Детские игры

Пепельница, полная окурков. В кухне сизый дым, с которым не справлялось даже настежь открытое окно. Игорь, обхватив голову, в сотый раз смотрел на записку. Ровным почерком жены было написано:

«Игорь! Ухожу от тебя. Люблю другого. Знаю, что мой поступок трудно понять, тем более – простить, но и скрывать не имеет смысла. Давай просто разведемся и закончим на этом.»

Игорь решительно скомкал записку и сжег. Прикурил новую сигарету.

На кухню вошла четырнадцатилетняя дочь Ира. Закашляла, замахала руками.

– Пап, мы же договаривались: куришь только на балконе!

– Да-да, – рассеянно кивнул Игорь, затушив сигарету. – Ты почему не спишь?

– Не знаю, не спится. Ты о маме думаешь, да?

Игорь не ответил, глядя на догорающий в пепельнице тетрадный листок. Дочь присела рядом, подперла руками подбородок.

– Мама совсем нас бросила, да? – спросила она.

– Наверное. Ты же читала записку, – пожал плечами он. – Ладно, иди спать. Мне еще подумать надо, как дальше жить…

***

– Василич, дай отгул на среду, а? Мне в суд надо – развожусь, – Игорь в засаленной робе стоял перед бригадиром. Тот сочувствующе смотрел на него, будучи в курсе его проблемы.

– Ребенка кому? – хмуро поинтересовался бригадир. – Матери, однозначно! Наши суды – это… это такие суды!

– Увидим, – пожал плечами Игорь. – Жена говорит, не возражает, если Ирка со мной останется.

– Не возражает? – переспросил Василич.

– Василич, чего ты хочешь? – устало спросил Игорь. – Чтобы я тебе прямо сказал, что жене все равно на нее? Это так, и что?

– Ладно-ладно! – примирительно поднял руки бригадир. – Главное, что сама дочь думает по этому поводу.

– Со мной хочет остаться! – уверенно ответил Игорь.

– Игореха, давай-ка, возьми отгулов денька три-четыре! Попьешь, погорюешь, тебе надо. Я сам через это проходил, тоскливо было – на стенку лез!

– Спасибо, Василич, не нужно. Мне пить некогда, мне дочь надо воспитывать. А отгулы я приберегу для более подходящего случая. Спасибо еще раз!

***

Выйдя из лифта, Игорь вдруг отчетливо почувствовал запах дыма. Торопливо открыл замок, ворвался в квартиру. Ломанулся на кухню.

Уф! Ирка, тебя выпороть мало, разве можно так отца пугать?!

Дочь, завернувшись в фартук, пекла блины.

– Пап, привет! А я блины пеку! – гордо объявила дочь, вся перемазанная мукой.

– Я заметил, – улыбнулся Игорь. – И как, получается?

– Сложно сказать… – дочь задумчиво почесала нос. – Надо пробовать.

Блины были страшные и сухие. Но Игорь мужественно ел, не забывая нахваливать дочкину стряпню. Положение спасал крепкий горячий чай.

Ира сидела и с гордостью смотрела на жмурящегося от удовольствия отца.

– Ирка, поехали к бабушке на летних каникулах? Я отгулы возьму. Отдохнем, накупаемся, да и бабушка соскучилась, – предложил Игорь.

– Па. Мы обязательно поедем к бабушке, но в следующий раз. У меня есть другое предложение, – деловито и как-то очень по-взрослому сказала дочь.

– Даже так? – удивился он. – Слушаю.

– Тебе надо жениться, – ответила дочь.

Игорь чуть не поперхнулся сухими блинами.

– Чего?!

– Пап, мама ушла год назад и возвращаться, судя по нашим телефонным разговорам, не думает. Говорит, что счастлива и без нас. Ты до сих пор один. Тебе надо жениться.

– На ком? Я целыми днями на работе, мне знакомиться некогда, – возразил он.

– Я уже нашла тебе подходящую жену, – невозмутимо ответила дочь.

– И где? – хмыкнул он. – Нашла ее где?

– Недалеко. В школе. Наша учительница по истории. Красивая и умная. И молодая. Моложе тебя.

– У красивых и умных есть свои мужья. И вообще, что ты в этом понимаешь?! Сопливая еще.

– Сопливая-несопливая, но вижу, как тебе плохо одному, – приговаривала Ирка, ковыряясь в своем телефоне. – Вот ее фотка! Смотри и плачь!

Она протянула ему свой смартфон.

– Ну да. Симпатичная, – согласился он, глядя на стройную женщину в строгом платье на фоне школьной доски. – И что дальше?

– Дальше? А дальше ты с ней знакомишься!

– А если не понравлюсь? – Игоря вся эта ситуация стала забавлять.

– Думаю, понравишься. Я все устрою, – заверила дочь.

– Что за детские игры и глупости?! Устроит она… И с чего ты решила, что она одна?

– Знаешь, к кому ушла наша мама? К ее мужу! Вот!

Кружка с горячим чаем выскользнула из дрогнувшей руки Игоря.

***

– А это что такое?! – возмутилась дочь, глядя на его ногти.

– Так, не отмывается никак. Въелось за столько лет. Я все-таки не в офисе работаю, – оправдывался Игорь.

– Папа, блин! Пойдем, я отмою, – Ира потащила отца в ванную, где щеточкой за десять минут привела его ногти в порядок.

– А теперь иди одевайся! Ольга Васильевна придет через полчаса, – командовала дочь.

Игорь послушно поплелся в комнату.

– Много не пить, анекдоты свои дурацкие не травить! – приказным тоном крикнула дочь из кухни, где накрывала на стол.

– Ты покомандуй тут еще отцом! – улыбнулся Игорь, завязывая галстук.

***

Игорь был в ударе. Много шутил, смеялся, красиво ухаживал, говорил комплименты. Ольга Васильевна, которую в школе знали, как чрезвычайно строгую историчку, сейчас просто расплывалась от счастья и умиления. Смеялась над его шутками, охотно поддерживала разговор. Ира смотрела на них и откровенно радовалась. В общем, начало знакомства было весьма оптимистичным.

В конце концов, Игорь предложил съездить втроем на море. Ольга Васильевна легко согласилась, а Ирка вообще была в восторге – она ни разу не была на море!

Посидев с ними ради приличия часик, она незаметно ушла в свою комнату. Слушая их смех за стеной, улыбалась. Всем хорошо: и папе (что, безусловно, в приоритете), и Ольге Васильевне (что тоже немаловажно), и ей, потому, что с историей у нее нелады! Ей грозил законный трояк за год, поэтому надо учить, исправлять, а так не хочется. А теперь даже и не придется! Наверное…

Как там папа сказал: детские игры и глупости? Ага, щас! Стратегия!

Ее звали Анзурат

– Кто она? – спросил прапорщик Зимин, старательно накручивая синюю изоленту на магазины.

– Гражданская, – сержант подошел к жестяному баку, зачерпнул алюминиевой кружкой теплой, вперемешку с песком, воды. Протянул девушке. Та кивнула и, приложив руку к груди, взяла кружку.

– Она по нашему-то шпрехает? – Зимин вынул из подсумка еще пару магазинов. Взял изоленту, подцепил грязным ногтем край.

– Она еще вас научит, товарищ прапорщик, – усмехнулся сержант.

– Ты, Старцев, не умничай, тебе не идет. Особенно со старшими по званию, – беззлобно ответил прапорщик.

– Да, я говорю по-русски, – ответила девушка. Чисто, без малейшего акцента. Посмотрела на сержанта и протянула пустую кружку. – Спасибо.

– Ты не афганка, так? – удивленно спросил прапорщик, посмотрев на ее мешковатое одеяние, затем в смуглое, красивое лицо.

– Нет, я таджичка.

– А что советская женщина делала в кишлаке, полном душманами? – подозрительно прищурился Зимин.

– Я медсестра. В кишлаке госпиталь был наш. Моджахеды пришли, советских всех вырезали, а меня местные спрятали. Потом десантники ваши появились, – она кивнула на сержанта. В ее больших черных глазах выступили слезы, она прикрыла лицо руками и беззвучно заплакала.

– Товарищ прапорщик, ну что за допрос? – вступился сержант. – Пусть отдохнет человек. Два часа сюда добирались по ущелью.

Зимин посмотрел на ее босые, изрезанные камнями, ступни.

– Ладно, – он ловко закинул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. – Накорми ее. И это, скажи каптеру пусть ей обувку выдаст. Сапоги поменьше подыщет, что ли… А как звать-то тебя, медсестра?

– Анзурат, – всхлипнула девушка.

***

Старшина почесал плешивый затылок.

– Да у меня и сапог-то нет таких. У тебя какой размер, красавица?

– Тридцать третий.

Старшина возмущенно посмотрел на сержанта.

– Старцев, здесь тебе что, «Детский мир»? Или у меня полный склад пинеток? Сорок первый – самый маленький!

– Ну, может газет напихать, а? – с сомнением ответил Старцев.

– В голову свою пустую напихай! Там, я вижу, пространства много! Соображаешь, нет? В кирзе не по размеру она за минуту ноги сотрет! Чистый наждак. Что, не мог женщину в обуви найти?

– А я что, женщин там искал?! – моментально завелся сержант, – Я ее из-под обстрела вывел. Сидишь тут, тащишься, а у меня трое «двухсотых» сегодня!

– Ладно-ладно, успокойся, – старшина примирительно поднял руки. – Есть выход.

Он скрылся под навесом из маскировочной сетки. Через минуту вышел с коробкой в руках.

– Дочери на рынке купил, в Кабуле. Хотел домой отправить, не успел. Вот вожу с собой. Тут правда тридцать шестой, зато легонькие.

Открыл коробку, вытащил неказистые тряпочные кроссовки.

– Адидас, что ли? – недоверчиво прищурился сержант.

– Ага, как же! Но в Союзе такие не меньше трешки стоят.

Протянул девушке.

– Носи, дочка.

***

– Мне бы ополоснуться, – тихо сказала Анзурат, едва они отошли от склада. Покраснела, еще крепче прижала кроссовки к себе.

– Сейчас организуем. Ты здесь постой, я мигом, – Старцев обогнул казарму и подошел к хлипкому дощатому строению, внутри которого слышались звуки льющейся воды и мужские голоса. Отогнул брезентовый полог, заглянул.

– Эй, воины! Вы тут долго еще?

– А что?

– Помыться хочу.

– Ну так мойся!

– Стесняюсь.

Десантники дружно заржали.

– Ребят, если серьезно, то у меня тут гражданская. Женщина. Душ принять человеку надо.

– А-а-а, это та, которую ты с кишлака привел? Слышали. Ладно, Старый, мы уже заканчиваем. Бойцы, давайте шустрее!

Через полчаса Анзурат, с мокрыми блестящими волосами, сидела в столовой. На дощатом, грубо сколоченном столе, дымилась миска с гречневой кашей, рядом стояла алюминиевая кружка с чаем. Сержант Старцев сидел напротив, дымил сигаретой и чистил автомат. Повар, розовощекий ефрейтор, крикнул.

– Эй, Старый! У меня галеты есть. И шоколад! Может девушка хочет?

– Конечно хочет! – Старцев покрутил в руке боек, подул на него. – Слушай, а почему я только сейчас узнаю, что у тебя есть шоколад? Жучара ты, Рассохин.

– А потому что у тебя нет таких красивых глаз, – парировал Рассохин и подошел к столу. Положил пачку галет, сверху маленькую плитку шоколада. – Угощайтесь, девушка.

Анзурат замерла и помотала головой.

– Спасибо, не надо, – улыбнулась она. – Мне каши достаточно. Очень вкусно, кстати! Ты хороший повар.

Рассохин просиял.

– Старый, ты слыхал? Хоть кто-то здесь оценил мои таланты! А вы все свиньи неблагодарные, все вам не то и не так!

– Ну почему сразу свиньи? – равнодушно пожал плечами сержант, отчаянно натирая ветошью пружину. – Мы обычно с большим удовольствием давимся тем, что ты готовишь. И даже не хрюкаем. Вот только меню твое разнообразием не страдает. Сегодня – гречка, завтра – перловка, послезавтра опять гречка, а послепослезавтра… ну ты понял. Тоска!

– А тебе здесь не ресторан. Давится он, видите ли… – обиженно протянул повар и вдруг осекся.

– Старый, – громко зашептал он. – Старый!

– Ну чего тебе? – сержант оторвался от своего занятия и посмотрел на него. Повар взглядом показал на девушку. Анзурат, держа ложку на полпути ко рту, клевала носом. Глаза слипались. Девушка отчаянно боролась со сном. Усталость от долгого перехода по ущелью и напряжение от пережитого давали о себе знать.

– Понятно, – сержант отложил ветошь и вышел из столовой.

– Эй, боец! Ко мне! – скомандовал он пробегающему мимо срочнику. Тот подбежал к нему, козырнул.

– Слушай мою команду. Берешь еще одного и мухой в казарму! Очистить от хлама самый дальний угол, вымыть полы, поставить кровать и тумбочку, занавесить все плащ-палатками. Вам тридцать минут. Время пошло!

***

– Так точно, товарищ полковник. Паспорт видел. Наш, советский. Хайдарова Анзурат… отчество не помню, уж больно ее батьку как-то мудрено зовут. Шестьдесят пятого года рождения. Душанбе. Она сначала в госпитале в Пешаваре работала, потом в кишлак тот самый отправили, на помощь местным врачам. Да я в рапорте все подробно написал. Никак нет, товарищ полковник. Никто ее не обижает. На довольствие поставили. Она нашему врачу в санчасти помогает, говорит, толковая барышня. Когда? Понял, товарищ полковник. Добро, товарищ полковник!

Прапорщик Зимин положил трубку походной рации. Крикнул стоящему за дверью бойцу.

– Сержанта Старцева и гражданскую ко мне!

***

– Значит так, завтра встречаем вертушки с боеприпасами, продуктами и почтой. Твоя задача, Старцев, обеспечить разгрузку силами своего отделения. Затем грузите туда тяжелых «трехсотых», если место останется, то и легких тоже.

– Сделаем, – лениво бросил Старцев. Он сидел на пустом ящике, привалившись спиной к стене и закинув ногу на ногу.

Зимин только головой покачал: никакой субординации. Повернулся к Анзурат.

– А ты, Анзурат, улетаешь с ними.

– То есть как? – переспросил Старцев. Ленивое выражение моментально слетело с лица.

– Приказ командования, – прапорщик кивнул в сторону рации.

– И куда меня? – спросила Анзурат. За неделю своего пребывания здесь она заметно преобразилась. Исчезла та запуганность в глазах, роскошные черные волосы были убраны в строгий жгут, новенькая, ушитая «афганка» сидела как влитая на стройной фигурке. Даже не по размеру кроссовки, с сильно затянутыми шнурками, не портили общий вид.

– Сначала в Кабул в штаб, уладить формальности. Оттуда транспортным самолетом в Союз. Домой летишь, девочка! К мамке с папкой.

– Можно я останусь? – робко спросила Анзурат. – В санчасти всегда есть работа.

– Можно Машку за ляжку, а в армии говорят «разрешите», – хмуро бросил Зимин.

– Разрешите я останусь, – повторила девушка, скользнула взглядом в сторону Старцева и опустила глаза.

– Во-первых, это приказ, причем, не мой, – жестко ответил прапорщик. – Во-вторых, здесь тебе не санаторий. Здесь война! А тебе жить надо, детей рожать.

– А им? – Анзурат показала на Старцева.

– Что им? – не понял Зимин.

– Им жить не надо? Ради чего они здесь?! – голос Анзурат зазвенел от напряжения, она в первый раз осмелилась разговаривать с Зиминым в таком тоне.

Прапорщик вытащил сигареты, прикурил. Выпустил облачко дыма в низкий потолок. Наконец сказал:

– Я тебе отвечу, как военный: они выполняют свой интернациональный долг. И я тебе отвечу, как сын, муж, отец двух сыновей: я понятия не имею, в чем этот долг заключается!

***

Они прощались. Высокий, широкоплечий десантник и маленькая смуглая девушка. В нескольких метрах от них стояли два пятнистых Ми-24. Лопасти с ревом набирали обороты, взметая вокруг песчаную пыль.

– Ты береги себя, Олег! – в черных глазах навернулись слезы.

– Да что со мной случится-то?! – севшим от волнения голосом ответил Старцев. – Это ты себя береги. Пиши мне обязательно.

Девушка привстала на носочки и порывисто обняла его. Поцеловала в небритую щеку. Затем, пригибаясь и прикрывая рукой глаза от поднявшейся пыли, побежала в сторону вертолетов.

Старцев долго смотрел вслед вертушкам, пока те не превратилась в маленькие черные точки и окончательно не растворились в рваных облаках афганского неба.

***

– Вызывали, товарищ прапорщик?

– Заходи, Старцев!

Сержант, усевшись на пустой ящик для патронов, положил автомат на колени и вопросительно уставился на прапорщика.

– Тут такое дело… – Зимин помялся. – В общем, вертолет сбили.