– Вы уж простите Квитку, Ваше сиятельство, – отвлек его Блажден. – Язык у девки, что помело, но не выгонишь, уж больно хорошо готовит. А вот и пиво вам, – на столе оказались большие запотевшие кружки. – Отведайте, господар.

Старое обращение неожиданно пришлось по сердцу, затронуло какие-то струнки в душе, потянулось к корням. Оно словно бы соединяло его с этим местом, с людьми, с вечно хмурым небом и непроходимыми лесами Стобарда.

Штефан поднял кружку, кивнул Бранко, приглашая попробовать, и коснулся губами пышной, пахнущей имбирем и солодом пены.

– Доброе пиво, – довольно крякнул Кражич, одним махом выпив кружку и потянувшись за второй.

– Доброе, – согласился Штефан, и Дымарь облегченно выдохнул и довольно заулыбался.

– Колбаски вот, закусывайте, – грохнула тарелками Квитка.

От горячих, с пылу-жару, бандерских шел острый чесночный дух, и Штефан почувствовал, как рот наполняется голодной слюной. И то, с утра, кроме яишни, считай, не ел ничего. Некогда было.

Он придвинул большую глиняную тарелку.

Бранко, тем временем, уже успел ухватить румяную колбаску. Друг откусил ее и расплылся в довольной улыбке.

– Вкусно, – одобрил Кражич. Он обвел взглядом посетителей кабачка и вернулся к Блаждену. – Хороший у вас повар, дан Дымарь, – похвалил друг.

– Ото ж золотые слова! – смущенно крякнул хозяин заведения и, поклонившись, торопливо направился к кухне. Вскоре его сбитая фигура в длинном черном фартуке исчезла за раздвижными деревянными дверями.

– Дымарь никому не доверяет колбаски жарить и пиво варить, – пояснил другу Штефан. – Сам все делает. И секретов не выдает.

– Дельный мужик, – одобрительно заметил Кражич и неожиданно посерьезнел. – А вот наместник у вас, Ваше сиятельство, дерьмо-человек, – понизил голос друг. – Нутром чую, такой же вор, как и Винкош.

Штефан отставил кружку и задумчиво посмотрел на Бранко.

– Предлагаешь и его вздернуть?

– А почему бы и нет? Видно же, что вор и мошенник.

– Не выйдет, – покачал головой Штефан. – Драговец – барон, и в покровителях у него сам герцог Краунец. Как бы мне ни хотелось избавиться от него прямо сейчас, действовать придется осторожно.

– Эх, Ваше сиятельство, привыкли вы все просчитывать и продумывать, – хмыкнул Бранко и усмехнулся. – А видали, как они струхнули, когда про Винкоша услышали? Особенно этот жирный боров.

Штефан кивнул. Струхнули, да. Потому как повязаны тут все.

Он вспомнил предрассветную темноту двора, испуганные лица слуг, темный силуэт виселицы, рыдающего Винкоша. Жалел ли он о том, что пришлось казнить воровитого слизняка? Нет. Заслужил. Столько украсть за двадцать лет… От богатого некогда имения почти ничего не осталось. И ладно бы, только его обворовывал, так ведь и у слуг последние крохи отбирал, страже гроши платил. Цифры сами за себя говорят.

А вот с остальными все не так просто. Винкош подельников сдал, а доказательств их вины нет. И дворецкий, и глава стражи перед законом чисты. И хоть знает Штефан, что оба заслуживают наказания, а сделать ничего не может. Пока не может.

Он нахмурился. Слишком долго графство простояло без хозяина. Слишком распоясалась местная верхушка. И наместники, и чинуши, и судейские. До них он пока добраться не может, но вот устрашить, поставить на место, чтобы не зарывались, показать, кто здесь господар – вполне способен. Теперь, когда они знают, что в графстве снова действует старый закон, поостерегутся так уж явно на рожон лезть.

– Ничего, командир, – словно подслушав его мысли, тихо сказал Бранко. – До всех доберемся, никто от расплаты не уйдет.

Штефан кивнул. Как всегда, друг без слов понимал все, что он думал.

– Доберемся, – подтвердил он и усмехнулся. – Ешь похлебку, Бранко. Остынет.

***

Обратно возвращались уже по темноте. Грязь под копытами лошадей чавкала особенно мерзко, с какими-то злорадными всхлипами, деревья нависали над дорогой угрюмыми черными стражами, луна скрылась за тучами, и им с Бранко приходилось пробираться едва ли не наощупь.

Нужно было раньше выезжать, по свету. Но как тут уедешь, когда Блажден такой пир закатил? Да и не хотелось ему в замок, оттягивал, как мог, возвращение под мрачный кров родового гнезда. Тяжело ему там было, маетно. И зверь неспокойно себя вел, далеко не уходил, к самой коже пробивался, принюхивался ко всему, присматривался. Не доверял.

– Слышь, командир, – нарушил молчание Бранко. – Я тут спросить хотел…

Друг замолчал, и Штефан почувствовал его напряжение.

– Спрашивай, – поторопил он.

Почему-то казалось, что Кражич хочет спросить о неприятном, о том, о чем сам Штефан предпочел бы не говорить.

– Ты со зверем своим в ладах?

Голос Бранко звучал настороженно.

Штефан усмехнулся. Что ж, вот он и прозвучал, неприятный вопрос. Знает его Кражич, ой, как хорошо знает! Долго примерялся, седмицу целую, а теперь вот спросил.

– Почему спрашиваешь? – уточнил он.

– Да я тут на днях девчонку на кухне видел, – ответил друг. – Уж больно раны у нее… Приметные.

Штефан поморщился. Ту первую ночь под родной крышей он помнил плохо. Можно сказать, выпала она из его жизни, словно и не было. Что творил, где его носило – одному Скарогу ведомо. Знает только, что зверь на свободу вырвался, не смог он его удержать, а еще почему-то прикосновение маленькой крепкой руки к животу запомнилось, жар, от нее по телу прошедший, и глаза любопытные, синие, как вода в Затонке, и такие же прозрачные, кажется, посмотри подольше – и всю душу, до самого дна увидишь.

– Сильно я ее?

А голос сипит, как не его.

– Раны глубокие, – после паузы ответил Бранко.

– Скажи, пусть лекарь осмотрит. И денег выдай. Двадцать стависов.

– Сделаю. Но ты не ответил, командир. Со зверем твоим что?

Друг редко обращался к нему на ты. Только наедине, когда никого поблизости не было и никто не только услышать, но и увидеть их не мог.

– Со зверем я разберусь, – уверенно ответил Штефан. – Ты мне лучше скажи…

Он не договорил. Поднял руку, призывая друга в молчанию, и настороженно прислушался. Впереди, эрах в пятидесяти, кто-то был. Он слышал биение сердца, ощущал исходящие от чужака волны злобы и страха, чувствовал зловонное дыхание. О, а вот и еще несколько… Подальше от первого, в засаде сидят, а этого, судя по всему, дозорным выставили.

– Помнишь Стройденские болота? – придерживая коня, негромко спросил Штефан.

– Еще бы не помнить, – настороженно отозвался Бранко.

Да, тогда им пришлось туго. Вдвоем против десяти наемников.

– Пятеро.

Друг понял его мгновенно. Спешился, взял коня под уздцы и шагнул к нему, забирая поводья и дожидаясь, пока Штефан окажется рядом, на скользкой грязи. Та уныло хлюпнула под ногами.

– Привяжи лошадей, – тихо сказал Штефан, а зверь уже пробивался из-под кожи темной шерстью, когтями, мышцами перевитыми. И глаза менялись, перестраивая зрение, обостряя очертания окружающего мира, подстраиваясь под темноту ночного леса.

Бранко молча выполнил приказ.

– С дозорным я разберусь, – еле слышно сказал Штефан. – Вон то дерево видишь? – он указал на ствол орсты, белеющий далеко впереди. – Там четверо. Заходи справа.

Кражич кивнул, и Штефан нырнул в придорожные кусты.

Ничего не подозревающего дозорного он обошел по дуге. Высокий, нескладный детина прятался за деревом и наблюдал за дорогой, нетерпеливо вытягивая шею. Приближение Штефана он даже не почувствовал. Только в последний момент, когда рука с когтями накрыла его лицо, дернулся и попытался закричать, но тихий хруст позвонков пресек этот бесполезный порыв.

Штефан оставил бездыханное тело и двинулся дальше, заходя в тыл оставшимся врагам. Интересно, кто их наниматель? Император? Или наместник? Кто из них? Обоим его существование поперек горла. Георгу не нужен живой герой Варнской войны, гораздо удобнее чтить память погибшего военачальника, а со временем вычеркнуть его имя из исторических хроник и приписать победу над сильным и, как считалось, непобедимым врагом себе. Да, император вполне мог натравить на него наемников, чтобы потом представить все обычным разбоем. А наместник… Тут тоже все понятно. Драговецу невыгодно присутствие в крае законного господара Стобарда. Столько лет самолично правил, творил, что хотел, и был уверен в собственной безнаказанности, а тут хозяин вернулся. Конечно, Кастимиру не по душе его возвращение, да и смерть Винкоша могла спровоцировать наместника на отчаянные действия.

Штефан беззвучно крался по мягкому, пружинящему под ногами мху, и напряженно размышлял. В том, что ждали именно его, он не сомневался. По этой дороге в такую распутицу почти никто не ездит, и уж тем более ночью. Мог ли наместник так быстро среагировать?

Впереди показались гладкие стволы орст, а за ними – спины четверых наемников. Штефан не стал медлить. Отдал всю власть зверю, и тот молнией метнулся к ничего не подозревающим воинам.

Бранко выступил из темноты одновременно с тем, как он свалил первого наемника. Короткие вскрики, шум борьбы, довольные чавкающие звуки поливаемой кровью грязи – сражение вышло недолгим. Всего пять минут – и враг оказался повержен. Зверь удовлетворенно рыкнул и исчез, а Штефан огляделся вокруг. Трое убитых, один раненый. Он специально одного оставил, выяснить хотел, откуда пташки прилетели, кто их надоумил.

– Имя нанимателя? – резко спросил Штефан у оставшегося в живых наемника.

– Пошел ты! – грубо бормотнул тот и грязно выругался.

– Я-то пойду, – посмотрел на него Штефан. – Только сначала ты мне имя скажешь.

– Все одно, помирать, – со злостью выплюнул наемник. Его заросшая физиономия скривилась от боли.

Луна выглянула из-за туч, и в ее свете стало хорошо видно рваную рану на груди и распоротое бедро, из которого толчками текла кровь. Штефану хватило одного взгляда, чтобы понять, что парень не жилец.

– С чего бы мне тебе одолжение делать? – просипел наемник.

– Помнится, была у меня собака, – вмешался Бранко, неторопливо вытирая тряпицей окровавленный нож. – Хорошая, понятливая. Только воровитая. И сколько я ее ни учил, а она так и норовила что-нибудь стащить. И ладно бы только у меня тащила, так ведь к соседям полезла. В курятнике поозоровала, птицу передушила. Знаешь, что я с ней сделал? – посмотрел друг на раненого. Тот напрягся, настороженно наблюдая, как Бранко проверяет острие ножа. – Я ее к дереву подвесил и кишки выпустил, – спокойно сказал Кражич. – Долго она умирала. Ты как хочешь? Как человек умереть, быстро и легко, или как та собака – до утра висеть и на внутренности свои любоваться? Выбирай.

Друг посмотрел на наемника, а Штефан усмехнулся. Историю эту он уже не раз при схожих обстоятельствах слышал. Только вот не было никогда у Бранко собаки. И кишки он никому, кроме врагов, не выпускал. Это у друга такая воспитательная байка была, как он сам говорил, для добровольного выбора, чтоб нагляднее показать непонятливым, что их ждет. «Мы ведь толстокожие, командир, нас угрозами не проймешь. А вот историей жизненной – запросто».

Похоже, наемник проникся. Глаза его забегали, дыхание участилось.

– Скажу, если отпустите, – прохрипел он.

Штефан помолчал, а потом кивнул:

– Говори.

– Поклянись Создательницей, что отпустишь, – потребовал раненый.

– Райна мне свидетель, – ответил Штефан.

– Сам я нанимателя не видел, – задыхаясь, произнес наемник,– но слышал, как старший его лордом Свардом называл.

Значит, все-таки император. Не захотел по-хорошему. Через нового главнокомандующего избавиться решил.

Штефан посмотрел на Бранко. Тот помрачнел, глаза его недобро сверкнули, а губы шевельнулись, беззвучно прошептав проклятие. Друг тоже понял, откуда ветер дует.

– Что ж, ты свободен, – бросил Штефан наемнику.

Тот дернулся, пытаясь встать, но не смог и, застонав, пополз в сторону дороги. Грязь смачно чавкала от каждого его движения, радостно принимая кровавую жертву, а Штефан наблюдал за раненым, думая о том, как сильно в человеке желание жить. Из последних сил, но ползет, от смерти уйти пытается.

– Зря отпустил, – Бранко сплюнул, глядя на жалкие попытки наемника сбежать.

– Ты рану его видел? Ему от силы полчаса осталось, – ответил Штефан и добавил: – Поехали. А то эти олухи опять мост поднимут, их тогда не дозовешься.

– Разогнать бы всех к рагжу, – поморщился Бранко. – Не замок, а сборище кретинов.

Штефан только хмыкнул. Эти плохи, а где других взять? Кого не найми, еще хуже окажутся.

– А что, командир, может, кого из наших ребят позовем? – не отставал Кражич.

Он уже думал об этом. С самого первого дня в Белвиле. И даже решился написать, да все недосуг было.

– Если император решил тебя убрать, он ведь не остановится, – мрачно добавил Бранко. – В замке нам верные люди нужны, а не тот сброд, что на воротах стоит.

– Напиши парням, предложи приехать и пообещай хорошее жалованье, – сказал Штефан. – И подъемные.

– Сделаю, – повеселел Кражич.

Друг отвязал лошадей, подвел Штефану его коня, вскочил в седло и добавил:

– Ох, и обрадуются ребятки! Это ж куда лучше, чем наемниками идти.

– Главное, чтобы согласились, – не спешил радоваться Штефан. – Стобард – не столица, здесь не всякий приживется.

– Эх, командир, плохо ты о наших парнях думаешь, – упрямо мотнул головой Кражич. – Они за тобой хоть к рагжу пойдут, не то, что в Стобард.

– А это почти одно и то же, – тихо пробормотал Штефан, трогая коня.

Они проехали совсем немного, когда увидели раненого наемника. Тот лежал посреди дороги, раскинув руки и уставившись в небо пустыми неподвижными глазами.

– Помер, – обронил Кражич.

Штефан ничего не ответил. Он думал о том, что это только начало. Император не отступится. За этими наемниками последуют другие, в ход пойдут проклятия и наговоры, или высшая императорская милость – бокал с ядом. Только вот и он не привык отступать. Штефан любил жизнь. Любил сильно, неистово, жадно. Так, как может любить человек, хорошо знающий, что она способна оборваться в любой момент.

– Подзадержались мы, – сказал он и пришпорил коня. – Не отставай, Бранко! Дома ратица ждет и банька горячая!

– И бабы? – в голосе друга послышался смешок.

– И бабы, – подтвердил Штефан.

А перед глазами снова маленькая точеная фигурка мелькнула, и он тряхнул головой, прогоняя непрошеное видение. Не хватало еще на девчонку заглядываться! Хороша синеглазка, да только не такая ему нужна. Зверю крепкие девки нравятся, сильные, в теле. А эта… Сожми покрепче, и пополам переломится.

Штефан пришпорил коня и помчался вперед. Кражич несся следом. Грязь летела из-под копыт лошадей, ветер бил в лицо, а он вдыхал полной грудью влажный ночной воздух и чувствовал себя удивительно живым, будто кто сил прибавил.

Не дастся он. Не раз уже смерть обманывал и сейчас сдюжит. К рагжу императора и его свору. Он, Штефан Крон, потомок стобардских королей, никому не позволит распоряжаться своей жизнью!