Цитаты из книги «Честно о нечестности»

чем сильнее истощены моральные силы человека, тем чаще и больше он обманывает.

У каждого из нас есть границы, в пределах которых мы можем обманывать, пока не почувствуем «греховность» своих действий.

наше поведение определяется двумя противоположными мотивациями. С одной стороны, мы хотим воспринимать себя как честных и уважаемых людей. Мы хотим, глядя в зеркало, нравиться самим себе (психологи называют это «мотивация эго»). С другой стороны, мы хотим «заработать» на мошенничестве, и как можно больше (это обычная финансовая мотивация). Очевидно, что здесь есть конфликт. Как можно получить максимальную выгоду от мошенничества, в то же время продолжая думать о себе как о хорошем честном человеке? Вот здесь и вступает в игру свойственная нам потрясающая гибкость мышления. Благодаря ей мы, совершая мелкие мошеннические действия, способны одновременно и пожинать их плоды, и продолжать считать себя безупречными.

обман не связан с опасением слишком сильно выделиться. Скорее, он показывает наличие взаимосвязи между ощущением моральности наших действий и той глубиной обмана, которую мы считаем комфортной. По сути, мы мошенничаем лишь до тех пор, пока продолжаем считать себя сравнительно честными людьми.

Пока мы проходили испытание писсуаром, подошло время садиться в самолет. Наши места были в одном из последних рядов. Когда мы оказались перед входом в салон самолета, до меня дошло, что кресло слишком широкое, чтобы поместиться между рядами кресел. Поэтому мы сделали то, что диктовал мой новый образ: я оставил кресло у входа, обнял Кена за плечи, и он дотащил меня до наших мест. Сидя в ожидании взлета, я с негодованием думал о том, что туалет в аэропорту был не предназначен для инвалидов, а сотрудники авиакомпании не предложили мне кресло поуже, чтобы я мог добраться до своего места. Раздражение усилилось, когда я понял, что буду вынужден воздержаться от питья в течение всего шестичасового перелета: ведь я не смогу воспользоваться туалетом, если не хочу выходить из образа. Следующая проблема возникла, когда мы приземлились в Лондоне. Кену пришлось еще раз дотащить меня до выхода, а потом нам пришлось ждать, так как авиакомпания не успела вовремя доставить к самолету инвалидное кресло.Это небольшое приключение заставило меня осознать, как часто сталкиваются с подобными проблемами настоящие инвалиды. Я был разгневан настолько, что решил подать жалобу в лондонское представительство Air India. Как только нам привезли кресло, мы покатили к офису авиакомпании, где я, едва не лопаясь от негодования, описал все проблемы и унижения, с которыми столкнулся, устроив главе регионального отделения настоящую выволочку за отсутствие заботы об инвалидах. Разумеется, он рассыпался в извинениях, а мы покатили дальше. И вот что странно: все это время я полностью осознавал, что могу ходить. Но я настолько быстро и глубоко вжился в новый образ, что испытывал совершенно искреннее чувство возмущения — как будто у меня действительно был для него законный повод. В конце концов мы добрались до зала выдачи багажа, я взял свой рюкзак и вышел из аэропорта как ни в чем не бывало, словно Кайзер Созе из фильма «Обычные подозреваемые»

Мы были убеждены, что план хорош. Кен выскочил из такси и вскоре вернулся с креслом-коляской. Мы быстро прошли досмотр, зарегистрировались на рейс и принялись коротать время за кофе и бутербродами. Но тут мне понадобилось зайти в туалет. Кен довез меня до ближайшего, который, к сожалению, не был предназначен для инвалидов. Тем не менее я продолжил играть свою роль. Мы подкатили кресло насколько возможно близко к писсуару, и я попытался попасть в цель с этого расстояния, не добившись, впрочем, особого успеха.

Если вы сидите в тюрьме и ждете решения суда об условно-досрочном освобождении (УДО), в ваших интересах, чтобы дело рассматривалось с самого утра или сразу после обеда. Почему? Согласно исследованию, которое провели Шай Данцигер (преподаватель Тель-Авивского университета), Джонатан Левав (преподаватель Стэнфордского университета) и Лиора Авнаим-Пессо (преподаватель Университета имени Давида Бен-Гуриона в Негеве), судьи, рассматривающие вопросы об условно-досрочном освобождении, склонны чаще принимать решения в пользу заключенных, пока еще полны сил. Изучив множество случаев УДО в Израиле, ученые обнаружили: комиссии по УДО гораздо чаще принимали положительные решения, если дела рассматривались одними из первых или сразу после обеденного перерыва. Почему? Заочное решение об УДО не является гарантией условно-досрочного освобождения. Но когда судьи испытывают прилив сил (а это обычно происходит с утра или сразу после вкусного обеда и перерыва), их способность преодолеть склонность к стандартному мышлению выше; они способны прилагать больше усилий, действовать более осознанно и чаще принимать положительные решения. В течение дня их когнитивное бремя растет с каждым новым принятым решением, поэтому они выбирают более простое, стандартное — отказать в УДО.

Хотя столь трагические события действительно могут быть связаны с внутрисемейными факторами, «эпидемию», которая буквально выкашивает ряды бабушек два раза в год, можно объяснить и другими причинами. Возможно, угроза жизни милых старушек действительно существует, но более вероятно, что проблема кроется в недостаточном прилежании студентов и их стремлении любой ценой выкроить еще немного времени на подготовку. Если я прав, возникает еще один вопрос: чем объяснить подверженность студентов «бабушкиному мору» (о котором свидетельствуют многочисленные электронные письма, которые они пишут своим преподавателям) именно в конце семестра? Вероятно, ближе к концу семестра студенты оказываются настолько истощены месяцами учебы, что отчасти теряют представление о нормах морали — вплоть до демонстрации неуважения к жизни своих бабушек. Если такое простое действие, как запоминание нескольких цифр, заставляет людей выбирать вредный для здоровья шоколадный торт вместо полезных фруктов, несложно представить, как могут повлиять несколько месяцев изучения различных учебных предметов на желание студентов хоть немного облегчить себе жизнь (это не означает, что их можно простить за всех придуманных «мертвых» бабушек и за обман преподавателей). Обращаюсь ко всем бабушкам мира: берегите себя во время выпускных экзаменов ваших внуков.

— Что с тобой не так? — рявкнул он. — Тебе что, не хочется быть привлекательным? Ты получаешь удовольствие от того, что твое лицо асимметрично? Или тебе нравится вызывать жалость у девушек — может быть, так они чаще занимаются с тобой сексом? Я даю тебе шанс привести внешность в порядок простым и элегантным способом. Почему бы не воспользоваться им и не сказать мне спасибо? — Не знаю, — сказал я. — Мне не очень нравится эта идея. Дайте мне еще время подумать.Сложно поверить, что заведующий отделением разговаривал с пациентом столь грубо и агрессивно, но уверяю вас: именно так все и было. Раньше он никогда не общался со мной в подобной манере, и меня озадачил его напор. На самом деле он был замечательным доктором, увлеченным своим делом, который очень хорошо ко мне относился и изо всех сил старался вылечить. Более того, я не в первый раз отказывался от процедуры. Мне пришлось общаться с врачами на протяжении многих лет, и порой я сам выбирал, с каким методом лечения согласиться, а от какого отказаться. Но никто из них, включая и моего собеседника, главу ожогового отделения, никогда не пытался на меня давить.Пытаясь разрешить эту загадку, я отправился к его заместителю, молодому врачу, с которым у нас сложились хорошие отношения, и попросил объяснить, почему глава отделения так на меня набросился. — Все очень просто, — ответил заместитель. — Он уже испробовал эту процедуру на двух пациентах, и теперь ему нужен третий, чтобы опубликовать научную статью в одном из ведущих медицинских журналов.

Как же повели себя участники эксперимента? Оказалось, что информация о результатах других участников почти не повлияла на их действия. Они не приписывали себе больше двух лишних ответов (решив четыре матрицы, они заявляли о том, что решили шесть), даже когда думали, что другие находили по четыре или восемь правильных решений. Этот результат дает основания предполагать, что обман не связан с опасением слишком сильно выделиться. Скорее, он показывает наличие взаимосвязи между ощущением моральности наших действий и той глубиной обмана, которую мы считаем комфортной. По сути, мы мошенничаем лишь до тех пор, пока продолжаем считать себя сравнительно честными людьми.