Глава вторая: военные и бюрократы

Великая Римская империя распалась. В западной и северной части былой державы свирепствовали голод, чума, гонения. В то же время южные и восточные области империи на Пиренейском полуострове и в Азии, отторгнутые Арабским халифатом, находились на пике своего расцвета. Тут процветали науки и искусство.

Хранительницей былой римской культуры и христианской веры оставалась западная часть римской империи – Византия. Непобежденный осколок былого государства на земле Греции. Тень былой мощи. Надежная связь с городами была только по морю, поэтому флоту в государстве уделяли особое внимание.

Опорой императорской власти Византии являлся многочисленный чиновничий аппарат и армия. Костяк армии состоял из регулярных частей императорской гвардии и ипастасиев, дружин крупных землевладельцев: аристократов и архонтов. В период тяжелых войн в армию призывались стратиоты – свободные граждане городов и крестьяне. Для завоевательных войн широко использовались наемные войска союзников и федератов. Причем федераты на службе могли получать государственные должности и титулы с соответствующим денежным содержанием. На отвоеванных территориях восстанавливались ромейские города. Отслужившие свой срок легионеры становились ветеранами. Наградой за верную службу был участок земли, выделенный государством в собственность и помощь от государства в подъеме хозяйства. На выделенной земле ветеран мог построить дом, обзавестись семьей и завести нехитрое земледельческое хозяйство. Со временем федераты становились гражданами Нового Рима – византийцами.

Захват рабов, конечно, был чудовищно жестоким действом. Но чем дальше, тем на меньший срок раб оставался рабом. Неэффективность рабского труда была очевидна. Выучившего язык, принявшего веру и начинавшего исполнять законы государства раба старались отпустить на свободу. Вольноотпущенник, как правило, оставался на земле, выделенной хозяином поместья. Тем самым, сохраняя связи со своим господином. А его дети и внуки, конечно же, уже считали себя ромеями.

Во времена, когда происходили описываемые события, могучая держава сузилась до размеров города Византия, официально переименованного в Константинополь. Его владения распространялись на черноморское побережье Малой Азии, Пелопоннес и южную часть Аппенинского полуострова. Постепенно Византия набирала силы и расширяла свои владения. Византийское гражданство являлось цементирующей силой, сплачивающей разноязыкое содружество. Подданный возрождающейся империи был сначала ромеем, а уж потом греком, сирийцем, фракийцем или представителем иного народа.

Представитель древней династии, базилевс базилеон или царь царей Константин по прозванию Багрянородный²² был одним из образованнейших людей своей эпохи. Покровитель наук, автор сборников сочинений и трудов по усовершенствованию управления государством. Его власть опиралась на синклит иначе сенат и церковь. При некоторых привилегиях сенаторов и клириков все граждане были равны перед законом. Свободные граждане составляли большинство населения государства. Равенство было неформальным. Любой гражданин Византии при наличии известных способностей и удачливости мог войти в господствующую прослойку и даже получить высшую должность – власть не наследственную, а переходящую к «достойнейшему».

Непростое наследство досталось Константину. На западе – королевства воинственных франков, где бывшие предводители наемников истребляли старую аристократию и делили между собой земли Римской империи в Европе. На юге и востоке – осколки могучего Халифата, поглотившего наиболее богатые имперские территории. На севере Византия граничила с болгарским каганатом. Но самая большая угроза исходила с северо-востока, из города Атиля в устье реки Итиль²³. Оттуда, где расположился центр Всемирной торговой организации рахдонитов. Непримиримый соперник и конкурент, претендующий на право мирового господства. Торговая сеть рахдонитов опутала своей паутиной весь мир. Ее председатель, малех, дергая за невидимые паутинки, контролировал получение сверхприбылей для своей организации. Но для этого нужны были безопасные пути и стерегущие их послушные цари. Чтобы сделать послушного государя, князьям и герцогам ссужались кредиты, а потом заемщика превращали в послушную марионетку. А упрямых и неугодных правителей свергали. Не брезговали грязные торгаши и прямым подкупом.

И все же некогда могучая держава, сузившаяся до размеров одного города и окрестностей, вновь возрождалась. Этот осколок былого величия под умелым управлением Константина Багрянородного вновь поднимался из праха. Лишь одно тревожило базилевса: в какие руки попадет держава после его кончины. Любимая супруга, севаста Елена, подарила ему пять дочерей и только одного сына, наследника престола. Как всякий отец, он очень любил своего сына, Романа. Сам обучал его и внушал питать благочестие к Богу. «Коли все это соблюдешь, долго будешь царствовать над ромеями», – говорил он сыну.

Но у царя царей каждый день и государственных дел было невпроворот. Отовсюду слали ему письма военные стратиги провинций, гражданские главы фем и прочие должностные лица. Он проглядывал письма с быстротой птицы и при этом еще находил время, чтобы принимать послов, отправлять послания чиновникам, отменять опрометчиво сделанные нововведения. За неимением свободного времени, курировать обучение Романа он поручил брату жены и своему доверенному лицу – своему спальничему или иначе паракимомену Василию Нофу, главе имперских бюрократов.

На море дул ласковый теплый ветерок. Солнечные лучи расцвечивали бирюзовую гладь. Вдоль греческого побережья не спеша шла эскадра из трех кораблей. Впереди шел «дромон», царская огненосная триера. За нею две галеры сопровождения. Дромонами, дословно «бегунами» в Аравии называли одногорбых верблюдов, ценимых кочевниками пустыни за их неутомимость и скорость. За те же качества «дромонами» прозвали и большие военные триеры византийского флота.

Дромон представлял собою длинный весельный корабль, на котором гребцы располагались в три яруса у обоих бортов. Для такого судна требовалось двести тридцать человек команды, и оно вмещало дополнительно шестьдесят воинов морской пехоты. Дромоны снабжались специальными сифонами для выбрасывания на вражеские корабли «греческого огня». Этот состав из смолы и серы нельзя было потушить водой. Секрет его приготовления содержался в строжайшей тайне.

На капитанских мостках царской галеры у наварха Никиты Халкуца собралась компания весьма высокопоставленных пассажиров. Они беззаботно пили прохладительные напитки, ели фрукты и беседовали, добродушно подтрунивая друг над другом.

Одним из них был наследник престола цезарь Роман. Это был красивый юноша, с пшеничного цвета волосами, розовыми щеками и красивыми глазами. Высокий, широкоплечий, «стройный, как кипарис». В речах он был приятен и спокоен, имел приветливые манеры. Все поражались и восхищались этим юношей. Созданный, чтобы нравиться, он любил увеселения, любил хорошо поесть и еще многие другие удовольствия. Вместо занятий науками он только и думал, что о приключениях и всяких забавных проделках.

Его собеседником был стратиг фемы Анатолик Никифор Фока. Человек лет тридцати, среднего роста, большеголовый, как все жители горных районов провинции Первая Армения. Цвет лица его более приближался к темному, чем к светлому. Волосы были густые и черные. Нос не тонкий и не толстый, а борода правильной формы, с редкой сединой по бокам. Стан у него был округлый и плотный. Грудь и плечи очень широкие, а мужеством и силой он напоминал прославленного Геракла. На загорелом и обветренном некрасивом лице, притягивали внимание черные глаза, озабоченные размышлением. Они прятались под мохнатыми бровями. Колючий взгляд, казалось, пронизывает насквозь. Облик и жесты выдавали в нем человека обладающего большой силой воли.

Триста лет назад цезарь Ираклий своим указом запретил горожанам говорить на латинских и семитских языках. С тех пор, греческий язык, изучавшийся в школах как иностранный, стал государственным. На нем стали вестись службы в церквах. За прошедшее время, греческий стал родным для жителей Царского города. Но Никифор Фока, как и большинство жителей азиатской части страны, в быту продолжал говорить на арамейском диалекте семитского языка. Звучный титул, звучавший по-латински как «цезарь», или по-гречески «кесарь», с его губ слетал, как болт арбалета – «к-цр».

– Никифор, а почему ты не хотел брать меня с собой? Знаешь, как долго я уговаривал отца, чтобы он позволил мне поехать с тобой? – спросил Роман, единственный наследник царя царей.

– Я не очень-то гожусь на роль няни для цезаря. Еще не уберегу… – шутливо ответил Никифор.

– Но потом я передумал, – продолжал рассуждать Никифор. – Если я спасу юного цезаря от душных дворцов, приемов и этикетов, а так же нудных занятий по риторике и философии, то взамен он спасет меня от компании бюрократа, способного говорить только о прибылях и налогах, – кивнул Никифор на третьего пассажира. – И подумал, что цезарь внесет разнообразие в нашу компанию в этом наискучнейшем плавании с визитом вежливости в Рим. В гости к герцогу Октавиану²⁴.

– Говорят, он любит общество куртизанок? – поинтересовался Роман.

– А еще он охотник, игрок и пьяница, – подтвердил Никифор. – Ну, прямо вылитый мой двоюродный брат со стороны матери, Ной Цимисхий. Ох уж этот Ной! Правда, он не пьет за здоровье Сатаны, как Октавиан. Но, несмотря на это вы с герцогом, как ровесники, вполне можете найти общие интересы.

– Ты хочешь, чтобы я пил с ним за здоровье Сатаны? – ухмыльнулся Роман.

– Нет. Я имею виду охоту, игры и гулянки с девицами. Тебе самое время. А для меня все это скука неимоверная. Не с кем подраться.

Еще один из пассажиров, спальничий базилевса Василий Ноф нисколько не обиделся на словесный выпад Никифора в свою сторону. Как у всякого евнуха, у него было гладкое, холеное лицо. Внебрачный сын болгарки и свергнутого басилевса Романа I Лакапина²⁵, Василий был человеком умным и рассудительным, хотя и несколько прижимистым. Он весьма удачливо и примерно во всех делах помогал Константину, женатому на Елене, законной дочери Романа Лакапина. В борьбе Багрянородного за скипетр с сыновьями Романа Стефаном и Константином, Василий Ноф выступил против своих сводных братьев. Оставшись единодержавным властителем, Константин сразу же назначил Василия патрикием, паракимоменом и управляющим синклитом.

– Друг мой Никифор! Мы едем в Рим не для того, чтобы наследник Роман гулял с блудницами Октавиана! А чтобы показать расположение Византии герцогу Тусколо, хозяину Вечного города. – Начал говорить Василий наставительным тоном. – Позволь напомнить тебе и цезарю, что в Вердене наследники Карла Великого²⁶ разделил его державу на три королевства: французов, немцев и итальянцев. Но при этом Аппенинский полуостров оставался римским, во владении Византии. Но в Ломбардии после смерти итальянского короля Лотаря равновесие нарушилось. Ломбардия или иначе Италия стала немецкой и на очереди остальная территория полуострова. И Рим – ключ в этой борьбе.

– Тоже мне проблема? Экспедиционный легион Византии расчистит полуостров, как это уже делалось не раз, – скривил губы Никифор.

– Не все решается силой. Я напомню тебе, с чего все началось. – Продолжал, словно читал лекцию Василий. – Претендент на трон Беренгар²⁷ маркграф Иврейский взялся за дело весьма ретиво. Чтобы узаконить свое положение короля, Беренгар велел женить своего старшего сына на молодой вдове цезаря Лотаря Адельгейде. Но вдова оказалась с норовом, за что и подверглась заточению. Из заточения она сбежала к своему деверю герцогу Октавиану Тусколо в Рим. Тогда Беренгар велел Октавиану вернуть беглянку. Но римские аристократы не желали выполнять требования итальянца, хотя юридический император Римской империи, базилевс Византии, был на стороне маркграфа. И тогда папа Агапит II²⁸ воззвал к восточным франкам, умоляя спасти Рим от «злого» короля Беренгара. А для пущей убедительности, герцога Лотарингии Бруно, брата короля Оттона папа Агапит рукоположил архиепископом Кельна.

В благодарность за это «благородный» Оттон поспешил привести войско рыцарей и баронов в Италию по призыву папы Агапита. Прямо как когда-то Аттила ринувшийся в Италию «за спасением чести» девицы Гонории. Новый «спаситель обиженных вдовиц», перейдя Альпы с цветом норманнских баронов, так напугал ломбардийцев, что войско Беренгара разбежалось, даже не вступив в схватку. Благодарная «жертва обстоятельств» немедленно отдала руку и сердце своему освободителю. Этот политический брак на вдовствующей Адельгейде, юридически отдал во власть Оттона всю Ломбардию, итальянское королевство.

Правда сам Оттон предпочитает жить в более суровом климате севера. Поэтому только подписал с местными аристократами вассальный договор в качестве их сюзерена. Даже Италию, как немецкий лен, он оставил тому же Беренгару изъявившему покорность. Хотя уже без маркграфства Вероны и герцогства Фриульского, которое он подарил своему брату Генриху, герцогу Баварскому.

Вассальный договор подразумевает службу по призыву в войске Оттона в течение сорока дней в году. И король не вмешивается во внутренние дела итальянских аристократов. Мягкие условия вассалитета привлекли многих. Понтифик Агапит тоже служит королю восточных франков. У них сложился взаимовыгодный альянс. В его дела не вмешиваются, а за это папа рукополагает епископов не за их веру, а за их преданность правящей династии. Чтобы обезопасить себя от вмешательств Беренгара, теперь и герцог Октавиан подумывает стать вассалом Оттона. – Тоном учителя излагал произошедшие события Василий.

– Успокоил, – усмехнулся Никифор. – Но почему базилевс делает трагедию из-за этого Оттона? Он что, первый? Так уж повелось там со времен Римской Республики. Очередному наемнику надоел беспорядок среди нанимателей. И он навел порядок среди местной аристократии. Став цезарем, посадил псов патрициев на короткий поводок. Не о чем беспокоиться, – рассуждал Никифор. – Интересно, сколько времени Беренгар сможет сносить положение вассала у норманна?

– Беренгару остается пока только скрипеть зубами, – так же рассудительно продолжал излагать Василий. – Немецкий варвар не так глуп. Он использует христианских епископов, как узду для заносчивых и независимых баронов. Не изволите подчиняться – получите обвинение в ереси и отправляйтесь на костер. Он строит сильное государство на западе. И поэтому становится потенциально опасным для Византии. Наш визит вежливости – это, прежде всего, политический акт, напоминающий римским аристократам и заезжим норманнам, кто является истинным хозяином в государствах бывшей Римской империи.

– Ладно, ладно, уяснил, – отмахнулся Никифор. – Что ж навестим Октавиана с Агапитом. Пусть и дальше остаются вассалами Оттона и запугивают им Беренгара. Кстати, говорят, что бароны Оттона так боятся смерти, что покрывают железом не только себя, но и своих коней, – заметил Никифор.

– Не думаю, что боятся, – таким же ровным голосом возразил Василий. – И нельзя недооценивать фронтальный удар тяжелой рыцарской конницы. Покрытые тяжелыми доспехами рыцари-норманны составляют конкуренцию легковооруженным берберским наемникам из Африки. В Риме сейчас много этого сброда. Иногда там проходят состязания. Если тебе там станет совсем невмоготу, сможешь облегчить душу в хорошей схватке на ристалище. И сам составишь представление о западных рыцарях, если по пути туда не произойдет нечего непредвиденного. Ведь берберские пираты кишат в Средиземном море.

– Что может произойти в пути? И чем же это так опасны берберы? – Презрительно скривил губы Никифор. – Обычные пираты и грабители. В лучшем случае наемники.

– Я знаю! – Встрял в разговор Роман. – Мы проходили это на факультете, в разделе о мусульманских сектантах, которые в Персии зовутся шиитами. У нас это павликиане, в Багдаде – карматы исмаилиты, а в Африке – фатимиды. И те и другие грабят и убивают, своих же собратьев по вере, но инакомыслящих. В отместку сектантов травят, как бешеных собак.

– А твой отец говорит, что ты ничего не знаешь и учишься плохо, – удивился Никифор. Роман засмущался от похвалы своего кумира.

– Юный цезарь прав, – поддержал Романа и паракимомен Василий. – Воинственных берберов и туарегов нанимают в свои отряды князья Лангобардии с Аппенинского полуострова. Вместе с наемниками на полуостров попадают и имамы фатимидов. Они сеют смуту и вражду. С берегов Африки ползет карматская зараза. Мы когда-то потеряли Сицилию и Крит. Если ничего не предпринимать, то на очереди наши южные провинции на полуострове.

– Но зато морской путь безопасен, – гнул свою линию Никифор. – С халифом африканского Магриба подписан, хоть и худой, но мир. Эмиры Крита, Сицилии и прочие пираты тоже сдерживают своих морских псов, остерегаясь имперского флота. Скучно.