31
– Впечатляет, – проговорил А.Беттик.
Я бы, наверно, выразился иначе, но в тот момент у меня просто не нашлось слов. Я крутил головой, пытаясь собраться с мыслями. Итак, мы уже не среди джунглей и не на реке и тонуть уже не тонем. (Сколько «не»!)
Плот ловко перепрыгивал с волны на волну; несмотря на то что вода захлестывала палубу, наше средство передвижения уверенно держалось на плаву. Я встал на колени, зачерпнул в пригоршню воды и осторожно попробовал на вкус, после чего надолго приник губами к фляжке. Здешняя вода была солонее даже той, которой полны моря Гипериона.
– Ух ты, – пробормотала Энея. Должно быть, она разумела луны. Три громадных оранжевых диска и впрямь производили внушительное впечатление, причем центральный был настолько огромен, что, поднявшись над водой ровно наполовину, заслонил собою горизонт. На фоне этой громадины Энея выглядела совсем крохотной. Я закрепил руль и присоединился к своим спутникам. Плот покачивало, и, чтобы не упасть, мы все трое держались за шест, на котором по-прежнему болталась рубашка А.Беттика, отливавшая белым в свете звезд.
Я перестал разыгрывать из себя бывалого мореплавателя и окинул небеса взглядом пастуха. Созвездий, к которым я привык с детства – Лебедя, Близняшек, «Ковчегов» и Главной Базы, – видно не было (или, может, я не узнал их исказившиеся очертания). Однако Млечный Путь никуда не делся: извилистое галактическое шоссе протянулось от горизонта к горизонту, уходя в неведомые дали. Звезды в нем сверкали неожиданно ярко, хотя должны были бы потускнеть в свете лун (ведь тускнели же звезды в сиянии не слишком крупной луны, что вращалась вокруг Старой Земли). Очевидно, атмосфера на планете была довольно разреженной; к тому же искусственного освещения не было и в помине. Этим и объяснялось великолепие небес. Жутко представить, что творится на здешнем небе в безлунные ночи.
Интересно, куда нас занесло?
– Корабль, – проговорил я в комлог, – ты меня слышишь?
– С вами говорит дистанционный модуль. – Признаться, я не ожидал, что корабль откликнется. – Чем могу помочь, месье Эндимион?
Мои спутники уставились на комлог.
– Значит, я говорю не с кораблем?
– Прямая связь с бортовым компьютером невозможна, – объявил механический голос. – Контакт прервался в тот момент, когда вы прошли через нуль-портал. Однако дистанционный модуль имеет аудио– и видеодатчики.
– Ты можешь сказать, где мы находимся?
– Минуточку. Приподнимите, пожалуйста, комлог. Благодарю. Мне нужно сделать снимок неба и сопоставить его со звездной картой и исходными координатами.
Модуль углубился в подсчеты.
– Мне кажется, я знаю, куда мы попали, – произнес А.Беттик.
У меня тоже были на сей счет кое-какие соображения, но я не стал торопиться.
– Очень похоже на планету под названием Безбрежное Море, – продолжал андроид. – Когда-то она входила в Сеть, а ныне подчиняется Ордену.
Энея, молча наблюдавшая за восходом лун, не проронила ни слова. Лицо девочки выражало восторг. Я понял вдруг, что различаю рыжевато-коричневые облака, бегущие над темной поверхностью самой большой луны, а присмотревшись, разглядел долину с многочисленными ответвлениями, следы лавовых потоков и нечто вроде громадного ледника, уловил намек на горный кряж. Мне вспомнились голографические изображения Марса, каким тот был до терраформирования.
– У Безбрежного Моря как раз три луны. Впрочем, планета сама является спутником гиганта размерами с Юпитер.
– А луны вон такие? – Я ткнул пальцем в сторону оранжевых дисков.
– Именно такие, – отозвался андроид. – Я видел снимки… В эпоху Гегемонии на Безбрежном Море трудились роботы, добывавшие полезные ископаемые.
– Я с тобой согласен, это очень похоже на Безбрежное Море. Мне доводилось слышать рассказы охотников, которые расхваливали здешнюю рыбалку. Они утверждали, что тут водится некая разновидность головоногих, достигающая в длину сотни метров. Эта тварь питает слабость к рыбацким судам…
Я замолчал. Мы все трое уставились на темную воду. Тишину нарушил голос комлога:
– Готово! Результат моих вычислений в точности совпадает с координатами! Вы находитесь на спутнике планеты в системе Семидесятой Змееносца альфа, в двадцати семи целых девяти десятых световых лет от Гипериона, в шестнадцати целых восьмидесяти двух сотых световых лет от Старой Земли. Это двойная система, расстояние до альфы Змееносца составляет ноль целых шестьдесят четыре сотых астрономической единицы, а до беты восемь целых девять десятых. Поскольку здесь имеется атмосфера и обнаружена вода, логично предположить, что вы находитесь на втором по счету спутнике планеты, известном во времена Гегемонии под названием Безбрежное Море.
– Спасибо, – поблагодарил я.
– Что касается координат…
– Потом, – перебил я, выключая комлог.
А.Беттик снял с шеста рубашку и надел ее на себя. Дул сильный ветер, было совсем не жарко. Я достал из вещмешка свой терможилет, спутники последовали моему примеру. А невероятных размеров оранжевая луна продолжала подниматься в усыпанное звездами небо.
«Путешествие по Безбрежному Морю, – говорилось в «Путеводителе по мирам Великой Сети», – представляет собой непродолжительную, но приятную интерлюдию между другими, более приспособленными для отдыха и развлечений мирами. – Мы сгрудились у очага и читали при свете единственного уцелевшего во время бури фонаря. Впрочем, необходимости в фонаре не было, поскольку свет трех лун успешно разгонял ночную тьму. – Фиолетовый цвет воды вызван наличием в ней особой разновидности фитопланктона и никак не связан с разреженностью атмосферы, которой объясняются прекрасные закаты. Расстояние между порталами на планете составляет около пяти километров – этого вполне достаточно для большинства путешественников, – и приблизительно посредине располагается знаменитый на всю Сеть Аквариум и Гриль-Бар Гаса. Не упустите возможности попробовать жаркое из морских обитателей, суп из гектонога и замечательное вино из желтых водорослей. С одной из множества террас на Океанской Платформе Гаса вы можете понаблюдать за великолепным закатом и еще более великолепным восходом лун. Планета известна тем, что на ней нет ни клочка суши, а в океане обитают агрессивные формы жизни (к примеру, «левиафан с пламенной пастью»); тем не менее беспокоиться не стоит – экскурсионный катер пройдет по «коридору безопасности» между порталами в сопровождении боевых кораблей. У путешественника, побывавшего на Безбрежном Море и заглянувшего в Гриль-Бар Гаса, останутся только хорошие воспоминания. (Примечание: в случае плохой погоды или усиления агрессивности фауны путешествие на Безбрежное Море может не состояться. Возможно, вы посетите планету в следующий раз.)».
И все. Я вернул книгу А.Беттику, выключил фонарь, перебрался на нос и стал изучать горизонт через прибор ночного видения.
– Вранье. Видимость километров двадцать пять, а второго портала что-то не заметно.
– Быть может, его передвинули, – предположил А.Беттик.
– Или он затонул, – прибавила Энея.
– Очень смешно. – Я снял прибор и вновь подсел к нагревательному кубу.
– Вполне возможно, что здесь, как и на других мирах, существуют два отрезка реки – один короче, а другой длиннее, – сказал андроид.
– Если так, мы почему-то все время оказываемся на длинных отрезках.
Хотелось есть, поэтому мы взялись за готовку. После бури, которую мы выдержали на реке, аппетит у всех разыгрался настолько, что его не смогли утолить ни хлопья, ни тосты с кофе.
Мы скоро привыкли к размеренному покачиванию плота и заодно убедились, что морской болезни никто из нас не подвержен. После второй чашки кофе я почувствовал себя лучше. Признаться, описание планеты в «Путеводителе» возбудило мое любопытство, хотя мне не слишком понравилось упоминание о «левиафане с пламенной пастью».
– Я вижу, ты доволен? – спросила Энея, когда мы остались вдвоем – А.Беттик отправился к рулю.
– Пожалуй, да.
– Почему?
– Приключение. – Я развел руками. – Вдобавок никто не пострадал…
– Если бы не портал, мы бы наверняка утонули, – заметила девочка.
– Может быть.
– Что ты чувствуешь? – Судя по тону, Энее действительно было интересно.
– Мне всегда нравилось путешествовать. Убегать от рутины. Знаешь, природа дает ощутить… как бы поточнее выразиться… связь с чем-то более значительным… – Я умолк, сообразив, что моя последняя фраза сильно смахивает на цитату из проповеди какого-нибудь правоверного дзенгностика.
– Мой отец когда-то написал поэму. – Девочка придвинулась поближе. – Не он сам, естественно, а тот древний поэт, клоном которого был кибрид… В этой поэме он выразил свои чувства… – Прежде чем я успел задать вопрос, она продолжила: – Он был молод, моложе, чем ты, и его философия кажется довольно неглубокой, но в своей поэме он попытался описать ступени, по которым человек приближается к слиянию со вселенной. В одном письме он уподобил эти ступени «делениям на шкале наслаждения».[17]
Честно говоря, я слегка опешил. Мне еще не доводилось слышать, чтобы Энея рассуждала о столь серьезных вещах, а в словах насчет «шкалы наслаждения» чудилась некая скабрезность.
– Отец считал, что первой ступенью является «близость с естеством», – продолжала девочка. Я заметил, что А.Беттик прислушивается к нашему разговору. – Под этим он разумел творчество, отклик на чудеса природы – в общем, то, о чем говоришь ты.
Я потер щеку, густо поросшую щетиной. Если не побриться в ближайшие дни, у меня отрастет борода.
– Поэзия и музыка были для него такими откликами. Он говорил, что это ошибочный, но чисто человеческий путь к единению со вселенной, что природа порождает в нас энергию созидать. Истину и воображение он воспринимал как равноценные вещи. Помнится, в письме он выразился так: «Воображение можно уподобить сну Адама: он пробудился и увидел, что все это – правда».[18]
– Погоди, я что-то запутался. Отсюда следует, что вымысел реальнее истины?
Энея покачала головой:
– Не думаю. В той поэме, о которой я упоминала, есть гимн Пану.
Девочка подула на чай.
– Для отца Пан олицетворял воображение… в особенности романтическое воображение. – Она поднесла чашку к губам. – Рауль, а тебе известно, что Пан в определенном смысле является предшественником Христа?
Я моргнул. Неужели две ночи назад та же девочка просила рассказать ей историю с привидениями?
– Христа? – переспросил я, невольно поморщившись (сказывалось воспитание – в словах Энеи мне послышалось нечто кощунственное).
Девочка пригубила чай, затем вскинула голову и взглянула на небо.
– Отец считал, что люди, которые слышат природу, наделены романтическим, «паническим» воображением. – Она обняла левой рукой колени и процитировала:
Останься необорною твердыней
Высоким душам, жаждущим пустыни,
Что в небо рвутся, в бесконечный путь,
Питая разум свой, – закваской будь,
Которая тупой земли скудель
Легко преобразует в колыбель, —
Будь символом величия природы,
Небесной твердью осенившей воды,
Стихией будь, летучею, воздушной, —
Не будь ничем иным![20]
Некоторое время все молчали. Я, можно сказать, вырос на поэзии – на грубых пастушеских балладах, «Песнях» Мартина Силена, «Садовом эпосе», где рассказывалось о приключениях юных Тихо и Гли и кентавра Рауля – и сызмальства привык слушать стихи под звездным небом. Впрочем, большинство стихотворений, которые я знал и любил, были куда проще отрывка, прочитанного Энеей.
– Значит, вот как твой отец представлял себе счастье? – спросил я наконец, нарушив молчание.
Энея тряхнула головой.
– Вовсе нет, – ответила она. – Это всего лишь первая ступень. Чтобы достичь счастья, надо преодолеть две другие.
Девочка закрыла глаза и принялась декламировать ровным мелодичным голосом, но не нараспев, как то в обычае у людей, чья манера читать стихи губит поэзию.
Но и так
Бывает, что ведут за шагом шаг
К овеществленью призраков ночных
Две страсти, два стремленья роковых.
Любовь и дружба – вот их имена,
Им власть над человечеством дана.[21]
Я поглядел на громадный диск луны, исчерченный вихревыми потоками. По оранжевому диску ползли буро-желтые облака.
– Вот как? – Признаться, я был слегка разочарован. – Сначала природа, потом дружба с любовью и все?
– Не совсем. Отец считал, что настоящая дружба между людьми больше, чем умение слышать природу. Но выше всего он ставил любовь.
Я кивнул:
– Церковь учит тому же самому. Возлюби Господа и ближнего своего…
– Угу, – пробормотала Энея, допивая чай. – Отец разумел плотскую любовь. Секс. – Она снова закрыла глаза.
Познал я сладость тайников души.
И страсти, что когда-то сердце жгли,
Все в почву удобреньями легли,
Питая корни древа, чтобы ввысь,
В благоуханье неба вознеслись
Мои плоды.[22]
Я не сразу нашелся, что ответить. Допил кофе, прокашлялся, бросил взгляд на громадную луну и на по-прежнему видимый Млечный Путь и наконец произнес:
– Ты хочешь сказать, что он… э-э… был в курсе? – Мне тут же захотелось дать себе подзатыльник. Девочка наверняка не понимает, о чем речь: она цитирует древнюю поэзию, но с тем же успехом и столь же невинно могла бы цитировать какой-нибудь эротический трактат.
Глаза Энеи сверкали в лунном свете.
– Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось моему отцу с его философией.[23]
– Понятно. – Черт возьми, кто такой Горацио?
– Мой отец написал эти строки в молодости. Первая, неудачная поэма… Он хотел описать – точнее, хотел, чтобы узнал его герой-пастух, – сколько всего таится в поэзии, природе, мудрости, в голосах друзей, храбрых поступках, очаровании неведомого и притяжении противоположного пола. Но остановился, так и не добравшись до сути.
– До какой сути? – не понял я. Плот продолжал мерно раскачиваться на волнах.
– Познает смысл вещей и хоть чуть-чуть субстанций, звуков, форм постигнет суть… – прошептала девочка.
Почему эти слова кажутся знакомыми? Какое-то время спустя я вспомнил.
Наш плот медленно плыл сквозь ночь под аккомпанемент волн, плескавшихся об его борта.
Мы проснулись на рассвете. После завтрака я проверил оружие. Философская поэзия – замечательное развлечение при лунном свете, а исправное и заряженное оружие – суровая необходимость.
До сих пор у меня не было возможности пристрелять винтовки, поэтому я, честно говоря, слегка беспокоился. Армейская служба и работа проводником научили Рауля Эндимиона одной простой вещи: чем лучше ты умеешь обращаться со своим оружием, тем больше у тебя шансов уцелеть.
В небе по-прежнему виднелась самая крупная из трех лун, успевшая изрядно потускнеть; теперь к ней добавились два солнца – сначала ослепительная бета, затмившая собой Млечный Путь, а затем альфа, уступавшая размерами звезде Гипериона, но очень яркая. Небо приобрело оттенок ультрамарина, потом сделалось кобальтово-синим. В свете солнц лунная атмосфера превратилась в этакую дымку, скрывшую поверхность спутника. Палило нещадно, мы не знали, куда деваться от жары.
Волны стали выше, однако накатывали равномерно, поэтому мы не испытывали особых неудобств, да и плоту никакие неприятности не угрожали. Как и обещал «Путеводитель», вода сделалась фиолетовой; гребни волн были иссиня-черными, иногда среди них мелькали желтые водоросли, в воздухе летали лиловые пенные брызги. Плот двигался в ту сторону, откуда появились луны и солнца (мы считали, что на восток); оставалось лишь надеяться, что сильное течение в конце концов принесет нас к порталу. Порой начинало казаться, что мы стоим на месте. Тогда кто-нибудь из нас бросал в воду обрывок бумаги или что-либо еще, и все наблюдали, как ветер пытается отобрать добычу у течения. Волны шли с юга на север, а мы, как я уже сказал, старались придерживаться направления на восток.
Сперва я опробовал свой револьвер сорок пятого калибра, предварительно убедившись, что патроны в барабане (не забыть бы перезарядить эту древнюю штуковину, а то в самый неподходящий момент выяснится, что магазин пуст). В качестве мишени я после непродолжительных поисков выбрал пустой пищевой контейнер, который и швырнул в воду.
Когда расстояние между плотом и контейнером составило около пятнадцати метров, я выстрелил. Над плотом словно прогремел гром. Я знал, что подобные револьверы стреляют громко (ими были вооружены многие повстанцы с Ледяного Когтя), но такого грохота никак не ожидал, а потому чуть не выронил оружие. Энея, сидевшая на носу и размышлявшая о чем-то своем, испуганно вскочила; даже всегда невозмутимый андроид и тот подпрыгнул от неожиданности.
– Прошу прощения. – Я стиснул револьвер в ладонях и выстрелил во второй раз.
О проекте
О подписке