости, отсутствие одежды еще не означает отсутствия слуха. Она принялась медленно оборачиваться.

Я не ожидала от осмелевшей Маринки такой прыти. Она рванулась к следующему залу с такой скоростью, что чуть не выдернула мне вместе с пальцем всю руку. В ладони у меня что-то щелкнуло, я охнула, Маринка ойкнула, мы замерли, хлопая друг на друга глазами. В следующее мгновение, не сговариваясь, кинулись дальше по выставке.

Из Марины не получится разведчица.

Она как пулемет тарахтит каблуками. У меня же, получается, бежать на носках.

Мы остановились в первом попавшемся зале перед первой попавшейся картиной. Нет, это фотография. Зал фотографий и набросков карандашом. При этом зал удивительно гармоничен. И на это явно сделан акцент. Не зря. Я загляделась. Поразительная игра реальности и… мечты? Я подошла к одному из набросков. Но погрузиться в долгожданное созерцание мне не дали. Маринка схватила край моей рубашки, зацепив пальцами и часть кожи. Я взвыла белугой и уже собиралась кинуться на нее с кулаками, когда, проследив ошарашенный взгляд Маришки, поняла, что приключения наши еще не закончены. По залу плыл… Карлсон. Весь цветочный, в коротких штанишках и с ярко красным пропеллером на спине. И опять это была солидного возраста женщина. Она была не одна, целый парад ряженых тек в наш спасительный зал. Похоже, для уединения мы с Маринкой нашли на этой выставке самое неподходящее место. Неторопливые фигуры явно были настроены сосредоточиться именно здесь. Я стала соображать, как бы потише ретироваться. Желательно успеть, пока не опомнились Маринка и не принялась снабжать эту картинку своими не тихими комментариями…

– Маугли! – взвизгнула счастливая Марина, разгадав очередной наряд, и тут же захлопнула рот руками. Но поздно. Вся процессия замерла. Мы в центре внимания. Да еще обе одеты. Страшно неудобно.

Маугли, это мужчина лет сорока пяти – пятидесяти в набедренной повязке. На нем эта единственная деталь гардероба смотрелась невероятно комично. Надо сказать спереди ее и разглядеть было почти невозможно под нависающим животом. Да и весь он в образе подвижного мальчика… это что-то. Рыхлый, неуклюжий, с заметной отдышкой, аккуратно причесанный, с мягкими улыбчивым лицом… вобщем Ширхана понять можно. С этим «малышом» можно надолго решить вопрос продовольствия.

Если бы не крайняя степень смущения, то я бы рассмеялась.

– Здравствуйте, – произнес Маугли. Голос у него очень располагающий. Кажется я начала немного расслабляться.

– Здрасти, – кивнула Маринка. – Хорошая выставка.

Он согласно кивнул и, отделившись от своих товарищей, приблизился к нам. Остальные вернулись к своим разговорам. Вообще, я так начала замечать, что отношение к нам у всех этих странных людей довольно-таки равнодушное. Никого всерьез не волнует, ни откуда мы взялись на закрытом мероприятии, ни наш глупый наряд. Скорее всего, все эти люди уже привыкли, что один-другой сторонний зевака обязательно затянется в их огород. Вот и сейчас, этот Маугли идет к нам, не потому что его интересует или возмущает наше присутствие. Просто его окликнула Маринка, и он откликнулся. Похоже отношения здесь довольно раскованные. Да и странно было бы ожидать других от Маугли, или, например от Карлсона. Кажется, я себя убедила. Можно и пообщаться. А может раздеться?

– Это зал нашей Верочки, – начал он запросто, по-свойски. – Правильно, что вы решили начать отсюда.

– Она фотограф, – очень к месту заметила Маринка.

– Фотохудожник, – мягко поправил Маугли. – Верочка художник. Посмотрите, – он подошел к одной из фотографий, на которой был заснят густо алый закат обливающий своим сочными покрывалом широкое поле и лес с церковью на берегу небольшого озера. Игра света, уловленная объективом, шокировала. Смешение естественных красок, блеск озера дало игру теней и светопреломления. Лес стал желтовато-коричневым, озеро ярко красным с отходящим от него черным берегом. Совершенно неестественная, неземная картинка. Даже маленький грибник на берегу предстал чем-то нереальным и черно зловещим.

– Ведь это осень, – произнес Маугли. – Это осень среди лета.

– Лета? – я присмотрелась. Действительно, широкие, раскидистые стволы в густой листве, высокая, крепкая трава, камыш. Конечно лето.

– Поразительно, – я не смогла удержать восхищения.

– Произведения нельзя смотреть мельком, – улыбнулся Маугли. – Произведение это не кадр из жизни. Это жизнь. Возможность увидеть жизнь, такой, какая она есть. На секунду отойти от привычных поверхностных характеристик. Желтый, красный, значит осень. Белый – зима. Зеленый – лето. А так ли на самом деле? – Маугли внезапно повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Я слегка растерялась.

– Мы не познакомились, – внезапно констатировал он. Повернул голову к Маринке, улыбнулся: – Я вас обманул. Я не Маугли. Я Валентин Петрович.

– А, – Маринка растерялась лишь на мгновение. – Марина Анатольевна.

– Василиса Васильевна, – представилась я. – А ваши работы, здесь тоже есть?

– Да, там, в начале, гобелены, – он как будто слегка смутился, но скорее это все же наиграно. Своей обширной груди он перед нами не смущается.

– А, ковры, там, я видела, где еще… – Маринка осеклась. – Классно, мне понравилось. Правда, мы там еще всерьез не всматривались. Решили отсюда пока начать.

– Ковров здесь нет, – спокойно выслушав Маринкины выпады, произнес Валентин не Маугли. – Гобелены.

– А их же руками делают? – облила полным безразличием вопросы толкования Маринка. – Это же полностью ручная работа.

– Да, – кивнул художник. – А вы здесь случайно, или к кому-то?

– Мы к кому-то, – деловито кивнула Маринка.

– Случайно, – уточнила я, опасаясь, что и слишком приближенных могут начать раздевать.

– Понятно, – он не стал навязывать нам свое общество сверх меры. Тактичный мужичок оказался. Сообщил что:

– Если будет что-то непонятно, спрашивайте, не стесняйтесь, – и, не торопливо развернувшись, пошел к своим.

– Круто, – выдохнула Маринка.

– Ужас, – согласилась я.

***

Уж если я была способна еще чему-то удивляться на этой выставке, то мне очень скоро представилась такая возможность. Мы с Маринкой еще рассматривали фотографии. Должна признаться, я основательно зацепилась в этом зале. И хотя соседство с толпой полуголых меня коробило и отталкивало, работы этой незнакомой мне руки не отпускали. Кажется, даже были моменты, когда я забывала о необычном соседстве. И только когда Маринка в очередной раз цокала каблуком, я вздрагивала, и мне вновь начинало казаться, что мы в центре внимания. Ну, уж слишком сильный контраст дают наши две костлявые, да еще и на каблуках, фигуры. И вот когда я практически решилась лишить свою душу удовольствия ради комфорта тела, явился он.

Я думала, у меня глаза выпрыгнут. Откуда? Мир все еще тесен или окончательно скукожился?

Звездин?!

Он шел не один. Не прерывая разговора, они вошли в зал. Женщина приятной, тонкой внешности в легком шелковом халате на голое тело, слушала. По ее прямому, не без жесткости, лицу было трудно разобрать эмоции, которые рождала речь Звездина. Впрочем, к словам его она относилась серьезно, даже когда вся толпа «ряженых» встретила ее дружными возгласами, она не прервала диалога. Остановилась, повернула голову к адвокату, легко, совершенно не обременительно для своего лица улыбнулась, что-то сказала и только после легких, взаимных кивков, они со Звездиным разделились.

А мне сначала показалось, что Звездин меня не заметил. Я ошиблась.

Еще даже не глядя в нашу с Маринкой сторону, он направился именно к нам. Я была удивлена его появлению. У меня в голове не уложилось, что подобная встреча вообще возможна случайно, но я успела подумать: «Он одет».

– Василиса Васильевна, – а он рад меня видеть. Не изображает, никаких особенных поясничаний, со всякими там целованиями рук… ну, руку вообще-то мог бы поцеловать, ну да ладно. Но рад, видно.

– Здравствуйте, Алексей Михайлович.

– Не уверен, что вы могли бы сделать для меня больший подарок, – он расплылся в улыбке, – чем-то, что вы еще помните мое имя.

– Я даже помню, что кто-то меня куда-то приглашал, – с укором произнесла я. Вообще-то я хотела только поязвить, но вдруг поняла, что теперь хочешь, не хочешь, а идти придется. Интересно, а я хочу?

– Вы свободны сегодня вечером? – у него молниеносная реакция.

– Кхе, – Мариночка, спасительница Васи.

– Вы не одна, – Звездин галантно поклонился Маринке, и как-то так у них ловко получилось. Она представилась:

– Марина, – и протянула руку, а он одновременно уже ловил ее ладонь для поцелуя и представился в ответ. Значит, все-таки руки он целовать умеет.

– Какими судьбами, Василиса Васильевна? – его персона вновь оборотилась ко мне.

– Ну а зачем ходят на выставки? – произнесла я. Что-то я в воинственном настроении.

– Это понятно, – легко улыбается Звездин. Его, наверное, вообще не возможно вывести из равновесия. – Просто, – уточнил он, – я не ожидал увидеть вас на таком приватмероприятии. Да и… нет, все же поразительно.

– А вы тоже художник? – спросила Маринка.

– Нет, – Звездин растянулся в улыбке. – От этого я настолько далек, что даже позволил себе сегодня костюм-тройку.

– Какими же вы судьбами?

– Увы, исключительно деловыми. – Он вновь посмотрел на меня. – Так я позвоню вам сегодня вечером?

– Позвоните, – я пожала плечами. – Но я точно не знаю, когда освобожусь.

– Алексей Михайлович, – к нам приблизилась недавняя собеседница Звездина. Интересное у нее лицо. На близком расстоянии в нем появилась какая-то загадка. Я даже не сразу поняла, в чем дело и присмотрелась внимательнее. Нет, и тут дело было не во внешности. Скованность, неясное внутреннее напряжение, затаившееся в самой глубине темных глаз. Ей это как-то не совсем идет, это напряжение не ее чувство, похоже она не очень-то умеет с ним справляться. И от этого ее цепкий, внимательный взгляд кажется особенно растерянным. И какие у нее могут быть дела со Звездиным? Она что, подверглась уголовному преследованию?

– Позвольте представить, – быстро сориентировался Звездин, чуть посторонясь, принимая ее в наш небольшой альтернативный кружок. Мне показалось, она растерялась еще больше.

– Вероника Сергеевна, – представил ее Звездин.

– Василиса, – я представилась сама. Эти Звездиновские ритуалы очень быстро утомляют.

– Марина.

– Вера, – произнесла и художница. – Официоз у нас здесь сегодня не в моде.

– Это ваши работы? – не удержалась я от догадки, помня, что Маугли называл автора Верочкой, да и ждали ее все именно в этом зале, наверняка не случайно.

– Да, – она улыбнулась. И опять по ее лицу скользнуло напряжение.

– Невероятно, что можно увидеть, когда знаешь, что ищешь…

– Я не ищу, – перебила меня Вера. – Я это вижу, и мне это нравится. – Она помолчала. – Иногда хочется… – вновь замолчала, словно опомнилась. И опять эта неестественная волна, словно рябь на лесном озере. Вот и у меня уже ассоциации с природой. Она умеет быстро захватить в свою иллюзию. А впрочем, разве это иллюзия?

– Алексей Михайлович, – она повернулась к Звездину. – Давайте поднимемся наверх.

– Да, конечно, – Звездин слегка засуетился, посмотрел на меня. – Так я позвоню.

– Конечно, звоните.

Мы вновь остались с Маринкой наедине и наконец получили возможность спокойно заняться тем, зачем пришли.