– Исправить? Почему, да какого черта он ластится к вам, а меня не признает? – кричал рыцарь. Он уж было снова сделал решительный шаг к своему коню, но тот лишь клацнул зубами в воздухе, мол, попробуй-ка.
– Я сейчас вернусь, – сказал Уильям.
Он силился остановить Тарантона.
Однако конь продолжал неотступно следовать за ним, бережно хватался губами за ворот гамбезона, терся носом, вздыхал на ухо – в общем, выказывал любовь. Уильям от этой влюбчивой скотины всячески отмахивался. Тарантон не сдавался, старался еще больше. Так они и шли к реке, пока рыбак не выдержал, не оттолкнул от себя мохнатую морду и не ткнул в нее гневно пальцем: «А ну сиди тут, жди меня! Я скоро вернусь!» И на глазах всех… Огромный конь вдруг плюхнулся на землю, вытянул на задние ноги, будто человек, – и смиренно заржал. Все вокруг опешили. В толпе зазвучали нервные смешки. Уже почти успокоившийся Филипп вновь рассмеялся с новой силой. Пользуясь заминкой, покрасневший рыбак побежал за холмы, периодически оглядываясь, ну а Тарантон, когда видел его взгляд, каждый раз фыркал, как бы напоминая, что будет ждать.
К ошеломленному капитану подошел Филипп.
– Не переживайте, сэр Рэй, думаю, что Уильям все исправит. Ну а если не исправит, я за это заплачу, – потом, оглядев коня, граф хохотнул. – И правда сидит! Хорошо, что он ему не приказал на дерево взобраться! – и он смахнул набежавшие слезы платком.
– Господин, что здесь происходит!? – жалобно вскрикнул сэр Рэй, также наблюдая сидящего на задних ногах коня.
– Я думаю, кхм, подруга Уильяма решила помочь ему и заколдовала вашего мерина вчера вечером, когда он не давался чистке. То ли ненароком, то ли она так пошутила… но бедный Тарантон теперь воспринимает как хозяина только лишь Уильяма. И ведет себя чудно, – развел руками граф и снова рассмеялся.
– Какая такая подруга? – насторожился капитан.
– Есть у моего гостя одна очень старая знакомая, что неотступно следует за ним всю нашу дорогу.
Из-за холма вернулся красный, как рак, Уильям. Виновато почесывая затылок, он подошел к ждущему его капитану и произнес:
– Сэр Рэй… Прошу простить меня за то, что произошло. Но я пока не могу это исправить… Кхм, тот, кто это натворил, не хочет вылезать из воды.
– И что мне теперь делать?!
– Ну… – Уилл заметил, как граф лукаво взглянул на него. – Ну я могу попросить повезти вас, – желая провалиться под землю от стыда, он подошел к фыркающему мерину. – Тарантон, Тарантоша, а, повези, пожалуйста, сегодня уважаемого капитана… А к вечеру мы тебя снова перевоспитаем.
Конь недовольно фыркнул, но все-таки послушался, поднялся и направился к капитану. С осторожностью тот взобрался в седло, также осторожно поддал пятками. Тарантон повернул к седоку шею, прижал уши к голове и оскалил желтые зубы. Побледневший рыцарь обратился к виновнику:
– Ямес вас побери! Я больше не буду спорить с вами!
Ну а Уильям же, под взором всего отряда, взобрался на свою серую кобылу и смущенно последовал за отрядом.
Весь путь до Тельи многие весело поглядывали то на него, то на рыжего коня, который брел неподалеку, всячески привлекая к себе внимание ржанием. Только к обеду сэр Рэй, поначалу хмурый, молчаливый и непохожий сам на себя, немного подуспокоился. И уже начал не так злобно поглядывать в сторону Уильяма. Когда же отряд растянулся длинной вереницей, рыцарь отпустил поводья, и конь, почувствовав волю, тотчас направился к своему истинному хозяину.
– Может, вы все-таки проясните ситуацию, что случилось с моим Тарантоном, а?
– Кхм, сэр Рэй… Это вышло случайно! Клянусь. Ваш конь не давался для чистки, и кое-кто помог мне успокоить Тарантона. Видимо, перестарались, – развел виновато руками Уильям. – Я надеюсь, сегодня все исправлю.
– Я тоже на это надеюсь, – ответил капитан, возмущаясь. – Вы же лишили меня моего коня, понимаете? Эта скотина теперь лишь делает одолжение, что везет меня, своего хозяина, по вашей просьбе.
От этих слов рыжий Тарантон повернул свою красивую могучую шею к всаднику, оскалился, обнажил желтые зубы.
– Ну что это такое?! Был ведь нормальный, вредный конь. Мой конь! – продолжил возмущаться сэр Рэй, уже сильнее. – Стоит вам отъехать, и он не преминет возможностью скинуть меня и растоптать.
– Я попрошу вечером на привале перевоспитать Тарантона. Главное, чтобы рядом была река.
– Река? – удивился сэр Рэй. – С каким же существом вы водите дружбу, демоны вас побери? Русалки?
– Поверьте, это не важно.
Уилл поторопил свою спокойную серую лошадку касанием пяток. Но Тарантон тут же сам догнал его, зафыркал, отчего капитан вновь ухмыльнулся:
– Если не расколдуете моего коня, то мое обещание о том, что мы успеем надоесть друг другу, сбудется…
– Да я же уверил вас, что все сделаю!
– Хорошо-хорошо, предположим, я вам верю, – кивнул капитан. – И все-таки, кто же она?
– Ох, почему это вам так интересно?
– Просто интересно! Нельзя же быть таким молчуном, Уильям, нужно уметь поддерживать разговор, – проворчал сэр Рэй, затем добавил уже ласковее. – Смотрите, граф в самом конце вереницы, а мы в начале. Ну хоть шепните, чуть намекните! Одно словечко, мне больше не нужно!
– Не буду, извините, – отвернулся Уильям.
– Можете пальцем в воздухе какую-нибудь шараду изобразить. Я в детстве их хорошо разгадывал.
– Ох, нет, сэр Рэй!
– Ну вы и зануда, – ухмыльнулся рыцарь и тоже отвернулся.
Подвесив шлем на седло, он поправил свои рыжие вьющиеся волосы, из которых теперь был выдран клок, и попытался наладить отношения со своим Тарантоном – так сказать, разобраться со всем сам. Он приласкал его, но огромный конь только лишь повернул шею и скрысился. И рыцарь на это обреченно вздохнул.
Они были в пути уже несколько дней, проехали Черные Тельи и теперь направлялись к городку Орлу. Пейзаж разительно менялся. Дорога пролегала среди куцых низкорослых деревьев. Ольха и ивняк, сбросившие листву, торчали скелетами около застойных болотных озер. «Хм, а двадцать лет назад здесь стоял сосняк, – задумчиво говорил Филипп, осматриваясь. – Да, заболачивается Маровский лес… Скоро совсем пропадет…»
За пригорком их ждал сплошной частокол, имеющий перед собой ощерившийся кольями ров. Еще на подъезде к Орлу в нос ударил кислый запах гнили, и вампиры, как наиболее чуткие, все как один поморщились. Перед воротами их встретила пара вооруженных копьями стражников, одетых в меховые жилеты.
– Кто будете? – спросил один.
– Граф Филипп фон де Тастемара, ваш лорд, – возвестил сэр Рэй и захотел подъехать ближе, но конь его не послушал. Тогда он вздохнул и громко добавил: – Позовите вождя! Вас должны были предупредить о приезде графа.
Чуть погодя из-за деревянных, покосившихся ворот, высотой в три человеческих роста, выбежал полный мужчина – вождь. Был он уже в годах, лыс и одевался в простое многослойное платье, подпоясанное демонстрирующим его статус зеленым кушаком. «Да, да, господа, проезжайте,» – глубоко поклонился он, не сумев скрыть удивления.
Минуя ворота, верховой отряд двинулся по единственной улице, пока не выехал на центральную площадь. Здесь, как и в Вардах, в небо вздымался позорный столб – и Уильям от этого нахмурился. Все в городке было обветшалым, неаккуратным, говорящим прежде всего о долгой и беспросветной нищете жителей. И тем разительнее на этом фоне выделялся большой постоялый двор.
– Сколько мест на постоялом дворе? – спросил сэр Рэй. Затем, видя, что вождь растерян, продолжил. – Чего молчишь, а, вождь? Чего глядишь так? Господин твой явился! Спрашиваю, хватит ли нам всем мест на постоялом дворе?
– Ах… Просто… нас не предупредили о вашем прибытии… – начал вождь. – Вы за налогами?
– Должен был прибыть к вам гонец, – сказал рыцарь. – Впрочем, не твое дело, зачем сюда явился граф. Еще раз спрашиваю, места есть?
– Конечно, есть, господин, – и вождь растянул полные губы в вынужденной улыбке. – Вы не смотрите, что мы на болотах живем… Этой тропой часто следуют из Филонеллона. У нас полтора десятка хороших комнат, большая таверна, прекрасные конюхи.
– Подготовьте!
И, спешившись, сэр Рэй покосился на Тарантона, а тот, в свою очередь, тоже косился своим огромным глазом. Казалось, он примеряется к огненной капитанской шевелюре – как бы отщипнуть от нее еще немного. Так происходило на протяжении нескольких дней. Это был худой мир, но пересаживаться на запасную лошадь капитан не желал из чувства гордости.
К нему подошел Уильям и повел коня за постоялый двор, чтобы сдержать свое обещание. Когда все уже отдыхали, он чистил Серебрушку и Тарантона. А пока он это делал, рыжий конь, донельзя ласковый, нежный, впечатывался своими мягкими губами в его руки, лицо и довольно пофыркивал. Ну а рыбаку приходилось терпеть проявления влюбчивости несчастного животного, ставшего жертвой колдовства.
Еще позже на постоялом дворе его ждал сэр Рэй, разлегшийся на кровати в своем красном поддоспешнике.
– Как там наш Тарантон поживает? – спросил он с хитрой улыбкой. – Расколдовали, а?
– Я позже обязательно отведу его на озеро.
– Ага, замечательно… Я бы предложил вам пойти со мной в таверну. Но что-то мне подсказывает, что вновь откажете, – сказал капитан, вытряхивая камешек из сапога.
– Да, сэр Рэй. Я побуду здесь либо прогуляюсь по окрестностям, – кивнул с мягкой улыбкой вампир. – Мы будем сегодня тренироваться?
– Спрашиваете!? Пойдемте сделаем это прямо сейчас. Я тогда как следует разомнусь, нагуляю аппетит, а затем пойду есть. Думается мне, что сегодня я уделаю целого поросенка!
Они взяли свои мечи, надели нагрудники и покинули постоялый двор. В этот раз, устроившись на окруженной колючим кустарником полянке, они занимались недолго – быстро стемнело. Но сейчас Уильяму начинало казаться, что, изучая основные приемы фехтования, он уже может предсказать действия сэра Рэя. И пусть сэр Рэй еще побеждал его, пусть клинок его был стремителен, а действия – выверены, но рыбак уже вполне за ним поспевал.
– Должен признать – вы стали шустрее. Уже не так отвратительно плохи!.. – произнес запыхавшийся капитан, когда они возвращались с полянки. Он отирал со лба пот. – Все-таки замечательный из меня учитель, согласитесь.
– Соглашусь, – мягко улыбался Уильям, ничуть не устав.
– Темнеет. Поторопимся! Хочу поесть и продегустировать местные блюда!
– Разве это не одно и то же?
– О нет. Это приятные дополнения друг друга, – в карих глазах рыцаря блеснуло вожделение, и он громко вздохнул.
– Я вас понял… – до Уильяма дошел вкладываемый в слова смысл. – Тогда действительно пора спешить.
Они вернулись в Орл.
Дело близилось к ночи, темнота оплетала все вокруг. Вставали страшными силуэтами сосны-одиночки, и мимо них в городок спешно стекался местный люд: с рыбой, деревом, тушками животных, травами и ягодами. А на площади, под позорным столбом, были граф Тастемара и вождь. Граф слушал обеспокоенного вождя, который размахивал своими белыми пухлыми руками в желании оправдаться.
– Да, да, господин… Вот такая вот у нас ситуация…
– Почему ты не выслал гонца? – сурово спрашивал Филипп, скрестив руки на груди. – Ты понимаешь, что своим молчанием создал опасность для всех, кто мог бы избрать другой путь? Что из-за тебя погибли люди – мои люди?
– Мой лорд, – тряс вторым подбородком вождь, – здесь же и так проезжают лишь те, кто живет севернее. Да рыжеволосые филонеллонцы… Им-то деваться некуда! Прут по этой тропе – и разве ж их остановишь страшилками про чудищ? У них своих страшилок-то хватает, местных. Да они уже бывалые! Вон, в прошлую ночь несколько человек спокойно переночевали и тронулись в путь дальше, живые же… А ваш гонец-то может заплутал!
– Ты не припирайся, дурак. Виселица рядом, – сказал ледяным голосом граф, вскинув взор на позорный столб.
От этого вождь сделался бледным и усердно закивал головой, мол, все понял. Жизнь-то ему была дорога. А между тем, задумавшийся Филипп, наконец, заприметил приближающихся сэра Рэя и Уильяма и обратился к ним:
– Еще кто-нибудь остался за воротами?
– Нет, – ответил капитан. – Другие уже в таверне ужинают.
– Хорошо, потому что ворота скоро наглухо закроют.
– Почему? – удивился сэр Рэй.
Действительно, послышались громкие возгласы, а стражники схватились вшестером за створки ворот, закрыли их изнутри на засов. Город Орл оказался отрезан от окружающих их сырых и глухих болот. Тогда граф принялся объяснять:
– В конце лета болота, их центр, долго полыхали. Из-за этого многие его обитатели перебрались поближе к окраинам.
– Так вот почему ехидна оказалась в той реке? – понял Уильям.
– Да… Все из-за пожара. На наше счастье, самые опасные демонические создания, которых нам стоит остерегаться, охотятся ночью.
– И как это связано с Орлом? – нахмурился капитан.
– Эти болотистые земли не миновала та же учесть, что и ту реку. Вождь говорит, что еженочно к их воротам приползает болотное чудовище и исчезает только с рассветом. Потому они и запираются. Потом, кстати, отдай приказ нашим выставить дозор, а то местным доверия нет.
К ним всем подошел худощавый мужчина, кутающийся в составленный из мелких шкурок плащ. Потянув носом воздух, он поклонился:
– Мой лорд, – сказал он, – меня зовут Аудерл. Я – комендант тюрьмы. Уважаемый Него Натифуллус писал мне… насчет ревизии в тюрьмах.
– А, да, Аудерл, – ответил граф. – Я готов осмотреть состояние тюрьмы и отчеты по ним. Уильям, следуй за мной!
На края городка, впритык к частоколу, располагалось двухэтажное старенькое здание. Пара окон, покосившаяся крыша и одинокая ива, что росла подле, – символизировали обреченность этой тюрьмы. Комендант позвенел связкой ключей, снял замок с крепкой двери и вошел внутрь. Филипп и Уильям последовали за ним. Безо всяких ламп они, прекрасно ориентируясь в темноте, спустились в подвальное помещение. И здесь, в жутких условиях, среди плесени, гнили, они обнаружили нескольких человек, которые тихо сидели в кандалах, с мешками на головах и, судя по всему, кляпами во рту. Заслышав звуки, узники обеспокоенно загремели и замычали.
– Почему ты их так содержишь? Хуже, чем скот, – едва ли не с угрозой спросил граф.
– Хозяин… а их здесь уже быть не должно, – развел руками Аудерл.
– Что это значит?
– Раньше-то как было, хозяин… – ответил поспешно комендант – Когда мы приговаривали к смерти, то смертнику-то давали ядовитый отвар: из змей-травы да упырника. От него люд погибал во сне. А потом я их в топи отвозил и скидывал. Ну а если надо было, я люду другой отвар давал, просто усыпляющий, и убивал потом, как есть… Затем выпивал и уже топил.
– А сейчас как?
– Сейчас наш вождь устраивает смертную казнь, просто выставляя люд за ворота, затемно. А там с ними того… живо расправляется Многоголовая… Вождь-то о вашем прибытии не знавал. А я из тех писем уважаемого Него, когда вождь их мне зачитывал, сразу сообразил – вас ждать надобно. Потому и писали же про ревизии, верно? Чтобы сохранить этот люд до вашего прибытия, я и затаил их в подвал. С той луны врать приходилось – изгалялся. Один будто от болезни скончался, я тогда вывез набитое тряпье под видом тела. Про второго, что убежал… И так со всеми ними – долго они здесь томятся уже.
Филипп сначала сделался белым, но уже через миг лицо его вспыхнуло злобой, и он громко выругался:
– Дубоум!
– Кто? Я?! – перепугался Аудерл, думая, что это относится к нему.
– Вождь ваш дубоум! Своими действиями погубит всех вас.
– Но почему, хозяин?
– Потому что ехидна и является сюда от того, что нашла здесь кормушку. После такого в свои болота она уже не вернется!
Впрочем, граф взял себя в руки, подуспокоился и задумался. Затем он шагнул в сторону одного из заключенных.
– Уильям, пей одного, быстро! У нас мало времени! – приказал он и, схватив первого попавшегося, вцепился ему в глотку, не снимая мешка с его головы.
Тот, с кляпом во рту, что-то промычал, дернулся – и затих.
Чувствуя, что надобно поторопиться, Уильям взялся за второго, поморщился от исходящих от него запахов и также припал к нему. Он уже странно привык к тому, что всякая его жертва – несомненно виновна. Убийцы. Насильники. Он уже смирился с этим. Но именно сейчас, из воспоминаний, он вдруг понял, что этого несчастного селянина осудили на смертную казнь всего-навсего за воровство курицы. И тогда Уильяма охватил стыд, но, сдержав этот недолгий порыв пощады, понимая, что узник все равно не избежит своей смерти, – он допил его. А закончив дело, в тревоге посмотрел на графа, который платком торопливо доводил губы до белизны.
– Господин… – шепнул Уилл. – Скажите, неужели за воровство курицы теперь приговаривают к смерти?
Филипп резко повернулся к коменданту. Тот лишь кивнул.
– Теперь наш вождь карает за малое, – сказал Аудерл. – А сам забирается на дозорную башню, что подле ворот. И глядит, как люд утаскивают, – и он потупил взор. – Барт немного «того» стал, когда появилась эта Многоголовая… Говорит – это божья кара, которую надобно умилостивить.
О проекте
О подписке