– Мой лук. Выше по течению, в зарослях орешника. У заводи. Найдите.

– Найдем, найдем, тише!

– Нет, не нужно! Там новый вид. Хищный. Не рискуйте напрасно, я сам…

– А ну ляг обратно! Где целители, бездна?! Наложите компресс и привяжите его к носилкам!

– Здесь кто-то был.

– Что ты говоришь? Здесь никого нет. О хаос, да у тебя жар! Ты бредишь!

– Где мой плащ?

– Эээ?

– Плащ. С воротником. Куньим. Должен быть в седельной сумке.

– В бездну плащ, Таэм, главное, что ты жив! Береги силы и молчи.

– Трещина затылочной кости и трех ребер. Перелом еще двух ребер, одно из которых повредило легкое. Двойной перелом ключицы со смещением и вывих плечевого сустава. Ушибы фиксировать бесполезно – ты покрыт ими с головы до ног. И парой переломов не отделался, если бы не новый костюм, – Ассея закончила бинтовать плечо короля и строго на него взглянула. – Еще одно такое происшествие, Таэм, и я начну думать, что до конца года ты поставил план изувечить себя настолько сильно, насколько это возможно. Чтобы посмотреть, как я с этим справлюсь. Так вот докладываю: я справилась, твое состояние стабильно и не вызывает у меня опасений. Прекращай эксперимент!

Целительница вытерла руки полотенцем, поданным ассистентом.

– Не знаю, какое чудо тебя спасло, – продолжила она, – но то, что это было чудо – бесспорно. О причинах, заставивших тебя снова отправиться к развалинам в одиночку, мы еще поговорим.

Тамлин не ответил. После того, как Аланиттар явилась из лесу к целителям промокшая и грязная, но с его луком в руках, он позволил уложить себя на больничную постель и наложить повязки.

Короля поместили не в обычную репарационную на четыре кровати, а в отдельный, оборудованный специально под него бокс напротив лаборатории главной хранительницы. Что говорило скорее о частоте посещения медблока, чем о привилегированном положении – за тяжело ранеными Ассея присматривала лично, но предпочитала при этом не отвлекаться от других занятий.

Из приоткрытого оконца тянуло сыростью. Узкогорлые колбы и склянки с притертыми крышечками, стоящие в шкафчиках у двери, позвякивали каждый раз, когда кто-то проходил мимо. Над ложем висела гигантская светящаяся сфера, пронзенная ампулами с разноцветными жидкостями и оттого похожая на учебный макет давно побежденного коллективным иммунитетом Аэд элле простудного вируса, что пылился в углу ученической.

От ложа к сфере змеились трубки забора телесных жидкостей, а вниз от нее спускались нити репарационных гифов и прицельно опутывали поврежденные участки тела. Время от времени ампулы на сфере сдувались, впрыскивая в нее содержимое – на основе полученных данных о состоянии пациента гриб всасывал в себя лекарства, подбирал дозировку и доставлял их в нужную часть тела. Юные целители с воодушевленными и сосредоточенными лицами меняли опустевшие ампулы на новые.

Шевелиться на этой стадии исцеления было категорически запрещено. Поэтому речь Ассеи осталась без ответа.

Тамлин позволил себе поморщиться. Судя по ощущениям, гриб подавал в грудь и затылок горячую кислоту под давлением. Судя по мнению Ассеи, процесс остеосинтеза успешно стартовал. Понижать нервную чувствительность она запретила, сославшись на риск осложнений при травме головы. Король послушался, но не мог отделаться от подозрения, что это превентивная мера, и что целительнице надоело возвращать его с того света легко и безболезненно.

Ассея провела рукой вдоль его тела и кивнула: сенсоры целителя – самый совершенный биосканер в Аэд – считывали состояние пациента куда точнее гриба-симбионта и помогали в диагностике.

– Я сделала все, что от меня зависит, – сказала она и встала с ложа. – Дальше справишься сам. Регенерация тканей должна пройти быстро, восстановление функций организма – гладко. Как и всегда. Новый поисковый имплант будем вживлять через неделю, – добавила она так непререкаемо, что король понял: вживление тоже пройдет без анестезии.

В коридоре грохнуло и зазвенело. За стеной зашептались и зашикали. Ассея шурша халатом покинула бокс и прикрыла дверь. Тамлин дернул ухом, улавливая приглушенные голоса.

– Как его величество?

– Состояние стабильное?

– Ему не хуже?

– Кто вас, бездна, сюда пустил?! – хранительница повысила голос и вновь перешла на полушепот. – Ему лучше, кризис миновал. Теперь расходитесь, бездельники, вы мешаете работе!

Дверь приоткрылась, в бокс вкатилась медицинская тележка.

– Он никого не звал? – король узнал голос Шаниэ.

– Никого, – ответила Ассея и после паузы добавила, – из ныне живущих. Но если бы и звал, дверь в репарационную могу открыть только я, и я до утра ее не открою! Ну, чего стоите, заняться нечем? В саду уборка листьев, грабли в сарае южного сектора!

Из коридора послышались шаги и недовольный ропот.

Король закрыл глаза и заставил себя уснуть.

…Он мчится к ивовым корням, ускользая от летящих в него силков. Отталкивается от земли, в прыжке видит цель и проникает в ее сознание. Проникает так глубоко, как не рискует ни один воин.

Настолько полно, что жертва становится охотником, а охотник – жертвой.

У всякого мастерства должен быть предел – говорил ему отец, указывая на безумных элле, запертых в изоляторах. Преступить этот предел означает нарушить некий основополагающий закон жизни. Такой шаг не проходит без последствий.

Верх одаренности воина – способность не дрогнув вонзить лезвие клинка

в самого себя.

Множество раз. А потом расцепить связку со смертью и вернуться.

Тамлин приземляется и без колебаний всаживает в черное тело оба клинка по самую рукоять.

В тело, которое есть он сам.

И которое его же стараниями становится ничем. Гниющей плотью, что со временем обнажит белизну костей; кости эти упадут к корням дерева, где смешаются с костьми убитых жертв.

Жизнь дана для того, чтобы исторгнуть вовне свои страсти, говорит ему Миннаэта. Ремесло позволяет придать им совершенную форму, вторит ей Эмриат. Поэтому самая противоестественная вещь для живого существа – опустошение, думает он сам. И порожденная опустошением неуязвимость – добавляет хриплый, пробирающий до мурашек голос. Обернись, воин!

Он оборачивается, немея от ужаса. И видит противоположный берег реки. Взгляд черно-белых глаз единым махом сметает все, чем он стал за последние три сотни лет тренировок, сражений и убийств. Безо всякого почтения вскрывает его суть как вскрывают устрицу, лишает оболочки из отточенных до смертоносного автоматизма рефлексов.

Оставляет наедине со смятением и беспомощностью.

"Ты существуешь! Кто ты?!"

"Я не знаю!"

Жизнь в той форме, в которой она всем известна – это чья-то шутка, злая и жестокая. В ней нет места необычайному.

Мышцы деревенеют, лицо искривляется, тело перестает подчиняться приказам разума. Не знающий промаха охотник. Воин-легенда, которого невозможно убить.

Какая ирония!

Удар в грудь, удушье, падение. Падение в пропасть без дна, без надежды на спасение.

Голос. Звук. Верх и низ меняются местами сотни раз. Падение обращается в полет, в стремление достичь поверхности, но это трудно, так трудно. Труднее, чем обычно. Как же далеко я нынче зашел…

Нечеткий профиль, черная бровь, линия ресниц. Мокрый меховой воротник. Проклятый мех, нужно было его отрезать!

Прикосновение к щеке. Ладонь, горячая как в лихорадке. Затылок взрывается болью, звезды под веками складываются в фигуру белой лани, формирующей мысленное послание – уже не вопросительное.

Утвердительное.

"Если я существую – значит, можешь и ты."

Тамлин открыл глаза, приподнялся на локтях.

За оконцем рассвело; легкая занавесь колыхалась, на полу то появлялось, то исчезало пятнышко света. Репарационная сфера над ним сдулась, пустые ампулы свисали с дряблого грибного тела. Тамлин осторожно размотал бинты на голове, дотронулся до затылка, зашипел. И повязку с плеча снимать не стал.

Он осторожно сел, подождал, пока пройдет головокружение, и огляделся в поисках тапочек. Тапочек у ложа почему-то оказалось три: один правый и два левых.

Тамлин прищурился. Крайний левый тапочек съежился под его взглядом. Воин тронул его носком босой ноги – обувь вдруг заквакала утробным басом, прыгнула в сторону и забилась в щель под шкафчиком.

Тамлин моргнул, взглянул на тапки, затем под шкаф, где возился их собрат. Пересчитал пальцы на руке, чтобы убедиться в своей адекватности.

Дверь отворилась, в бокс заглянул юноша с безумными желтыми глазами и провел рукой по всклокоченным медовым кудрям. Одет он был в рабочий костюм повелителей стихий: изумрудно-зеленый, перепачканный пятнами от красителей и прожженный реактивами.

– Бубик? Ты тут? О, ваше величество, – элле поклонился. – Вы не видели жабу?

– Жабу, значит, – уточнил Тамлин, краем глаза наблюдая, как тапочек ползет по стене за дверью и огибает угол, стараясь остаться незамеченным.

– Редкое земноводное, отнесенное к псевдохамелеонам, – уточнил юноша, оглядывая бокс. – У Бубочки потрясающая способность к мимикрии – может принять облик любого объекта схожего с ним размера. Но сложный характер, еще и линька… Кто-то из целителей случайно выпустил его из клетки, когда он притворялся дохлым. Вы же знаете этих целителей, – элле нахмурился, – готовы реанимировать даже животное, стоит ему глаза закатить. Или завоняться немного. Если увидите Бубу – поймайте, он почти не кусается. Мне нужна его старая шкурка для экспериментов.

Дверь захлопнулась, из коридора донесся голос юноши, зовущий питомца на все лады. Тамлин поднял взгляд к потолку: Буба затаился в углу и поблескивал оттуда глазками-пуговками, не желая расставаться со шкуркой без боя.

– Я дома, – шепнул король, прикрывая глаза. – Какое счастье.

Он поднялся к себе, позавтракал, расположился в приемной – в широком кресле с навершием в виде герба Мирисгаэ – и вызвал Эмриата.

Эмре явился, холодный и собранный, и отчитался перед Тамлином о делах в королевстве за то время, покуда тот был без сознания.

– Прилетел сокол из Наэтлиэ, – управляющий закончил доклад и принялся собирать разложенные по столу бумаги. – В отсутствие его величества я прочел послание. Хранители степного королевства подтверждают пророчество, следовательно, мы имеем дело с реальным явлением, а не чьими-то галлюцинациями.

– Пусть так, – Тамлин кивнул. – После багровых сумерек выступим в Эре-Аттар. Дела в королевстве идут неплохо, моего отъезда никто не заметит.

Эмре перестал собирать бумаги и поднял взгляд.

– Не смотри так, хаос, – Тамлин скривился. – Я в здравом уме и трезвой памяти. Пока что.

– И впервые за триста лет вознамерился покинуть Мирисгаэ! – Эмриат с трудом пришел в себя. – Ты ли это? Нет, не отвечай! Если даже не ты, меня все устраивает. Лучше скажи, во имя бездны, как повторить процедуру, которая привела тебя к такому решению? Я должен зафиксировать алгоритм!

– Проще сразу убить, – воин усмехнулся и откинулся на спинку кресла. – Пророчество – подтвержденный феномен, Эмре, и его следует разгадать. Чтобы предотвратить катастрофу, о которой в нем говорится. А для этого нам понадобится помощь сейде.

– Что тебе ввели в репарационной? – не унимался Эмриат. – Я попрошу Ассею добавлять это в твою еду хотя бы через день.

Терпение Тамлина лопнуло.

– Да, мне надоело спасать вас по одному, – он скомкал отчет о строительстве сарая и запустил им в ремесленника, – и я, бездна, хочу спасти сразу всех. Что еще ты хочешь от меня услышать?

– В первую очередь, – Эмре поймал комок пергамента и не выпуская его из ладони скрестил руки на груди, – благодарность за спасение. А потом и все остальное. Особенно то, как могла обыкновенная ловчая сеть поймать одного из самых опытных воинов в Мирисгаэ.

Король резко отодвинул кресло и подошел к балконной арке, демонстрируя управляющему спину в бинтах.

Эмриат вздохнул. Тяжко, с пониманием.

– Неужели снова приступ? Не может быть, Таэм! И который это по счету?

– Седьмой, – воин шевельнул ухом.

– Но ведь новых приступов не было уже триста лет, – Эмре помассировал виски, собираясь с мыслями. – Я думал, их уже и не будет. Ты так истязаешь себя на тренировочной площадке, что в управлении телом перешел все мыслимые границы.

Тамлин не ответил.

В покоях воцарилась тишина; стало слышно, как ярусом ниже разгневанная Миннаэта отчитывает кого-то за провинность.

– В бездну, это не так уж и важно, – Тамлин повернулся. – Важнее то, как я был спасен.

– Всегда пожалуйста.

– Я не тебя имел в виду.

– Вот как? – Эмриат поджал губы, присел и закинул ногу на ногу. – И кого же тогда?

– Там кто-то был, кто-то вытащил меня из реки. И больше того, – Тамлин скривился, понимая, как паршиво прозвучит то, что он сейчас скажет, – находясь на расстоянии шага от нее я сам не ощущал ее присутствия. Можешь представить? Только физический контакт дал понять, что рядом кто-то есть.

– Физический контакт? С ней? – брови Эмриата поползли вверх. – С этого момента поподробнее, будь любезен.

– Эмре, бездна, – Тамлин взялся растирать плечо. – Да, это была женщина, что с того?

– Да ничего, – управляющий побарабанил пальцами по столу. – А ты точно уверен, что…

– Уверен. Это не галлюцинация. Не видение. И не порождение моей обделенной привязанностями психики.

– Таэм, я вовсе…

– Что вовсе? – снова перебил Тамлин; он пересек приемную и облокотился о стол. – Я знаю, о чем ты думал. Ты не поверил мне с самого начала. Я и сам себе не верил, но оказался прав.

– А я знаю, о чем думал ты, – Эмриат поднялся со стула и тоже положил руки на стол. – И почему на Саммайн дал хранительницам клятву, которая для тебя равносильна смерти. И зачем так тепло попрощался с Деей аккурат после того, как увидел в лесах белую лань. Ты ведь думал, что это последняя ваша встреча, по крайней мере, на равных. Ведь так? – управляющий качнул головой и продолжил. – Я знаю о легенде, которую рассказывала тебе королева. Знаю, потому что помогал ей ее придумывать. Но никогда бы не подумал, что ты действительно…

Тамлин оттолкнул ногой кресло, предназначенное для короля. Кресло со скрипом отъехало прочь и опрокинулось. Герб Мирисгаэ треснул и откололся от спинки.

– Я тебе еще о монстрах из тумана не рассказывал, – прошипел Тамлин, поворачиваясь к Эмре. – О портретах, на которых меняются лица, и о жабах-хамелеонах. Их тоже ты придумал? В качестве терапевтического средства. И не будешь мешать мне в желании их изловить, потому что риска в погоне за галлюцинациями быть никакого не может?

Управляющий невозмутимо выдержал его взгляд.

– Если что и может поддерживать огонь жизни внутри нас, Таэм, так это способность удивляться. И не важно, кто или что ее разжигает. Когда я вижу, как жажда смерти в чьем-то сердце сменяется какой-то целью, пусть даже погоней за призраком, я считаю это своей победой. Как ты каждого спасенного элле – своей. И ради этого я готов поверить во что угодно, даже, бездна побери, в жаб-хамелеонов. Если это вернет кому-то желание жить, – Эмре оттолкнулся от стола и поправил манжеты на рукавах. – Что до того, что я виден тебе насквозь, то это не новость. Ни для кого из нас. Ты знаешь, сколько тайн есть у меня, и каковы мои мотивы их сохранять. Я просто забочусь о тех, кто мне дорог. Так, как умею. И верю в то, что жизнь каждого спасенного – это нечто большее, чем он думает об этом сам. Некто научил меня смотреть на вещи именно так, и никак иначе.

– Она, бездна, действительно там была, – произнес король, и тон его изменился. – Даже завернулась в мой плащ, чтобы согреться. Тот самый, с куньим воротником.

– Хорошо, – управляющий помедлил и снова присел на стул. – Тогда у меня два вопроса. Зачем исчезла, если спасла? И куда, во имя бездны, делась?

– Не знаю.

В приемной снова стало тихо. Тамлин дернул ящик для бумаг и извлек оттуда походную флягу. Сделал глоток и протянул ее Эмре.

– А что лань? – управляющий принял сосуд. – Ты нашел ее?

Король кивнул.

– Дважды. В первый раз – в виде искусного миража. И даже подумал было, что ты прав, и она всего лишь иллюзия. Так вот, – воин недобро усмехнулся, – доношу до сведения управляющего, что в наших лесах завелись паразиты, искусно имитирующие легендарных косуль и дохлых карпов. И способные охотиться не только на диких животных, но и на нас.

– Прелестно, – буркнул Эмре и закинул ногу на ногу; жидкость во фляге плеснула. – Предвкушаю восторги повелителей стихий по этому поводу.

– Второй раз я увидел ее на другом берегу реки. Через какое-то мгновение после того, как прикончил ту тварь в кустах. Поймать в силок не смог, но она как будто и не была против. Будто сама меня искала и знала, на какой риск идет. Задала тот же вопрос, что и в первый раз, только уже без страха. И было в ней что-то такое… Что обезоруживало. Томление? Да, наверно.

– И что потом? – затаив дыхание, спросил ремесленник.

Тамлин скривился.

– Потом, хаос, я проснулся в репарационной. Уверенный, что мне снова вводят детоксикаторы, раз мне так плохо. Затем вспомнил, что вчера не пил, и подумал, что лучше бы пил. А не вот это вот все.

– Допустим, – Эмре устремил взгляд к потолку, – лань увидела, что ты упал в реку. И связалась со своей хозяйкой, которая, проявив немалую отвагу, в самом деле тебя спасла. Рассуждаем логически, согласно презумпции редукционизма, введенной элле-отшельником по имени Оккам в те далекие времена, когда в Аэд было только одно обитаемое кольцо, – управляющий покачал ногой, любуясь, как на начищенных до блеска туфлях преломляется свет. – Оккам не без основания утверждал, что самое простое объяснение событий обычно оказывается самым верным. Согласно этому правилу, нашу незваную гостью следует искать у нас во дворце, и нигде более она быть не может. Сейдне не покидают крепостей. Все андар’эльне уехали из замка под надзором двух сотен воинов. А эльне из Наэтлиэ накануне Йолле и носа за границы Сферы не высунут. Может быть, среди подчиненных Минны найдется некая гениальная создательница разумной косули-альбиноса?

Он глотнул из фляги и закашлялся.

– Твоего Оккама бы на пару дней в Мирисгаэ, – Тамлин усмехнулся и забрал флягу. – Отправить проверять дворец на предмет лишних сущностей. И вооружить клинком с лезвием поострее. Но только он скорее себе вены этим лезвием вскроет, чем наведет здесь порядок, – он сделал большой глоток и покачал головой. – Моя спасительница не из местных, Эмре.

– Откуда такая уверенность?

– Она, – король замешкался, – вроде как пела. И голос ее мне не знаком.

– Пела? – Эмриат звонко расхохотался. – Да у тебя появилась поклонница! Ну надо же! Спасла от смерти, спела песенку и исчезла в никуда. Во имя бездны, что за романтика!

Тамлин почесал плечо. Затем в ярости сорвал бинты, открывая взгляду посиневшую, вздувшуюся швами кожу.

– Мне кажется, ночью на Саммайн что-то произошло, – зло проговорил он, осматривая рубцы. – Когда я был в развалинах. Сам не знаю, что, но это повлияло на проницаемость завесы. За несколько дней мы отыскали в лесах трех чужаков. Трех, Эмре. Причем один другого умнее.

– Ты понимаешь, – медленно ответил ремесленник, – что, может быть, сквозь аномалию наконец…

– Возможно. Но не наверняка.

Снова воцарилась тишина. Управляющий встал и сгреб бумаги со стола.