– Слова! – рассмеялся Даэман. – Минуту назад ты говорил, что это были цифры.
– Что там было сказано? – спросила Ханна.
Харман огляделся.
– Восемь-восемь-четыре-девять, – тихо сказал он.
Ада покачала головой:
– Похоже на код факс-узла, но число слишком большое. Я никогда не слышала о коде, который начинался бы с двух восьмерок.
– Таких не бывает, – сказал Даэман.
Харман пожал плечами:
– Возможно, но, когда мы доедим, я собираюсь испробовать этот номер.
Ада посмотрела на далекий горизонт. Кольца пересекались в бледно-голубом небе узкими полосками молочного цвета.
– Вот почему ты не выбросил термоскины в урну, как велели нам сервиторы?
– Не знал, что ты заметила. – Харман ухмыльнулся и отхлебнул вина. – Я пытался сделать это незаметно. Видимо, я плохо умею таиться. По крайней мере, сервиторы к тому времени уже факсировали.
Тут, как по заказу, очередной сервитор подлетел наполнить их опустевшие бокалы. Сферическая машина висела по другую сторону стены – в восьмистах футах над красно-желтой пустыней, – пока ее изящные руки в белых перчатках наливали вино.
Если бы Харман не настоял, чтобы они еще до факса надели под одежду термоскины, все четверо могли бы проститься с жизнью.
– Господи! – воскликнул Даэман. – Где мы? Что происходит?
Никакого павильона здесь не было и в помине. Код 8849 выбросил их прямо во мрак и хаос. Ветер ревел. Ноги скользили по льду. На каждом шагу в завывающей тьме люди натыкались на что-нибудь острое.
– Ада! – крикнул Харман. – Свет!
Капюшоны давали ночное видение, но никто из них до сих пор капюшона не надел, да в этой кромешной тьме и не было света, который могли бы усилить линзы.
– Я пытаюсь его включить… Готово!
Фонарик, который она позаимствовала у Тоби, тонким лучом разрезал темноту и осветил заиндевелую открытую дверь, трехфутовые сосульки, волны застывшего льда на полу. Ада повела лучом, и три лица в термоскиновых масках обратились к ней. На них явственно читалось изумление.
– Здесь нет павильона, – сказал Харман.
– В каждом факс-узле есть павильон, – возразил Даэман. – Не может быть портала без павильона. Верно?
– В старые дни были, – ответил Харман. – Тогда существовали тысячи частных узлов.
– О чем это он? – закричал Даэман. – Выбираться надо!
Ада повела лучом к тому месту, на которое они факсировали. Портала не было. Они стояли в комнате со шкафами, столами и стенами. Все покрывал лед. В отличие от факс-павильона, в центре комнаты не было пьедестала с кодовой пластиной. Это означало, что вернуться они не могут. В луче фонаря танцевал миллион ледяных искр. За стенами ревел ветер.
– Даэман, то, что ты сказал раньше, стало правдой, – произнес Харман.
– Что? Что я такого сказал?
– Что мы в ловушке. Как крысы.
Даэман заморгал, а луч переместился на обмерзшие стены. Ветер завыл еще громче.
– По звуку похоже на ветер в Сухой долине, – заметила Ханна. – Хотя никаких построек там не было. Или были?
– Навряд ли, – сказал Харман. – Однако я согласен, мы явно попали в Антарктику.
– Куда? – переспросил Даэман, стуча зубами. – Что за ант… антаттика?
– Холодное место, где мы побывали утром, – сказала Ада и шагнула в проем, на мгновение оставив их в темноте.
Они поспешили за Адой и сгрудились за ее спиной, как гусята.
– Тут коридор, – сказала Ада. – Шагайте осторожнее. На полу фут льда и снега.
Обледенелый коридор вел в обледенелую кухню, обледенелая кухня открывалась в обледенелую гостиную с занесенными снегом перевернутыми диванами. Ада провела лучом по окнам, покрытым тройной глазурью инея.
– Я, кажется, знаю, где мы, – прошептал Харман.
– Не важно, – сказала Ханна. – Главное, как отсюда выбраться?
– Погоди. – Ада направила фонарь на ледяной пол, и все лица озарил отраженный снизу свет. – Пусть скажет, мне интересно.
– По легенде, которую я слышал, у женщины, которую мы ищем, – Вечной Жидовки – был дом на горе Эребус, вулкане в Антарктиде.
– В Сухой долине? – Даэман поминутно оглядывался в темноту за спиной. – Господи, ну и мороз!
Ханна так резко рванула к нему по льду, что Даэман отшатнулся и чуть не упал.
– Дурачок, капюшон надень, – сказала она. – Всем надо. Иначе мы обморозимся. К тому же через кожу головы мы теряем слишком много тепла.
Она вытащила зеленый капюшон из-за ворота Даэмановой рубашки и натянула ему на голову.
Остальные тоже надели капюшоны.
– Так-то лучше, – сказал Харман. – Теперь я вижу. И наушники заглушают рев ветра.
– Ты рассказывал, что у этой женщины было жилье… рядом с Сухой долиной? Мы сможем дойти пешком до тамошнего факс-павильона?
Харман беспомощно развел руками:
– Не знаю. Возможно, так она и попала на Горящего Человека – просто пришла пешком. Однако я не знаю географии. Может, дотуда миля, может – тысяча.
Даэман глянул на черные заиндевелые окна. Ветер гнул небьющиеся панели.
– Я отсюда не выйду, – отрезал он. – Ни за что.
– В кои-то веки я согласна с Даэманом, – сказала Ханна.
– Ничего не понимаю. – Ада свела брови. – Ты сказал, женщина жила здесь давным-давно… жизни назад… многие столетия. Как она…
– Не знаю, – сказал Харман и, одолжив у Ады фонарик, пошел по следующему коридору.
Его остановило что-то, похожее на белые прутья. Пока остальные смотрели, Харман вернулся в занесенную снегом гостиную, взял самое тяжелое, что сумел отодрать ото льда, – это был стол, и Харман, отрывая его от пола, сломал ему ножки, – после чего вернулся в коридор и начал крушить сосульки, прокладывая себе путь.
– Куда ты? – крикнул Даэман. – Какой смысл туда идти? Тут миллион лет никого не было. Мы просто замерзнем насмерть, когда…
Харман ногой распахнул дверь в конце коридора. Хлынул свет. И тепло. Трое остальных бросились вперед так быстро, как только могли бежать по скользкому льду.
Как и комната, в которую они факсировали, это было помещение без окон, примерно двадцать на двадцать футов, но теплое, светлое, без снега и льда. И вдобавок его почти целиком заполняла овальная металлическая машина футов двенадцать в длину. Она беззвучно парила в трех футах над бетонным полом. Сверху стеклянным куполом поблескивало силовое поле. На поверхности имелось шесть углублений с мягкой черной обивкой; каждое было размером с человеческое тело, а там, где должны располагаться руки, торчали короткие рукояти.
– Похоже, кто-то ждал, что нас будет больше, – прошептала Ханна.
– Что это? – спросил Даэман.
– Думаю, это соньер… также называемый ПЛА, – тихо проговорил Харман.
– Что?! – спросил Даэман. – Что означают эти слова?
– Не знаю, – ответил Харман. – Но люди Потерянной Эпохи в таких летали.
Он тронул силовое поле; оно разошлось под пальцами, как ртуть, сомкнулось вокруг руки и поглотило запястье.
– Осторожнее! – крикнула Ада.
Однако Харман уже опустился сперва на колени, потом на живот и устроился в мягком черном углублении. Его голова и спина слегка возвышались над верхней поверхностью машины.
– Отлично, – сказал он. – Удобно. И тепло.
Остальных его слова успокоили. Ада первой заползла на аппарат, вытянулась и ухватила за рукояти:
– Они для управления, да?
– Понятия не имею, – ответил Харман.
Ханна и Даэман тоже вползли на машину и устроились во внешних углублениях; два центральных остались свободными.
– Ты знаешь, как ею управлять? – спросила Ада чуть более высоким, чем обычно, голосом. – Из книг? Из чтения?
Харман только мотнул головой.
– Тогда что мы здесь делаем? – спросила Ада.
– Экспериментируем.
Харман свинтил крышку с правой рукояти. Под ней обнаружилась единственная красная кнопка. Харман ее нажал.
Стена перед ними исчезла, словно ее сдуло в антарктическую ночь. Ледяной ветер со снегом закружил, слепя глаза, как будто из комнаты высосало весь воздух и на его место ворвался буран.
Харман открыл рот, собираясь крикнуть: «Держитесь крепче!», но не успел издать ни звука – соньер на немыслимой скорости вырвался из комнаты, прижимая их подошвы к металлу, и все отчаянно вцепились в рукояти.
Пузырь защитного поля над головами защищал их от ветра и смертельного холода, когда соньер, ПЛА, эта штука летела прочь от белого вулкана и обледенелых полуразрушенных строений на его обращенном к морю склоне. Линзы ночного видения явили взорам мертвый, обледенелый ельник вдоль побережья, заметенные снегом остатки каких-то машин у залива, а затем белое замерзшее море.
Соньер выровнялся на высоте примерно тысячи футов над замерзшим морем и полетел прочь от земли.
Харман ненадолго выпустил одну рукоять и активировал на ладони функцию поиска направления.
– Северо-восток, – сообщил он по связи между костюмами.
Никто не ответил. Все пытались совладать с жестокой тряской, цепляясь за рукояти; им было не до того, каким курсом они летят к смерти.
Кое о чем Харман умолчал. Если древние карты, которые он штудировал, не врут, в этом направлении на тысячи миль ничего нет. Ничего.
Через десять минут соньер начал снижаться. Они вылетели за край сплошного льда, теперь внизу была черная вода, усеянная айсбергами.
– Что случилось? – спросила Ада, злясь на дрожь в своем голосе. – У машины кончается энергия… топливо… на чем там она работает?
– Не знаю, – ответил Харман.
Соньер летел теперь в какой-то сотне футов над водой.
– Глядите! – Ханна отпустила рукоять и указала вперед.
Внезапно из холодного моря вынырнула сморщенная спина чего-то огромного, живого, заросшего от древности ракушками; в линзах ночного зрения было видно исходящее от него животное тепло, пульсирующее, словно кровь. Взметнулся фонтан воды, и Харман сквозь силовое поле почуял в свежем воздухе запах рыбы.
– Что?.. – начал Даэман.
– Полагаю, это называется… кит, – сказал Харман. – Но я думал, они вымерли тысячелетия назад.
– Может быть, постлюди их вернули? – предположила Ада.
– Может.
Они летели все дальше в море, на северо-восток, не меняя высоты, и пассажиры немного успокоились, привыкая к новым обстоятельствам, как свойственно человеку спокон веков. Харман перевернулся на спину и смотрел на яркие звезды, проступавшие средь рваных облаков. Из задумчивости его вывел возглас Ады:
– Там, впереди!
Над темным горизонтом показался гигантский айсберг. Соньер мчался прямо на него. Машина уже пролетела над несколькими айсбергами или мимо них, но этот был несравнимо больше – он тянулся на многие мили, бело-голубой в линзах ночного зрения, – и значительно выше. Казалось, машина неизбежно врежется в эту ледяную стену.
– Мы можем что-нибудь сделать? – спросила Ада.
Харман мотнул головой. Он понятия не имел, с какой скоростью летит машина – самым быстрым транспортом в их жизни были запряженные войниксами дрожки, – но понимал, что столкновение их убьет.
– У тебя есть еще что-нибудь на рукоятках? – неожиданно спокойно спросила Ханна.
– Нет, – ответил Харман.
– Можно спрыгнуть, – сказал Даэман сзади и слева от Хармана.
Соньер слегка покачнулся: это Даэман встал на четвереньки, почти уперевшись головой в защитное поле.
– Нет, – сказал Харман приказным тоном. – В ледяной воде ты не протянешь и трех секунд – даже если переживешь падение. А ты его не переживешь. Ложись.
Даэман плюхнулся на живот.
Соньер не снижал скорости и не менял курс. Бело-голубая стена – Харман догадывался, что ширина айсберга по меньшей мере две мили, – неслась на них и росла. Харман предполагал, что айсберг торчит над водой по меньшей мере на триста футов. Они ударят в него на двух третях высоты.
– Мы ничего не можем сделать? – полуутвердительно проговорила Ада.
Харман снял капюшон и поглядел на нее. Под силовым пузырем было не так уж холодно.
– Кажется, нет. Прости.
Он правой рукой потянулся к ее левой. Ада сбросила капюшон, чтобы встретиться с ним глазами. На несколько мгновений их пальцы переплелись.
Когда до столкновения оставалось несколько сотен ярдов, соньер плавно сбросил скорость и начал набирать высоту. Он пронесся над вершиной айсберга с запасом футов десять, сделал вираж вправо, еще замедлился, завис ненадолго и опустился на поверхность. Снег шипел под его нагретым брюхом.
С минуту все четверо молча лежали на своих местах, не выпуская рукояток.
Внезапно силовое поле исчезло, и ледяной ветер обжег лицо Хармана. Он торопливо натянул капюшон, глянув на Аду, которая сделала то же самое.
– Надо выбираться, пока эта штука не унесла нас куда-нибудь еще, – тихо сказала Ханна по общей связи.
Они вылезли из машины. Ветер чуть не сбил их с ног, немного утих и снова ударил. Поземка трепала одежду и капюшоны.
– Что теперь? – прошептала Ада.
Словно в ответ на ее слова впереди замигали два ряда инфракрасных маяков, очертив тропу футов десять шириной и ярдов сто длиной, ведущую от соньера… в никуда.
Они пошли, держась друг за друга, чтобы не упасть. Если бы не маячки, ярко сияющие в линзах ночного видения, они бы повернулись спиной к ветру, мгновенно потеряли направление и очень скоро шагнули бы с края айсберга справа от них.
Дорожка привела к дыре в поверхности айсберга. Высеченные во льду ступеньки уходили вниз, к далекому красному сиянию.
– Рискнем? – сказала Ханна.
– А что нам остается? – спросил Даэман.
Городская обувь скользила на ледяных ступенях, но к правой стене был пришпилен металлическими крючьями какой-то трос, и все четверо спускались, держась за него. Харман насчитал сорок ступеней, прежде чем лестница уперлась в ледяную стену. Нет, лестница не кончилась, а повернула вправо – пятьдесят ступеней на сей раз, – затем влево – еще пятьдесят ступеней. И все это время спуск освещали вмонтированные в лед инфракрасные маячки.
Лестница окончилась коридором, ведущим вглубь айсберга. Теперь его освещали не только алые, но и зеленые и голубые огни. Иногда коридор раздваивался, но всякий раз освещен был лишь один путь. Раз им пришлось одолевать пологий подъем, затем – долгий спуск. В лабиринте поворотов и развилок все скоро утратили чувство направления.
– Кто-то нас ждет, – шепнула Ханна.
– Я на это рассчитываю, – ответила Ада.
Они вышли в просторный зал, футов шестьдесят в самом широком месте. Ледяной потолок нависал футах в тридцати над головой, стены были изрезаны множеством входов, которые соединялись ледяными лестницами, пол имел несколько уровней. Обогреватели на подставках горели оранжевым, из стен, потолка и пола торчали разнообразные источники света. На невысокой платформе лежали подушки из чего-то, похожего на мохнатые звериные шкуры, рядом стоял низкий стол, заставленный блюдами с едой, кувшинами и кубками.
– Все хорошо, – раздался у них за спиной женский голос. – Еда не отравлена.
Она вышла из высокого ледяного проема и теперь спускалась к ним по зигзагу лестницы. Харман успел заметить, что волосы у нее седые – почти неслыханный оттенок, который выбирали только отъявленные сумасброды, – а лицо морщинистое, как и говорил Даэман. Никто из них – за исключением Даэмана на прошлом Горящем Человеке – не видел настолько старого лица. Даже девяносто девятилетнему Харману сделалось не по себе.
И все же, несмотря на возраст, она была довольно привлекательна и двигалась твердой походкой. На ней был обычный синий жакет, вельветовые брюки и прочные ботинки; на эксцентричность намекал лишь алый шелковый плащ какого-то сложного покроя, нигде не свисавший простыми складками. Когда женщина вступила на платформу в нескольких футах от них, Харман заметил у нее в руке темный металлический предмет.
Словно впервые заметив этот предмет, она направила его на гостей.
– Кто-нибудь знает, что это?
– Нет, – негромким хором откликнулись Даэман, Ада и Ханна.
– Да, – сказал Харман. – Это какое-то оружие Потерянной Эпохи.
О проекте
О подписке