Глава 1

Четыре с половиной месяца спустя

Она плавала в бассейне на огромном цвета слоновой кости матрасе. На ней был слитный купальник с зелено-розовым геометрическим рисунком, который выгодно оттенял ее загорелое гибкое тело. Ее черные волосы раскинулись над ее головой, а несколько прядей плыли по воде. На ее лице были солнечные очки, а на пальцах ног – красный лак.

Она почти заснула.

Когда Ставрос увидел ее купальник, подчеркивающий грудь, мягко обрисовывающий холмик между ее ног и плавно уходящий под ягодицы, он почувствовал жгучее желание. В его голове уже возникла картина, как он ныряет в бассейн, подплывает к ней и перекатывает ее с матраса в свои объятия, как древний бог украл бы нимфу и уложил бы ее на плетеную софу в тени за водяной занавесью в дальнем углу бассейна.

Единственным звуком во внутреннем дворе, обнесенном высокими стенами, было журчание водопада. Он брал свое начало где-то за поросшей плющом шпалерой, которая образовывала крышу над баром. Этот шум приглушил вздох Ставроса, когда он поставил на землю ящик с инструментами: кувалдой, шпателем и различными замазками.

Он остановился и стал разглядывать девушку.

Возможно, это было и не так плохо – оказаться в должности обслуги бассейна.

Прошлой ночью он стоял в крошечной, душной квартирке без кондиционера и смотрел на Себастьена взглядом, наполненным искренней яростью.

Его двухнедельное приключение началось, и его новым домом оказалась квартира в доме без лифта, находящаяся над предприятием по обжарке кофе. Запах был ужасный. Ставрос не мог понять, как было хуже: с открытым или закрытым окном. Он оставил окно открытым.

Ставрос мог позволить себе расслабиться на мгновение. Он не переживал из-за потери яхты. Он уже столько раз испытывал судьбу, прыгая со скал, платформ и самолетов на высоте двадцать тысяч футов, что он мог бы не колебаться и спокойно сойти с парома на землю, на которой родился.

Но ему было не по себе.

Поэтому он чувствовал себя трусом.

Ставрос заставил себя сойти на берег и пойти на свою новую квартиру, в которой обнаружил, как Антонио, доисторический мобильный телефон и пачку наличных: двести евро. Деньги на обед, сущие копейки. Но если Антонио получил пару комбинезонов, Ставросу достались пляжные шорты.

Они должны были прожить две недели без денег, но очевидно, что чувство собственного достоинства проверялось еще в самом начале. Хорошо хоть, что его рабочей одеждой не были облегающие трусы, так популярные на европейских пляжах. Его униформа состояла из шорт в желто-белую полоску и оранжевой футболки.

Скосив глаз на логотип, Ставрос прочел надпись на греческом языке с той же легкостью, с какой он читал по-английски, и почувствовал себя оскорбленным. «Обслуживание бассейнов острова Закинф». Себастьен попросил выделить время для отпуска, позаботиться о том, чтобы все дела были завершены, а затем отправил его работать смотрителем бассейнов.

В мобильном телефоне Ставроса было всего три контактных номера: Себастьена, Антонио и Алехандро. Он сделал фотографию своих инструментов и отослал ее Антонио, написав: «Это правда? Если окажется, что это принадлежит мне, то тебя ожидает еще больше сюрпризов».

Антонио обнаружил своего сына. Разве мог быть еще больший сюрприз?

Если бы у Ставроса тоже нашелся ребенок на этом острове, это было бы чудом. Он покинул остров в двенадцатилетнем возрасте и только один раз поцеловал девушку до своего отъезда. С тех пор, как он переехал в Америку, рискованный стиль жизни стал для него нормой. Девственность он потерял в возрасте четырнадцати лет. Его первая девушка училась в старших классах той школы, в которую зачислили Ставроса. Ей нравилась черная подводка для глаз, темно-красная помада и молодые люди, горящие желанием научиться премудрости ублажать женщин. Больше всего она любила хулиганов, а он и был одним из них.

Год спустя он добился близости с секретаршей своего деда, а затем и с няней своей младшей сестры. Нельзя сказать, чтобы он гордился своими новыми победами, но и не сожалел о них, как, вероятно, ему следовало. Секс был одной из немногих вещей, доставлявших ему радость в те дни.

Близость с этой женщиной наверняка скрасит сегодняшний унылый день. Да и не только сегодняшний, а все предстоящие четырнадцать дней.

У Ставроса вновь возникло дурное предчувствие. Это испытание не было просто попыткой в течение двух недель выдавать себя за обычного человека.

Себастьен оставил ему записку:

«Возможно, ты помнишь наш разговор в прошлом году, когда я приходил в себя после того, как ты меня спас из-под снежной лавины. Ты тогда приехал проведать меня. Ты открыл бутылку отличного пятидесятилетнего виски в мою честь. Я еще раз благодарю тебя за это.

Тогда ты рассказал мне, что утрата твоего отца придала тебе силы при раскопке снега, которым я был засыпан. Помнишь еще, как ты злился на своего деда за то, что он забрал тебя в Нью-Йорк и заставил откликаться на свое американское имя? Я подозреваю, ты сказал тогда, что ты не чувствуешь, что заслуживаешь права быть его наследником».

Себастьен постоянно упрекал Ставроса за то, что тот не ценит свою семью и наследство, поскольку у самого Себастьена таких преимуществ не было. Далее в своей записке он писал:

«Я выполняю твое желание. В течение следующих двух недель Стив Михаэлс перестанет существовать. Ни он, ни его богатства, ни его авторитет. Ты – Ставрос Ксенакис, который работает на компанию «Обслуживание бассейнов острова Закинф». Ты должен явиться по месту работы завтра в шесть часов утра, это три квартала от твоего дома.

Антонио не был разоблачен за две недели его испытания, поэтому я перевожу одну треть от моих пяти миллиардов в поисково-спасательный фонд. Поступи так же, Ставрос. Так мы спасем жизнь человека. И используй это время, чтобы примириться со своим прошлым.

Себастьен».

Ставрос лег спать гораздо позже, чем следовало, во-первых, из-за разницы во времени, а во-вторых, из-за мыслей о том, каким способом он смог бы выбраться из этой ситуации. Кроме того, он не мог заснуть в этой комнате на жесткой одноместной кровати. Но все же вскоре он заснул.

Ставрос проснулся даже раньше, чем было нужно, солнце светило ему прямо в глаза. Огромные грузовики со скрипящими тормозами грохотали под его открытым окном.

Ставрос с отвращением съел мюсли с консервированным молоком, которые он нашел в квартире. По дороге на «работу» он купил себе кофе.

Его шефа звали Йоннес. Ставрос получил от него папку с картой, несколькими чертежами и заказом. Потом шеф отдал ему связку ключей и указал на грузовик, забитый инструментами и оборудованием, и сказал, что Ставрос должен разгрузить его, так как назавтра ему машину не предоставят.

В этот момент Ставросу нужно было бы уже забронировать билет домой, но он оставил все кредитные карты в Нью-Йорке в соответствии с планом. Он участвовал в авантюрах Себастьена с первого курса университета и все еще был жив.

Следуя карте, он шел и узнавал дорогу, несмотря на изменения, произошедшие за восемнадцать лет. Его сердце билось все сильнее с каждой милей, легкие сжимались.

Он пять минут просидел на обочине подъездной дороги, стараясь избавиться от мрачных воспоминаний. Он попытался сконцентрироваться на изменениях в доме, в котором жила его семья до того момента, пока их размеренная жизнь не была нарушена из-за перевернувшейся в море лодки.

Вилла была ухоженной, но довольно скромной по современным стандартам. Его мать мечтала именно о таком доме, когда выходила замуж. Она была родом из местной рыбацкой деревни в южной части острова. Она настояла на том, чтобы ее муж использовал этот дом как свою базу. Это было место, где он мог насладиться отдыхом. Провести время со своими детьми. Мать называла его трудоголиком, который терял свои корни, проводя слишком много времени в Америке, и позволял интересам бизнеса доминировать и управлять его жизнью.

Вилла была старой, ей требовался ремонт, и отец поручил Ставросу обновить брусчатку перед центральным входом, а мать и сестры посадили бугенвиллею, которая сейчас цвела пышным розовым цветом, ярко выделяясь на белых стенах здания.

Воспоминания резали его, как нож. Ставросу захотелось развернуть грузовик и уехать отсюда прочь. Назад, чтобы предстать перед глазами деда? Назад к роли актера второго состава, которую он ненавидел, но был вынужден играть, потому что его отца – звезды подмостков – не было в живых?

Еще раз вспомнив Себастьена недобрым словом, Ставрос пробежал взглядом свой заказ. Ему не нужно было чистить бассейн, он должен был заменить треснувший кафель по периметру. Хозяйка дома должна была показать ему фронт работ.

Ставрос вздохнул, с отвращением вспомнив своего деда. Сначала он двадцать лет прожил под его диктатом, а теперь старик требовал, чтобы Ставрос женился. Ставрос больше не мог терпеть тот факт, что дед распоряжался его жизнью.

Ставрос позвонил, но никто не открыл ему дверь. Поэтому он вошел в калитку и пошел вниз по ступенькам во внутренний дворик, обнесенный белыми стенами, с одной стороны которого открывался вид на море. Прибытие технического специалиста не разбудило дремлющую Венеру.

Да, его напряжению нужно было найти выход. Он еще раз посмотрел на восхитительную фигуру девушки. Если она была чьей-то женой, то она явно подчеркивала статус своего мужа. Однако на ней не было обручального кольца.

Он был готов поспорить, что эта девушка была любовницей. Как же грустно, что такая красота принадлежала клиенту босса.

Раньше его не остановили бы никакие условности, но сейчас его жизнь была совсем другой.

Присев на корточки, он зачерпнул воду из бассейна в ладонь и плеснул в девушку.

Брызги воды долетели до лица Калли, и она моментально проснулась. Машинально она попыталась сесть и тут же потеряла равновесие и рухнула в воду. Солнечные очки соскочили с ее носа, руки пытались зацепиться за что-то, но твердой опоры рядом с ней не было. Она нырнула в холодную воду. О, вот это был шок!

Офелия.

Калли немного пришла в себя и прокричала, разбрызгивая воду:

– Ты наказана! Немедленно иди в свою комна ту!

Но на краю бассейна возвышалась отнюдь не Офелия, а воин-завоеватель, высокий и грозный, стоящий в лучах солнца за своей спиной. У Калли даже глаза заболели, когда она попыталась разглядеть его. Его футболка и шорты не отвлекали внимания от его крепкой, мускулистой фигуры. Его одежда, по правде говоря, обтягивала тело, как золотая броня, и подчеркивала загар на его рельефных бицепсах.

Калли не могла разглядеть его глаз, но она чувствовала на себе его взгляд. Это и отталкивало, и привлекало ее одновременно, заставляло ее дышать через раз и обдавало ее жаром, хотя она по плечи была погружена в воду.

Приятное тепло разлилось по ее телу. Но сейчас жар в теле не исчезал, отчего Калли стало не по себе. Мужчина гипнотизировал ее, рассматривал ее, как мушку в янтаре, попавшуюся в сети сексуального влечения, которое, казалось, будет длиться вечно.

Он недовольно сложил руки на груди, но в его голосе слышался смех.

– Не могли бы вы сказать, куда мне идти?

Калли почувствовала себя уязвленной.

Сердце закололо от тревоги. Калли протерла глаза, пытаясь рассмотреть незваного гостя и понять, кем он был и почему его появление ее так взволновало. На его футболке она заметила логотип компании, обслуживающей бассейны, но его она видела впервые.

– Я не услышала, как вы вошли.

– Очевидно. Поздно легли спать?

– Да. – Ей очень поздно пришло в голову, что Офелия не могла разбудить ее. Калли заснула в бассейне, потому что приехала домой только на рассвете после того, как отвезла Офелию к бабушке и дедушке в Афины. Она вела машину полночи и смогла немного подремать в ней в ожидании парома.

Такиса дома не было. Итак, они находились здесь только вдвоем: она и этот дикарь.

– Я долго была в пути. – Она поплыла к лестнице бассейна. – Я знала, что придут рабочие, и не хотела пропустить вашего появления, но заснула в бассейне. Где Йоннес?

– Он дал мне задание и сказал, что у меня есть две недели.

– Да, потом у нас запланировано мероприятие. – Чувство тревоги не покидало ее. Оно стало сильнее, когда она поднималась по лестнице бассейна. Он взял ее тонкую накидку с кресла и подал ей, как джентльмен.

Но он не был джентльменом. Она не знала, кем он был, но явно чувствовала, что он что-то собой представляет и не такой плебей, как она.

Она взяла свою накидку и с трудом просунула мокрые руки в рукава. Почему ее пробирала дрожь? О, у Офелии дурной вкус! Почему эта накидка такая прозрачная? Это был подарок от нее на день рождения, и Калли подумала, что накидка будет смотреться очень изящно, когда открыла подарочную коробку. В действительности же этот предмет одежды, с этой застежкой на крючок посередине и разрезами от бедра, выглядел довольно провокационно.

Мужчина заметил это. Он невозмутимо изучал Калли сверху донизу, и от его взгляда ее волосы вставали дыбом.

Мужчины часто пожирали ее глазами, но все местные знали, что она была к ним равнодушна. Когда туристы заговаривали с ней, она притворялась, что не говорит по-английски, когда хотела сразу же остановить попытки завязать разговор.

Как бы то ни было, ей всегда легко удавалось избавиться от надоедливого мужского внимания. Но не сегодня. Она чувствовала его взгляд, и ей почему-то было по себе.

Она снова пала жертвой своей беззащитности. Но почему? Ведь в свое время она получила прививку от мужчин и их взглядов, разрушающих чужие жизни.

Но именно таким и был этот мужчина: опасно красивым, большим, сильным. Он явно не брился несколько дней, волосы просто расчесал пальцами, но все же… его впалые скулы и черные брови были прекрасны. В его взгляде читалась беззастенчивая мужественность.

В его черных глазах горело незамаскированное желание. Возможно ли, что он заранее знал, какое впечатление произведет на нее? Глаза его надменно сощурились, а в уголках рта блуждала самодовольная ухмылка.

Она не могла отвести глаз от его чувственных губ и четко очерченного подбородка.

Когда он заговорил, голос его звучал низко и глухо:

– Скажите мне, что вам нужно. Я к вашим услугам.

Ее тело вновь окатила волна жара. Боже, пусть он подумает, что ее соски затвердели от холода. Ведь именно он был причиной всепоглощающего возбуждения.

Она отступила на шаг, пытаясь уйти из зоны воздействия его агрессивно сексуальной ауры, и чуть не упала в бассейн.

Он поймал Калли за руку. Этот рыцарский жест парализовал ее. Что же происходит?

Она попыталась поднять подбородок и посмотреть на него сверху вниз.

– Отпустите меня.

В его взгляде промелькнуло удивление.

– Так вы этого хотите? – Он подождал секунду, затем опустил свои руки и выпрямился. – Идите осторожнее.

Сердце Калли стучало так сильно, что ей хотелось изо всех сил прижать руки к груди и успокоить его. Вместо этого она сжала руки в кулаки и сглотнула, чтобы избавиться от сухости во рту.

– У вас странный акцент, – произнесла она, пытаясь создать между ними дистанцию. Что-то в его голосе вызывало у нее беспокойство и опасение. – Откуда вы?

Его лицо приняло бесстрастное выражение. Что явно означало, что он говорил неправду, когда сказал:

– Я родом отсюда.

– Из Греции или с этого острова? – Она знала большинство местных если не по имени, то хотя бы в лицо. – Я не узнаю вас. Как вас зовут?

Что-то странное промелькнуло в его взгляде. Досада?

– Ставрос. Я жил за границей с двенадцатилетнего возраста. Я вернулся в Грецию, чтобы поработать в отпуске.

Она могла бы придраться к неназванной им фамилии, если бы она вдруг не поняла, откуда у него был этот акцент.

– Вы американец, – сказала она и про себя добавила: «В отпуске».

Кровь застыла в ее жилах. Нет! Никогда больше она этого не допустит! Не важно, что он так красив!

Как будто услышав обвинение в ее голосе, он откинул голову назад и сказал оскорбленным тоном:

– Я грек!

Калли знала, что всему виной ее предубеждение, скорее мнимое, чем реальное. Ей вполне доставляло удовольствие болтать с американскими семейными парами или с любой американской женщиной. Она хотела уехать в Америку. В Нью-Йорк, чтобы быть точной.

Кого она действительно презирала, так это мужчин, считавших, что местные женщины годятся только для развлечений. Не важно, откуда они приезжали сюда. Приезжали и творили что им заблагорассудится. Ее сердце кровоточило до сих пор в доказательство этого.

Так случилось, что мужчина, который лишил ее всего, в том числе и репутации, был американцем. Американец – вот в чем была вина и того, кто стоял сейчас перед ней.

– Вы здесь для того, чтобы сделать ремонт в бассейне, – резко произнесла она. – У вас только две недели. Лучше будет, если вы займетесь своим делом немедленно.