Сорча закончила говорить по телефону и схватила бумажную салфетку, так как позволила слезам скатиться из глаз. О, она скучала по дому и была полна жалости к себе, однако не хотела, чтобы мама поняла это.
Мама, возможно, делала то же самое. Они обе притворялись, что срочное кесарево сечение в Лондоне – на самом деле не катастрофа. Но ситуация не могла сложиться хуже.
Сорча очень хотела вернуться домой до родов. Она могла бы найти там приличную новую работу. Ирландии принадлежало ее сердце. Если ее сын не будет признан испанцем, Сорча надеялась, что он по крайней мере родится на ирландской земле.
Не случилось.
Медсестра Ханна привезла кресло-каталку и предложила отвезти ее на встречу с сыном. Наконец-то!
Это вернуло улыбку на лицо Сорчи. Может быть, она и одинока, но теперь у нее есть ребенок. Она проведет в больнице всего несколько дней, заверила ее Ханна. Мать и сын здоровы, и задерживать их здесь никто не собирается.
И паром доставит их на землю, на которой они будут окружены любящими людьми.
Ее семья будет обожать ее сына. То, что он незаконнорожденный, сделает его еще больше похожим на них.
Ханна спросила, как она себя чувствует, а Сорча начала рассказывать, что хотела родить естественным путем, но, к сожалению, потребовалась срочная операция.
Сорча умолкла, как только они оказались в детской палате, где плакали младенцы. Там же находились женщина, тоже родившая прошлой ночью, и, по всей видимости, ее муж.
– Привет. Я слышала, мы соперничали за внимание хирурга прошлой ночью, – приветствовала она их. – Меня зовут Сорча Келли.
Мужчина вежливо кивнул.
– Алессандро Ферранте. Моя жена Октавия и наш сын Лоренцо, – представился он и посмотрел на жену: – Мы ведь согласились с этим именем, верно?
Октавия промолчала. Медсестра передала ей малыша, который заливался плачем, словно очень обиделся на то, что его заставляют ждать.
– Мистер Ферранте, вы не могли бы?.. – попросила Ханна.
Он извинился и повернулся так живо, как поворачиваются мужчины, когда у женщины возникает необходимость покормить ребенка.
Сорча спрятала улыбку. Алессандро напомнил ей Цезаря. Не внешне, хотя оба были смуглыми и красивыми, но живостью и силой.
Сорча поняла, что скучает по нему. В этот уик-энд должна состояться его свадьба. Она отчаянно хотела быть со своей семьей, а не здесь, в больнице. Так ей было бы легче перенести это событие.
Ласково бормоча что-то, Сорча взяла своего ребенка. Он не Монтеро, так же как она не Шелби.
– Энрике, – прошептала молодая женщина.
Это второе имя Цезаря. Она будет звать его Рикки…
Стоп! Что-то не так!
Малыш плакал так сильно, что это разрывало ей сердце. Она инстинктивно была готова сделать что угодно, лишь бы успокоить его, но.
Сорча услышала, как Октавия сдавленно произнесла:
– Это.
– Октавия, – перебил ее муж с предупреждающими нотками в голосе.
Озадаченная, Сорча склонила голову и попыталась понять, почему она испытывает к этому ребенку что угодно, но только не материнское чувство.
– Приложите его к груди. Он засосет сам. Они знают, что делать, – посоветовала Ханна.
– Я не думаю.
Сорча боялась собственных мыслей. Они были такие. дикие. Она обнаружила, что ее глаза невольно устремляются на ребенка, которого пытается успокоить Октавия. Та терла спинку крохи и качала его, но по какой-то непонятной причине крики чужого младенца накатывали на Сорчу, как волны на берег, волнуя ее душу.
Взгляды Октавии и Сорчи были прикованы друг к другу, в следующий момент Октавия повернула ребенка, чтобы Сорча могла видеть его лицо.
Сорча взглянула на плачущего младенца. Его брови были слегка вздернуты, хмурое личико походило на лицо Цезаря, когда он бывал недоволен, а миниатюрные губки были похожи на губы, которые она видела в зеркале всю свою жизнь.
Сорчу сковал ужас.
– Что не так? – спросила Ханна.
Другая медсестра сказала что-то, но Сорча ее не слушала.
– Как вы?.. – начала она.
Ее подозрения росли, однако она оборвала себя. Это невозможно. Здесь не крадут детей. И уж точно, люди не сидят напротив и не дразнят вас ребенком. Так бывает только в каком-нибудь триллере.
От ужаса ее сердце, казалось, грохотало. Неверие и уверенность боролись в ней, и Сорчу затрясло.
Обнажив лодыжку ребенка, которого она держала, Сорча повернула дрожащей рукой ярлычок. Там значилось «Келли».
Но это не ее ребенок! Ее малыша держит та, другая женщина.
Сорча взглянула на Октавию. Что она ожидает увидеть? Злую насмешку?
Нижняя губа Октавии дрожала.
– Мне не верят, – простонала она.
– Чему не верят? – спросила Ханна.
– Моя жена не в себе! – заявил Алессандро и попытался отобрать младенца у Октавии.
– Нет! – выпалила Сорча и наконец почувствовала власть иррационального и в то же время могучего инстинкта, который заставляет животных, забывая о самосохранении, защищать своих детенышей до последнего вздоха. – Не трогайте его!
Ребенок у нее на руках заливался плачем, и, конечно, следовало утешить его. Но ее сын в опасности!
Она вскочила и подошла к Октавии. У той из глаз полились слезы.
– Никто мне не верит, – всхлипнула Октавия. – Я хотела покормить его, но ему нужна его мать, а они не дают мне моего…
Женщины неловко обменялись младенцами, и головокружительная паника, овладевшая Сорчей, начала утихать. Однако сердце ее продолжало гулко биться, адреналин тек по жилам.
– Я верю вам, – сказала она, вдохнув родной запах, и улыбнулась дрожащими губами. Сорча поцеловала его в щечку и прижала к груди, на сей раз уверенная в том, что это ее сын. Сын Цезаря. – Конечно, мы знаем собственных детей.
Что за дьявольщина тут происходит? Что за дьявольщина?!
Октавия кивнула, закрыла глаза и склонилась над своим ребенком.
Сорча села и приложила Энрике к груди. Между ними образовалась связь. Наступила тишина. Малыши наконец получили еду, которую требовали.
В детской палате воцарилась оглушительная тишина.
– Что ты делаешь? – хрипло спросил потрясенный Алессандро.
– Разве ты не видишь, что их перепутали? Взгляни на него, – предложила Октавия.
– Это невозможно, – отрезала Ханна. – У нас очень строгие правила. Детей нельзя было перепутать. Вам не следовало делать это, – предупредила она, разглядывая табличку на лодыжке Энрике. На ней было написано: «Ферранте – мальчик». – Вы обе ошиблись.
Сейчас, когда она, перестав паниковать, кормила грудью своего ребенка, и он успокоился, Сорча разозлилась. Как персонал мог допустить это?!
– Ошиблись вы, – твердо сказала она, отталкивая руку Ханны. Если они собираются снова поменять детей, она будет сражаться до последней капли крови. Только то, что она держала на руках новорожденного, заставляло ее сидеть на месте. – Проверьте все. Вы увидите, что мы правы.
Хаос продолжался. Медсестры пытались уговорить матерей. К счастью, Октавия проявила такую же твердость, как и Сорча.
Наконец пришла хирург, доктор Рейнолдс. Она была в шоке и тут же задействовала администрацию больницы. Матерей убеждали, что шансы перепутать детей равны нулю. Было решено провести ДНК-тесты, а для начала сделать анализы крови.
Сорча старалась сохранить контроль над ситуацией. Лаборантка взяла кровь у ребенка, которого она держала. Сорча мысленно усмехнулась. Никто не обратил внимания на то, что она знает группу крови Цезаря – А. Она работала на него три года! Она знала о нем все.
Наконец руководство отправилось изучать видеозаписи операций, а медсестры остались, чтобы научить Сорчу и Октавию пеленать малышей. Ни та ни другая не были готовы выпустить из рук своих сыновей.
Сорча попыталась расслабиться, поговорила с Октавией, но ее мысли постоянно возвращались к тому факту, что при поступлении в больницу она указала в анкете имя Цезаря. В качестве ближайшей родственницы она назвала мать, но хотела, чтобы при неблагополучном исходе связались с Цезарем как отцом ребенка.
Ведь они не свяжутся с ним без ее согласия, верно?
Цезарь Монтеро слегка ущипнул себя за переносицу, сражаясь с головной болью и с желанием сказать своей невесте, что ему все равно, кто где будет сидеть на свадебной церемонии. Если бы Сорча была по-прежнему с ним, она взвалила бы это на свои плечи, предоставив ему возможность заняться более важными делами.
Вообще-то он был готов поспорить на любую сумму, что Сорча поддразнила бы его: «Что может быть важнее вашей свадьбы?» Она всегда ставила дела семейные на первое место. А еще она знала, когда можно пошутить с ним, а когда его лучше не трогать. Но, самое главное, она была способна принимать собственные решения.
Но Сорча уволилась, дьявол! Без записки, без какого-либо объяснения. Она уволилась, когда он лежал в клинике, едва придя в себя после комы. По словам отца, она предупредила Цезаря об уходе в те дни, о которых он ничего не помнил. После аварии он был без сознания почти три недели, а у его отца была своя помощница. Наверняка Сорча почувствовала себя лишней. Но ведь она должна была понимать, что со временем он вернется к работе. Отец мог найти ей временную должность или предложить отдохнуть. У нее накопилось достаточно отпусков.
Сорча была нужна ему больше, чем когда-либо, в первые месяцы по возвращении на работу, так как вначале он добирался до офиса на костылях.
Она была просто сотрудницей, напомнил себе Цезарь, раздраженный тем, что думает о ее уходе больше, чем она этого заслуживает. Да, ему недостает ее эффективности, но он не сентиментален. Они не были друзьями. Их отношения были профессиональными: он указывал, она выполняла.
«По крайней мере, она понимала простые инструкции», – подумал Цезарь, посмотрев на часы, которые начали пульсировать на его запястье. Дайега заметила это и взглянула на него так, словно он пнул ее сиамского кота. Мать Цезаря не осталась в стороне и цыкнула на него.
– Я просил, чтобы мне не мешали, – коснувшись своих «умных» часов, проинформировал он обеих женщин.
Его недовольный голос услышала и новая помощница. Она извиняющимся тоном сообщила:
– Звонят из лондонской больницы. Они говорят, это срочно.
Он сразу подумал о Сорче, хотя не предполагал, что она может заболеть или получить травму. Цезарю было известно, что теперь она работает в Лондоне. К тому же, если бы она нуждалась в медицинской помощи, вряд ли стала бы указывать его в качестве близкого человека. У нее есть семья в Ирландии.
Цезарь чуть было не отказался ответить на звонок, поскольку не понимал, по какой причине с ним хотят поговорить.
– Un momento, – сказал он, отходя подальше от женщин. – Цезарь Монтеро.
– Цезарь Монтеро… Розалес? – уточнил женский голос.
– Si. – Тревога усилилась, когда было названо его полное имя. – Кто говорит?
Женщина представилась администратором больницы.
– Мисс Келли предупреждала вас, что мы можем позвонить?
– Нет. – Он нахмурился, поняв, что речь идет о Сорче.
– О… – В голосе администратора послышалось смущение. – Ваши данные она указала в своей анкете. Вы не откажетесь подтвердить их?
– Si, – сказал Цезарь и по ее просьбе назвал дату своего рождения и место проживания. Он потер лоб, так как головная боль усилилась. – А что случилось?
– Разве вы не говорили сегодня с мисс Келли? – удивилась администратор.
Инстинкт заставил его ответить осторожно:
– Я был занят. Она оставила сообщение, но я его еще не прослушал.
– Но вы в курсе, что произошло прошлой ночью?
– Да, – солгал Цезарь, его сердце болезненно забилось. Значит, она звонила ему? – Я с тревогой ждал новостей, – добавил он. – Что вы хотите мне сообщить?
– Что ж, боюсь, новости неоднозначные. Есть небольшая вероятность того, что дети были перепутаны. – Она умолкла, ожидая его реакции.
Цезарю показалось, что у его ног разверзлась пропасть. Он не хотел, чтобы это поняла женщина, с которой он разговаривает, и две дамы в гостиной тоже. Они нетерпеливо ждали, когда он покончит с досадной помехой.
– Разумеется, мы проведем ДНК-тест, но надеемся, что уже анализ крови прояснит ситуацию. Как скоро вы сможете прибыть в Лондон? Больница покроет все расходы.
У Цезаря вырвался смешок.
– Вы?..
Повернувшись, он увидел устремленные на него взгляды невесты и матери. Мать показывала рукой на план размещения гостей за столом. Черты лица Дайеги заострились.
Воздух стал слишком плотным. Цезарь не мог вздохнуть. Словно в тумане, он вышел на маленький балкон, плотно закрыв за собой двери, и посмотрел вниз, чтобы убедиться, что в саду нет людей. Его взгляд слепо скользил по знакомому ландшафту: безупречным садам, спящим зимой виноградникам, волнам, накатывающим в отдалении на берег.
– Вы хотите сказать, что я должен предоставить материал для теста на определение отцовства? – недоверчиво спросил он.
– Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Сорча Келли назвала вас отцом, и по этому поводу у нас нет сомнений. Вопрос в том, мать ли она ребенка, за которым сейчас ухаживает. Как вы понимаете, нам не терпится во всем разобраться.
Цезарь не мог говорить, не мог думать. В его мозгу образовалась пустота.
Сказываются последствия комы?
– Я помогу вам разобраться очень быстро, – наконец сказал он. – Я бы помнил, если бы… – Цезарь оборвал себя и выругался.
Как описать потерю памяти? Словно открываешь дверь в кладовую, где хранятся воспоминания, и находишь пустую полку. Ощущение такое, будто тебя обокрали. А Цезарь больше всего на свете ненавидел воров.
– Мистер Монтеро? – раздался в его ушах женский голос.
Он не помнит, как переспал со своей помощницей, но это не значит, что такого не было.
Наконец Цезарь обрел способность мыслить логически. Если он стал отцом ребенка в течение недели, о которой ничего не помнит, единственный способ узнать правду – сдать анализ крови.
Однако осталась масса вопросов без ответа. Сорча обещала – даже торжественно поклялась, – что никогда не будет с ним спать.
Цезарь поверил ей. Не сразу, но поверил. С тех пор как из-за украденных новейших разработок его семья оказалась на грани банкротства, он вообще не верил людям.
Однако Цезарь хотел с ней переспать.
Значит ли это, что она нарушила свою клятву? Или тест докажет, что она назвала отцом своего ребенка не того мужчину? Может, она уехала из Испании потому, что была беременна и по какой-то причине не хотела говорить об этом настоящему отцу?
Это встревожило Цезаря. Сорча никогда его не подводила. Подобная ложь могла быть вызвана только необходимостью защитить себя или свою семью. Она подверглась нападению или шантажу? И поэтому сбежала?
И что это за безумная история с подменой младенцев? Похоже на мыльную оперу. Все это не имеет смысла, но он очень быстро восстановит порядок.
– Я вылечу в Лондон сегодня же.
Администратор вернулась в детскую палату вместе с мужем Октавии. Мрачное лицо Алессандро заставило Сорчу крепче прижать к себе Энрике. Он заговорил с женой, но Сорче не удалось услышать, что они обсуждают, хотя она навострила уши при упоминании своего имени. Она также услышала имя Примо. Октавия называла Примо кузеном Алессандро. Сорча мельком видела его накануне.
Администратор попросила внимания всех.
– Мы провели анализы крови. Однако результаты нельзя считать окончательными. С определенной долей иронии нам следовало бы именовать мальчиков А и Б, поскольку это их группы крови.
Алессандро и Октавия задали администратору несколько вопросов. Она уточнила, что у их сына группа Б, а у Энрике – А.
– Осталось получить результат анализа мистера Монтеро.
– Вы ему позвонили? – спросила Октавия, поворачиваясь и глядя на Сорчу.
Администратор продолжила:
– Мы связались с мистером Монтеро. Он направляется в Англию и в скором времени прибудет в больницу.
– Подождите. Что? Вы позвонили Цезарю?! – взвизгнула Сорча. Сердце ее стремительно ухнуло вниз.
Все уставились на нее. Она призналась Октавии, что они с Цезарем не живут вместе, но не сказала, что ему не было известно о ее беременности.
Это ужасно! Конечно, необходимо выяснить, как детей перепутали. Но Цезарь не должен был ничего знать!
Детская палата снова опустела. Муж Октавии вышел вместе с администратором. Лицо Октавии было хмурым. Она укачивала своего спящего малыша, но, казалось, пыталась успокоить себя.
Сорча обнаружила, что делает то же самое. Услышав сигнал своего мобильного телефона, она осторожно, чтобы не потревожить Энрике, достала его и взглянула на экран. Она изменила номер после того, как уволилась из компании Цезаря, тем не менее он прислал сообщение: «Я только что узнал, что должен сдать кровь. Зачем?»
Ей показалось, что она слышит его самый холодный и строгий тон.
О черт, черт, черт! Он собирается жениться в этот уик-энд. Может, все-таки следовало сообщить ему? Сколько раз она думала об этом, пытаясь понять, где наименьшее из зол.
Он не помнил, что между ними было, не звонил…
Ему было все равно.
Сорча взглянула на дорогие ей черты лица Энрике. Конечно же Цезарь влюбится в него так же быстро, как и она, верно? Ее отец, по крайней мере, любил ее, хотя не оставил им ничего после смерти. Но что скажет Цезарь? Его семья – полная противоположность ее семье. Это уважаемые люди, хотя им недостает тепла и привязанности друг к другу. Способен ли Цезарь любить своего сына? Или он отвергнет их обоих? Именно нежелание столкнуться с его равнодушием удерживало ее от звонка.
«Могу я тебе позвонить?» – дрожащей рукой набрала она сообщение.
«Я буду через несколько часов», – ответил он.
– Не-е-ет, – простонала Сорча.
– Все в порядке? – обеспокоенно спросила Октавия.
Говорить правду было слишком тяжело.
– Проиграла игру, – солгала Сорча и отложила телефон.
Что будет, когда она снова его увидит? Месяцы, проведенные без Цезаря, можно было сравнить с затянувшейся засухой. Сорча тосковала по нему. Но он с ней не связался. Он ничего подобного явно не испытывал.
Обняв их ребенка, Сорча пожалела, что ее мать не имеет личного самолета и не может, как Цезарь, прилететь в Лондон. Ей была отчаянно нужна поддержка перед встречей с ним.
О проекте
О подписке