– «Однако, – продолжает Лара, – я не уверена, что эта книга нам подойдет: она получилась слишком похожей на другой роман, выпущенный нашим издательством, под названием “В глубине души”. К тому же, если говорить в целом, у рукописи Элоди нет тех крючков, которые могли бы зацепить сегодняшнего читателя. Нынче высокий спрос на истории, основанные на реальных событиях, более жесткие и мрачные, а мы и так уже издали порядочное количество легких романтических историй, поэтому еще одна нам, пожалуй, ни к чему. Если Элоди напишет что‐нибудь другое, мы с удовольствием рассмотрим ее рукопись».

Веревочка обрывается, ветер умолкает, и я шлепаюсь на землю с такой силой, что аж зубы клацают.

Лара убирает телефон в сумочку и внимательно смотрит мне в глаза. Я не хочу показаться слабой, нужно принять вид решительный и профессиональный, поэтому все силы уходят на то, чтобы сохранить равнодушное выражение лица, хотя под столом я так сжала кулаки, что ногти больно впились в кожу ладоней.

– Мне очень жаль, Элоди, – говорит Лара сочувственно, – все эти отказы действительно болезненны, но, с другой стороны, все редакторы очень хвалят тебя и подбадривают. А то приходит иногда ответ, а там три слова: «Не годится, спасибо». А тут пусть и отказали, но дали весьма полезные разъяснения.

Я молча киваю, как болванчик. Где‐то в груди ворочается что‐то большое и тяжелое – отчаяние, наверное. Лара смотрит на меня в упор, ожидая хоть какой‐то реакции, но в душе у меня лишь опустошение и шок. Даже нелепо: я ведь знала, что с огромной долей вероятности провалюсь, как мне и твердили со всех сторон. Знала – но и это не конец света, верно? Совсем не конец. Я отхлебываю еще воды и, наконец‐то проглотив подступивший к горлу ком, хрипло спрашиваю:

– Так, и что теперь делать?

Лара улыбается – с некоторым облегчением. Судя по всему, ей доводилось иметь дело с истериками отвергнутых творцов, и мне приятно осознавать, что я не из их числа.

– Видишь ли, я и попросила тебя принести сегодня наработки для других книг именно потому, что Дарси дает нам второй шанс.

Я делаю еще один глоток и, наконец‐то взяв себя в руки, уточняю:

– Значит, у «Целующихся скал» шансов нет вовсе?

Лара отпивает вина, и я вижу, как она старательно подбирает слова, чтобы подсластить пилюлю.

– Полагаю, сейчас лучше сосредоточиться на новом романе.

Значит, ответ все‐таки отрицательный, и мне горько осознавать, что у рукописи, которой я посвятила год своей жизни, нет надежды увидеть свет. Ее выкинули, как пустой пакет от молока. Боюсь, сейчас я все‐таки огорчу Лару и разревусь. Она ведь столько времени потратила на мою рукопись, а я не просто провалилась, но еще и агента подвела. Эта мысль заставляет меня скорбно умолкнуть на целую минуту – так сказать, почтить память наших неоправдавшихся чаяний.

– Итак, – Лара усаживается поудобнее, – расскажи мне про свои наброски.

Я недоуменно моргаю, ошарашенная тем, как быстро мы перешли к следующему этапу, когда старый еще толком не закончился; не успела я толком оплакать свою книгу, а ее уже быстренько закопали без всяких положенных почестей, просто бросили в яму измученный трупик и даже поминки не справили.

– Ну ладно, давайте, – мямлю я, трясущимися руками доставая из сумки телефон. Пролистнув заметки, делаю глубокий вдох, чтобы голос не дрожал, и начинаю: – Что ж, вот у меня есть одна идея про пару из диких болот Шотландии, полюбившую друг друга еще в раннем детстве. Потом их семьи переезжают, влюбленные разлучаются и последующие десять лет пытаются отыскать друг друга вновь, и каждый раз им это почти удается. – Я поднимаю взгляд, силясь прочесть мысли Лары, но по ее лицу нельзя сказать ровным счетом ничего, поэтому приходится говорить дальше: – Мне хотелось обыграть идею судьбы, людей, родившихся друг для друга. Эдакая бессмертная классика.

Лара одобрительно кивает, но ее улыбка по-прежнему выглядит натянутой.

– Отличная идея… – начинает она с фальшивым энтузиазмом, за которым непременно следует «но». И оно, конечно же, следует: – …Но, видишь ли, Элоди, проблема в том, что она во многом совпадает с «Целующимися скалами». А есть что‐нибудь пожестче, вроде того, о чем просила Дарси?

– Ну… – Я таращусь в экран, не в силах прочитать ни одной буквы из-за подступающего ужаса. – Э… – Закусив губу, листаю и листаю заметки, прекрасно понимая, что у меня нет ничего даже близко похожего.

– Кстати, не первый раз за последнее время редакторы просят у меня истории о реальных преступлениях, – сообщает Лара. – По их словам, сейчас они разлетаются как горячие пирожки. Но я обычно не советую писателям изучать рынок и специально подгонять книги под тот или иной тренд, потому что к моменту публикации он уже сменится. Однако спрос на детективы по реальным событиям не ослабевает никогда, на него всегда находится покупатель. – Она выразительно смотрит на меня, но у меня в голове нет ни одной идеи. И навскидку ничего не находится, даже какая‐нибудь ерунда.

– Видите ли, у меня вообще такого нет, – сознаюсь я честно, – по крайней мере, на данный момент. Разве что… – Я слегка приободряюсь. – …Может, про сталкера? Скажем, женщину преследует незнакомец, или…

– Это надо будет как‐то оригинально обыграть, – замечает Лара.

Я нервно облизываю губы, раздумывая, не предложить ли историю Ноа – но она уж слишком реальна и слишком болезненна. Я не смогу.

– Давай договоримся так: ты вернешься домой, обдумаешь все как следует, сформулируешь несколько завязок и пришлешь мне, хорошо? А потом мы выберем время, созвонимся и обсудим их. Извини, что тороплю, но у меня через полчаса еще одна встреча.

– Все в порядке.

Лара настаивает на том, чтобы заплатить за еду, хотя рукопись завернули, и от этого мне еще более совестно. С другой стороны, надежда умирает последней, правда? Дарси ведь готова рассмотреть другие мои рукописи, и ей нравится мой стиль. А значит, я не совсем провалилась. Пока еще не совсем. На то, чтобы сочинить вторую книгу, потребуется еще полгода… а потом, после редактуры и отправки в издательство, может пройти еще год, а то и больше, прежде чем мне предложат договор на публикацию. Если вообще предложат. Сколько еще я готова работать в кофейне за сущие гроши, не имея за плечами никаких достижений, прежде чем окончательно сдамся и признаю, что родители были правы?

Мы выходим из прохладного зала кафе на раскаленную солнцем улицу.

– Я рада, что мы смогли побеседовать сегодня, – говорит Лара, поворачиваясь ко мне.

– Я тоже. Не терпится начать новый роман.

– Приятно слышать. Честно скажу: мне очень нравится идея поработать с тобой, но при этом не хочется, чтобы мы обе тратили время впустую, понимаешь?

Я киваю, хотя от такого ультиматума внутри начинает шевелиться колючий ледяной ком. Смысл ясен: или приносишь мне идею для бестселлера, или мы расстаемся.

С Марго мы познакомились на первом курсе университета. Прихожу я в кабинет к своему преподавателю Энтони Робертсу, чтобы обсудить с ним мою статью «Введение в законодательство о регулировании СМИ», а там Марго трахается с ним прямо на столе. С тех пор, сидя на семинарах и слушая лекции о различиях в нормативных требованиях к печатным и вещательным СМИ, я не могла забыть, что Энтони Робертс закусывает губу за секунду до оргазма.

Спустя несколько недель я наткнулась на Марго, рыдающую в секции свободного доступа в библиотеке. Мы пошли в бар, и она долго и горестно рассказывала, как безумно любит доктора Робертса, а он, оказывается, еще как минимум с двумя девчонками из кампуса спит. А потом Марго умыкнула с барной стойки бутылку текилы, и мы распили ее по дороге домой, подбадривая друг друга криками «Оле-оле!» и ржали, как две идиотки. Так и подружились.

Я должна встретиться с Марго минут через сорок пять, но настроения нет вовсе – рукопись провалилась, а Лара выставила мне ультиматум, вцепившийся в мозг пружинным капканом. Мне паршиво, конкретно паршиво. И я даже не знаю, что хуже: отменить посиделки из-за того, что фестиваль жалости к бедной себе лучше справлять в одиночестве, или все‐таки прийти и испортить Марго вечер своей кислой физиономией. Джек бы сейчас велел мне взять себя в руки, топать на встречу с подругой и забыть обо всем хотя бы на пару часов. Значит, так я и сделаю.

От асфальта поднимается такой жар, что до ресторана я добираюсь вся мокрая и запыхавшаяся, но нелегкий путь окупается роскошным видом на лондонские высотки, открывающимся из бара на крыше. Стеклянные небоскребы переливаются над горизонтом, справа блестит Темза, отсюда, с высоты, кажущаяся такой чистой, что хочется в нее нырнуть. И если следующие пару часов получится удержаться от падения в бездну уныния, будем считать, что я победила.

Марго в ослепительно-белом платье, подчеркивающем ее природную смуглость, дожидается меня в углу, потягивая коктейль. Я направляюсь к ней, лавируя между столиками, и напоминаю себе, что нужно улыбаться, выглядеть веселой и ни в коем случае не думать о том, что я, вероятнее всего, совершенно зря бросила карьеру и вернулась в Кроссхэвен. Марго, заметив меня, улыбается во все тридцать два, и я просто не могу в очередной раз ею не залюбоваться. Подружка сгребает меня в объятия, и я чувствую запах английской груши и фрезии – ее любимый парфюм от Джо Малоне.

– Я заказала тебе напиток, – сообщает Марго, пока я усаживаюсь на место.

– Спасибо.

– Наша встреча чуть не сорвалась – я тут с такой невестищей мучаюсь, слов цензурных нет! У нее вообще отсутствует понятие «рабочие часы», запросто может позвонить мне посреди ночи с каким‐нибудь дурацким вопросом про импортный шелк. Я уже всерьез подумываю ей транквилизаторы в чай подсыпа́ть. А то она тут потребовала, чтобы я вот прямо сейчас все бросила и сегодня же мчалась в Ньюквей смотреть какие‐то подсвечники.

– Вот уж повезло жениху с сокровищем…

Марго смеется. Несмотря на периодические жалобы, она обожает свою работу. Заниматься организацией свадеб она мечтала, что называется, с младых ногтей, – ее мама как‐то рассказывала мне, что в детстве Марго часами могла пересматривать видеозапись со свадьбы родителей по кругу. Как диснеевский мультик.

– Ну, как прошла твоя встреча? Я жажду услышать подробности!

А я вот абсолютно не жажду делаться подробностями катастрофы, которой эта встреча обернулась.

– К этому вопросу мы еще вернемся. – Я широко улыбаюсь, чтобы Марго не вздумала и дальше расковыривать свежую рану у меня в душе. – Давай-ка я тебе лучше про своего сталкера расскажу.

Ход с козырей себя оправдал на все сто: как только до Марго доходит, о чем я говорю, все ее мысли о моей книге мигом улетучиваются.

– Что?!

– Ну, про того парня, который ошивается по вечерам возле библиотеки и сидит на лавочке в парке, куда я на пробежку по утрам выхожу.

По лицу подруги разливается смесь ужаса и восторга.

– Ты серьезно?

– Он посещает нашу кофейню не меньше четырех раз в неделю. Спокойный, как мертвец, аж жуть берет, а еще у него такие темные круглые очки вроде тех, какие серийные убийцы носят. – Я настолько вхожу во вкус, излагая подробности, что аж подаюсь вперед. Примерно такой же азарт охватывает меня всякий раз, когда я сажусь за компьютер писать очередную главу. И пусть сейчас история совершенно реальная, меня все равно не оставляет ощущение, будто речь не обо мне, а о ком‐то другом. – Он всегда носит темную одежду и берцы, и я каждый раз прямо‐таки чувствую, когда он поблизости, представляешь? И он вечно таращится, словно ему что‐то от меня нужно.

– Элоди…

– А недавно он шел за мной до самого дома.

– Он знает, где ты живешь? – бледнеет Марго. – До самой двери за тобой шел?

Похоже, я рано порадовалась, что удалось сменить тему: в голосе подруги слышится неподдельная тревога.

– Элоди, ты в полицию обращалась?

Все удовольствие от процесса рассказывания мигом испорчено. Я-то ждала, что Марго просто посмеется и скажет, что парень, возможно, странный, но зацикливаться на его странностях не обязательно; а вместо этого она беспокоится не меньше Джека.

– По-моему, бежать в полицию – это уже перебор. Он ведь не сделал мне ничего плохого, а? Даже заговорить со мной ни разу не пытался.

– Все равно стоит сообщить о преследовании.

Я закатываю глаза: мол, было бы о чем.

– Да он, наверное, просто втюрился.

– Тогда любовные записочки в сумку подбрасывают или кофе предмету страсти покупают, но уж никак не преследуют до дома. Это ненормально.

– Записочки в сумку? Мы что, случайно угодили во временной разлом и вывалились в тридцатых годах? – шучу я, пытаясь разрядить обстановку.

– Мне страшно.

– А мне нет, – бравирую я нарочно, потому что реакция Марго заново взбаламутила и мои страхи, до этого тихо осевшие на дно души.

– Ты же одна живешь.

– А с кем мне жить?

Марго раздраженно вздыхает.

– Я имею в виду, что тебе и не поможет никто, если маньяк начнет в дверь ломиться.

Я отхлебываю коктейль, подыскивая ответ. Вот эта самая мысль, озвученная Марго, не дает мне спать по ночам, заставляя подпрыгивать от каждого шороха. Трубы где‐то наверху скрипнули – вдруг это тот мужик по чердаку бродит? Оконное стекло в раме задребезжит – а вдруг он пытается окно открыть? Холодильник гудит – а мне кажется, что преследователь напевает себе под нос, пока по лестнице забирается.

– Да это просто смешно. К тому же я не одна. Джек частенько остается у меня ночевать.

– А он в курсе про сталкера?

Я утвердительно киваю.

– Даже позволил мне несколько дней пожить у него, после того как тот мужик за мной шел до дверей. Джек настаивал, чтобы я осталась еще на какое‐то время, но, честно говоря, вряд ли все настолько плохо.

– Джек о тебе позаботится. – Подруга заметно успокаивается.

– Он всегда обо мне заботится.

– Джек… – повторяет Марго, катая имя на языке, как засахаренную ягодку. – А у него самого как дела?

– Все пучком, – улыбаюсь я, радуясь смене темы.

– До сих пор не верится, что вы с ним так и не переспали.

– Я ведь тебе уже говорила, он мне как брат. К тому же он в любом случае не фанат долгосрочных отношений. А я не хочу стать еще одной зарубкой на спинке его кровати. – Дабы не давать Марго пищи для размышлений, я никогда не признавалась, что в юности была безумно влюблена в Джека, но после одного поцелуя, закончившегося просто отвратительно, пришлось переплавить любовь романтическую в родственную. – Не хочу портить нашу дружбу сексом.

– Если секс что‐то портит, значит, это неправильный секс.

Я смеюсь.

– Мне кажется, тебе просто нужно больше времени, – продолжает Марго, имея в виду Ноа.

Я отвожу взгляд, совершенно не желая обсуждать эту тему и снова погружаться в пучину скорби. Подруга улавливает намек.

– Ладно, – широко улыбается она, сворачивая со скользкой темы, – раз уж Джек тебе не нужен, можно я возьму его поиграть?

– Ни в коем случае.

– Ну и ладно, – ничуть не обижается она, – оставь себе, раз уж отняла его у всей женской половины человечества.

– А мне казалось, ты теперь исповедуешь моногамию, разве нет?

– Моногамию, а не целибат. – В темных глазах Марго пляшут чертенята.

В этот момент подходит официант, и мы заказываем еще по коктейлю. Марго внимательно изучает меню, выбирая, что́ взять на этот раз. Она выглядит такой счастливой – вся словно светится изнутри, пропитанная солнечными лучами. Я почти открываю рот, чтобы спросить, какими средствами для кожи она пользуется, но потом соображаю, что ответ будет в духе «да я просто влюблена, живу со своим кавалером и регулярно испытываю роскошные оргазмы». Ни за какие деньги не купишь лосьон, после которого лицо будет так сиять.

– Как поживает Габриэль? – спрашиваю я, и улыбка Марго становится шире, как и всякий раз, когда разговор заходит о ее возлюбленном.

– Сегодня должен вернуться из Парижа. Я по нему соскучилась. Очень-очень соскучилась.

Я улыбаюсь в ответ, радуясь счастью подруги. В прошлом году, в феврале, в золотистых лучах зимнего солнца, бьющих в высокие арочные окна ее квартиры, Марго созналась мне: «Элоди, я на него серьезно запала. Кажется, влюбилась по-настоящему». Она тогда произнесла слово «влюбилась», словно тайное заклинание, хотя я уже тысячу раз слышала от нее нечто подобное; Марго меняла кавалеров как перчатки. Помню, мне подумалось: через пару недель все закончится, и у нее появится новая «великая любовь».

С тех пор прошло шестнадцать месяцев.

– А может, все‐таки махнемся на Джека? – дразнюсь я.

– Я подумаю.

Официант приносит наши коктейли, и, стоит ему уйти, Марго добавляет:

– Вообще‐то у меня есть новости.

Мы с ней в том возрасте, когда такие слова могут означать только два события. Я смотрю на левую руку Марго, но кольцо, означающее помолвку, там не блестит, и поэтому я перевожу взгляд на живот подруги, гадая, не беременна ли она.

– Я заключила договор с издательством!