На земле, скрючившись, закрывая живот ладонями, лежал дохлый гоблин. Средней длины светлые волосы, замершие в мертвом удивлении синие глаза, четко очерченные скулы и углы подбородка. Покрывающие лицо ссадины, царапины и кровь не могли скрыть того гоблин на удивление юн.

– Тигр…

– Ему лет четырнадцать! Плюс-минус год…

– Я не про это. Возьми Котлету и Стейка. Пробегитесь вокруг. Радиус – триста-четыре шагов вокруг нас. Ищите его след. И след тех, кто его преследовал.

– Тех?

Я убрал уже лишившиеся закостенелости руки пацана от живота, показывая торчащие из его живота два глубоко ушедших арбалетных болта. Один болт был окрашен красным, другой желтым. Это именно краска, что-то вроде метки. И вряд ли разноцветными болтами стрелял один и тот же стрелок. Хотя… выдернув болты один за другим, я сравнил наконечники. Одинаковые – плоские, зазубренные. Такие хорошо пойдут против ничем не защищенной мягкой плоти, а против брони… отскочат, не нанеся вреда. У поймавшего животом два таких болта гоблина не было ни малейшего шанса. Еще удивительно, что он добежал досюда – а он бежал, о чем говорят проломленные заросли шагах в семи дальше. Он убегал.

– Я понял – повел плечами зверолюд Тир – Но может я один? Они меня притормозят…

– Не нарывайся и не показывайся – после краткого раздумья кивнул я и Тигр исчез, моментально затерявшись среди деревьев.

Перевалив труп на спину, я разглядел его внимательней. Белая домотканая рубаха с воротником на шнурках, просторные рукава, никаких вышивок или еще чего. Грубые черные штаны заправлены в кожаные невысокие сапоги. Штаны снабжены помочами. В полушаге лежит пропитанная кровью скомканная тряпка. Рыжая развернула ее, и мы обнаружили жилет. Из его карманов высыпалось несколько разноцветных камушков и бусин. Это все. Ни мешка. Ни сумки. Ни оружия – даже ножика складного не обнаружилось.

– Что за дерьмо лесное? – буркнул я, стоя над трупом в недоумении – Кто бродит по лесу без ничего?

– Может он полудурок? – предположила Котлета.

– Или обронил все на бегу – возразила Джоранн.

Повернувшись, я направил стволы дробовика на деревья… и опустил. Показавшийся из-за деревьев Тигр поманил нас лапой, другую прижимая к пасти и показывая – «Тс-с-с-с, гоблины!». Еще парой жестов он повторил призыв всем заткнуться, заодно показал, что лошадей с собой тащить не надо – как и Хвана.

– Посторожи лошадей, гнида – глухо велел я, переступая через беспомощного призма закованного в кокон.

– А?

– И чтобы ни царапины на жопе моего коняги! – велел Рэк, тоже – без нужды – наступая на призма, чтобы миновать его – Я проверю!

– Стейк, Котлета – останьтесь с Хваном – не оборачиваясь, приказал я.

– Да, командир!

Следуя за Тигром – и я уступал ему в ловкости передвижения по лесистой местности – мы преодолели совсем небольшое расстояние и уперлись в небольшой холм, поросший соснами, выглядящий здесь так же чужеродно, как если бы стоял посреди пшеничного поля. Почему местность вокруг стесали до состояния ровной столешницы, а холм оставили? Но сейчас интересно не это. Тигр жестами показал, что в прошлый раз он холм обошел и остановился вон под той огромной надломленной сосновой лапой. А сам он хочет забраться повыше… Миг подумав, я кивнул, поняв, что ничего реально угрожающего и внезапного под той ветвью нам угрожать не может, а разведчик просто хочет занять позицию поудобней, что вполне нормально для их племени.

Едва я дошел до сосны, до конца тем самым завершив огибание холма, до моего слуха донесся громкий укоризненный голос, срывающийся на крик, но затем возвращающийся к сиплой усталой хриплости. Вот почему мы не слышали голосов – их более чем надежно блокировали сосны и холм. Вот почему и они нас не слышали и вот почему не особо таился Тигр, решивший ничего не объяснять. А что тут объяснять? И так все ясно.

Холм был почти подковообразным. Этакая дуга с высокой вершиной и понижающимися краями. Хорошая защита от непогоды. Крохотная лачуга из темных бревен. Крыша свежая, крыта деревянными пластинами навроде черепицы. Трава вокруг скошена и сброшена в стожок, который задумчиво пожевывает десяток оседланных лошадей. Дверь в лачугу распахнута. Перед лачугой еще одна куча – на этот раз мясная. Для полной гармонии с лошадиным стожком не хватает крупных хищников, что деловито бы рвали и глотали мертвое мясо.

– Вашу мать! – выдохнула вцепившаяся мне в запястье Джоранн.

Поворотом кисти высвободив руку, я кивнул и тихо согласилсяя:

– Неожиданно.

Подростки. По сути, еще дети. Вот из чего… вот из кого состояла мясная куча. Стащенные сюда лошадьми мертвые тела так и бросили в кучу вместе с веревками, не распутав им связанных рук и ног. Торчат из ран разноцветные арбалетные болты – желтый, красный, зеленый. Безбородые мертвые лица, многие из которых так и не познали первого бритья. Та же самая одежда – черные жилетки и штаны, белые рубахи, сапоги. Это на пацанах. На девчатах синие длинные платья, из-под подолов торчат ноги в чулках и крепких башмаках, на головах платки. Вашу мать… тут самому младшему, что как раз смотрит на меня единственным уцелевшим глазом – вместо второго торчит болт – не больше тринадцати лет. Это максимум. На меня таращатся глаза жестоко убитого ребенка.

А судя по уже услышанным словам – детей не просто убили. Этих подростков сначала отпустили, а потом загнали в лесу как дичь, перестреляли и на веревках стащили сюда к этой лачуге, где и сбросили в кучу. Сами же охотнички присели отдохнуть на чурбачках, поместив рядом луки, арбалеты и топоры.

Чуть в стороне от кучи трупов валялись одинаковые светлые заплечные мешки кое-где попятные кровью и принявшие на себя несколько выстрелов.

Всего пятнадцать взрослых – и уже даже седоватых – охотничьих рыл. Одеты они примерно так же как и жертвы, разве что на некоторых полотняные длинные плащи, что наверняка неплохо защищают от дождя, другие прикрыли рубахи куртками из того же материала.

Из лачуги раздался тонкий девичий испуганный вскрик, следом послышался звук тупого удара. Еще через минуту из темного проема показался седенький дедушка довольно крепкого телосложения, тащащий за руку мертвое нагое тело. Я ничуть не удивился, увидев подрагивающие женские груди – хотя сначала заметил пробитый топором лоб и закатившиеся глаза. В той куче трупов было еще несколько обнаженных. И все они были девушками.

– Грешница толстосисая – грустно вздохнул дедушка, вбивая окровавленный топор в один из чурбаков – Хаунс, подсоби-ка.

– Грешная и сладкая – вставая, вздохнул мужичок со светлой редкой бородкой – Потому дважды я согрешил… не удержался от соблазна…

– Замолишь.

– Замолю… ой замолю…

Вместе они умело подхватили труп за руки и ноги, забросили на кучу и отошли. Тело девчонки – ей лет пятнадцать – перевернулось и сползло с вершины кучи, навалившись грудью на лицо другого ребенка.

– Все ерзают! – с нескрываемым раздражением прокряхтел дедок и, покосившись на того, кто толкал речь до его появления, поощрил – Ты говори, говори. Правильные ведь слова говоришь. Истинные. Добрые. Наставляющие. Просветляющие.

– Все так, дядюшка Якоб, все так. Благодарю, что заметили. Поощрение от элдера Благочестивой Гавани – великая честь!

– Продолжай, Теодор. Продолжай просветлять.

Склонив почтительно голову, Теодор – ему лет сорок, поседевшие у висков волосы аккуратно острижены, бородка тоже поседелая, верхняя губа, как и у всех прочих охотников, выбрита.

– К чему грешить? Ради чего? – развел руками Теодор, после чего театрально схватился за голову – Вы хоть задумались, чада грешные? Куда стремились? Я отвечу! – в ад! Прямиком в мерзкое адилище рвались! А что в том адилище? Знаю и на это ответ – там смерть! Там свободный похабный секс! Там нет надежды на рай! Ну и? Вот вы познали то же самое здесь – на нашей благословенной земле. Познали вы смерть, секс и потеряли надежду. Нравится?

Почти висящая с вскинутыми руками троица подростков промолчала, решив не отдирать залитые кровью подбородки от груди. Два пацана. Одна девчонка. В ее ноге торчит арбалетный болт. Еще года два-три – и могла бы стать настоящей красоткой. Ниспадающие на грудь распущенные волосы прикрывают девичьи прелести и разбитое лицо.

– Вот все друзья ваши, коих подбили вы на румшпринге на отказ от жизни чистой… вот они лежат! Истерзанные! Кто виноват в сем? Вы! Из-за вас погибла поросль молодая да славная! Из-за вас!

– Мы просто хотели уйти… просто уйти! По нашему древнему праву – никого не держат силой! – тихо, но яростно просипел крайний слева темноволосый паренек, не выдержав и вскинув все же голову.

– Замолкни!

– Вы изнасиловали их! Изнасиловали!

– Они грешницы…

Повернув голову к сидящим рядом бойцам, я пробормотал:

– Как начну – валите чурбачных. Элдера не трогать.

Дождавшись кивка, я начал вставать.

– Они просто хотели уйти! – надрывался паренек, с ненавистью глядя на обидчиков – Они выбрали свободу! И вы сами проводили нас в путь к иной жизни! Сами собрали нам припасы! А затем догнали и…

– Обман. Не спорю. Обман как есть. Так и там так – улыбнулся ласково Теодор – Пусть утроба моя взвоет, если там иначе…

– Там хуже, мудила – буркнул я, делая большой шаг из-за сосны и вскидывая дробовик, что убил уже стольких тупорылых ушлепков, что пора придумывать ему хлесткое имя – Утроба? Ну пусть утроба…

Выстрел картечью почти в упор буквально сложил Теодора. Всплеснув руками, он отлетел назад. Следующим выстрелом я раскурочил башку загонщику схватившемуся за арбалет. Последовавшая стрельба не оставила шанса никому из любителей грешной сладости. Двоим, правда, удалось избежать серьезных ранений, и они бросились бежать, но сверху на них обрушился Тигр, подмяв под себя и принявшись махать когтистыми лапами.

– Ц-ц-ц-ц… – покачал я головой, направляя револьвер в пространство между элдером и Хаунсом – Так насколько сладко было?

– Я… – выдохнул Хаунс и, утробно хрюкнув, схватился за простреленную промежность, завалившись и забившись в хвое.

– Сраного доброго дня тебе, гребаный дядюшка Якоб – широко улыбнулся я элдеру Благочестивой Гавани – Мы тебе тут бумажки принесли. Поправки там какие-то по мировому укладу. Галочки надо проставить…

– Это… – старик был хитер и умен. Он очень пытался как-то вывернуться. В его седой голове метались миллионы мыслей. Он пытался отыскать тропинку ведущую к жизни… и тем самым сразу стал для меня скучен. Этот сопротивления не окажет…

Но как?

Какой верой можно объяснить такое?

– Галочки проставить – повторил я, кладя ему руку на плечо и заставляя вернуть жопу на чурбачок – Ты проставь, где хочешь и мы продолжим разговор…

– А если я не хочу?

– Что не хочешь? – удивился я, глядя во вскинутые глаза старика.

– Галочки ставить… в поправках…

– Куда ты сука денешься – ласково улыбнулся я и прострелил ему раковину левого уха, не став приближать ствол слишком уж близко к его башке – Куда ты сука денешься…

Когда затихли вскрики – все до единого – и над холмом и лачугой повисла тишина, я, припечатав дергающегося старика ботинком, наступив ему прямо на остатки уха, с испугом уточнил:

– Мы щас не слишком устои вашей веры попираем? Не грешим ли, не ведая…

– Да мы до святости их позорно не дотягиваем, лид! – скривил горестно рожу орк и перерезал глотку одному из недобитков – Они вон чего творят со смаком… а мы?

Джоранн рванулась вперед.

– Вы убивали детей, твари!

От удара рыжей Теодор захрипел и на пару секунд отключился. А когда очухался, то обнаружил, что его оседлала настоящая красотка, коленями придавившая его руки к земле. А очнулся любитель грешных дел оттого, что в его порванные пулей яйца воткнулся нож, что тут же вынырнул и… пробороздил глубоко щеку от виска до подбородка. Это был первый штрих – примерочный. Затем Джоранн взялась за кромсание его лица всерьез. Я не мешал, продолжая придавливать голову элдера ботинком к хвое и с интересом наблюдая за настоящей Джоранн, чьи лицо было искажено яростью и наслаждением одновременно.

– Я скажу все и сделаю все что надо… – голос элдера прозвучал из-под подошвы моего ботинка с отстраненностью какого-то божества. Голос стал безразличным. Голос стал уверенным. Старик сделал выбор.

– Только убейте быстро… не так…

– Тебя бы дубиной трахнуть перед смертью – прошипел я с нескрываемой ненавистью – А потом эту же дубину забить в глотку! Но ты ведь достопочтимый элдер добрых пацифистов аммнушитов… разве есть на тебе грех? Ну убили вы стадо молодежи… перед смертью поистязав и трахнув их… но разве ж это грех?

– Грех! Великий грех! Но!

– Тут сука есть еще какое-то «но»? – злобно выкрикнула Джоранн, вонзая и вонзая лезвие в остатки лица хрипящего Теодора.

Бросив взгляд на Тигра, я коротко очертил круг и понятливый зверолюд отправился на пробежку – проверить одиноки ли мы в этой местности или сюда уже скачут в опор еще несколько аммнушитов желающих чего-нить сладкое …

– Куда бы они пошли?! – старик под моей ногой дернул головой. Я с интересом убрал подошву, глянув на него как на таракана – Куда бы пошли?! Вы – живое доказательство той мерзости смрадной, что обитает в большом мире! Ты безумная рыжая тварь заживо сдираешь лицо с живого человека! Вы начали убивать нас без малейшего сомнения! За что?! За то что мы решили спасти души сбившихся с пути агнцев? А мы спасли их души! Они ушли незапятнанными. Они ушли мучениками! И пред ними откроются златые врата рая!

– Как завернул – восхитился я – Долго проговаривал в голове?

– Но это истина! Вы хуже нас! Вы пришли сюда и тут же начали убивать! Поглядите! – рука старца указала на валяющихся охотников – Каждый из них был отцом! Каждый! И у каждого было по двое-трое детей – воспитанных правильно! Их дети возделывают поля, собирают урожай, ухаживают за садами, заботятся о скоте! Денно и нощно! Мы трудимся! Мы думаем о будущем наших детей! Но что будет, если мы однажды отпустим этих – рука на этот раз указала на троицу под деревом – Они уйдут, напитаются жестокостью и грехом, а затем вернутся сюда – по праву рождения! И начнут сеять скверну, смущая умы невинной молодежи! Да лучше мы растерзаем их подобно голодным зверям и разбросаем их останки по дебрям, чем позднее они, будучи отпущенными, приведут к нам за руку самого Сатану! Мы жертвуем малым ради большого! Слухи о их смерти – пусть не совсем истинные – быстро расползутся по нашим землям и смирят умы остальных юнцов! Вернут их на истинный путь! Так в чем я неправ, жестокий чужак?!

– Галочки проставь – буркнул я, бросая перед стариком плоский стальной контейнер – Стейк! Котлета! Отвяжите пленников. Отведите их в сторону. Перевяжите. Уколите чем-нибудь.

– Есть, командир!

– Выполняем!

– Так главный супостат – это ты – бледно усмехнулся дядюшка Якоб – Посланный железным богом в наши благословенные земли…

– По поводу твоих речей…

– Где я ошибся? Нигде!

– Везде – усмехнулся я – Если трое смутьянов мутят чистую воду… не жди последствий, а сразу вышвырни их за стальную ограду в большой мир. И намекни, что, если однажды вернуться вздумают… ну ты понял. Вот только ты будто специально ждал, старик…

– Чего? Гнева божьего?!

– Нет. Ты ждал, чтобы в их группе прибавилось больше девчат. Юное мясо, что так тебе по вкусу. Как ты там прокряхтел, вытаскивая мертвого подростка из халупы? Толстосисая грешница? Видать заранее приметил ее, да? Давно слюни на девчонку пускал? И вот оно… момент вонзить гнилые зубы в сладкую конфетку…

По одному быстрому и тут же ушедшему вниз взгляду стало ясно – я не ошибся.

– Я закончил! – элдер показал мне мельком бумаги с жирными галочками и, будто подчиняясь старому инстинкту, тут же забросил их обратно в контейнер, захлопнул крышку и с надеждой заглянул мне в глаза – Поговорим? Я укажу тебе зерно истины в моих словах и ошибки в твоих…

Забрав контейнер, я вырвал с чурбака топор и швырнул его под ноги темноволосому парнишке и буднично спросил:

– Справишься? Или даже на это не хватит тебя?

– Сдюжу! – крепкие руки парня сграбастали топор, и он решительно шагнул вперед.

– Окстись! – взвыл элдер – Я держал тебя на руках на третий день после твоего рож… А-А-А-А!

Когда убивает неумелый и ненавидящий… он вкладывает все силы в каждый скошенный удар, зачастую снимая пласты кожи и мяса, но не задевая внутренних органов и важных артерий. Удар за ударом, удар за ударом… старый элдер затих где-то после девятого. Стоя над его трупом, тяжело дыша, мертвой хваткой держа заляпанный топор, парень глянул на меня волком:

– Вы пойдете за остальными элдерами? Если да – то я с вами!

– Для начала – пойдем-ка побеседуем о жизни вашей безмятежной – широко улыбнулся я, безбоязненно поворачиваясь к нему спиной – Я гоблин Оди. Ты?

– Я Стеард!