Я возвращаюсь домой, нагруженная кабачком и помидорами, которыми надеюсь всех осчастливить. Но, видимо, сейчас неподходящий момент.
– Что-то случилось? – спрашиваю я, увидев мрачное лицо отца.
Он опускает голову и молчит. Вместо него отвечает мать:
– Сегодня утром папе опять не удалось наняться на работу.
Уже второй раз за неделю. Нет работы – значит, нет еды. В наших трущобах деньги давно не в ходу. Люди, способные работать, приходят на центральную площадь и выстраиваются в очередь, ожидая, что работодатели завербуют кого-нибудь на стройку или завод. В удачные дни работа достаётся всем и каждый приносит домой немного еды. Правительство называет это «исключительной гибкостью кадровой политики». Я называю это рабством, чем сильно раздражаю отца. Но сегодня вечером у меня нет охоты вступать с ним в бессмысленные споры. У него такой побитый вид. И я сильнее, чем когда-либо, осознаю, насколько родители нуждаются в том, чтобы я успешно закончила школу. Я просто обязана вытащить их из нищеты. А значит, я должна быть более серьёзной. Например, ставить два будильника вместо одного. И главное – никогда больше не прикасаться к Неприкосновенным. Если меня вытурят из школы, отец этого не перенесёт.
Внезапно я чувствую себя ужасно глупой со своими ничтожными овощами. Я кладу их на стол. Мать бросает на меня полный благодарности взгляд. Сегодня у нас будет хоть какой-то ужин…
– Наверное, завтра повезёт, – говорю я отцу.
Он горько улыбается.
– Конечно, моя дорогая. Как любил повторять твой дедушка, надо всегда верить в лучшее. Он был смелым человеком. Мужественным.
Таким мужественным, что умер от истощения, не дожив до пятидесяти. Я его уже не застала. Мне бы не хотелось, чтобы отец закончил так же.
– Чёртовы роботы.
– Не надо, Исис. Это прогресс. И всё тут.
Несколько лет назад роботы достигли такого совершенства, что теперь постепенно вытесняют с производства живую рабочую силу. Началось это ещё в прошлом веке с простых профессий, требующих большой физической силы. Но машины становятся всё более ловкими и уже многое делают лучше людей. Да и как конкурировать с куском железа, способным не жалуясь пахать двадцать четыре часа в сутки! Так что работы всё меньше, а рабочих рук – столько же… Ну а работодатели, не желая решать эту проблему, просто требуют от людей трудиться с той же скоростью, что и роботы. Нередко рабочие падают от изнурения прямо на ленту конвейера.
– Завтра попытаю счастья на бесплатной раздаче продуктов от NEP, – предлагает мать.
– Нет, Сандра. Ты же знаешь, я не хочу, чтобы ты туда ходила, – возражает отец. – Это опасно. Люди готовы на всё ради жалкого энергетического батончика. Завтра я просто встану пораньше, чтобы быть уверенным, что меня выберут.
Мать вздыхает. Пораньше. Сегодня папин будильник прозвонил в три часа ночи. Куда уж раньше-то?
– А как твой день, дорогая? – спрашивает он. – Всё хорошо?
– Э-э-э, да… Да, хорошо!
Я плохо умею врать, но сейчас никто не обращает внимания на мой фальшивый тон, так что всё к лучшему… Сейчас я бы не могла рассказать им, что была на волосок от исключения.
– Думаю, я хорошо написала контрольную по математике.
– Отлично, – рассеянно произносит отец. – Отлично.
– У меня тоже хорошая новость, – сообщает вдруг мама.
Все поворачиваются к ней.
– Пришло ежегодное послание от вашей тёти Лили!
Зак отрывается от конструктора, с которым играл, и присоединяется к нам. Учитывая крошечные размеры комнаты, для этого ему даже не нужно никуда идти, достаточно просто развернуться в нашу сторону. Тётя Лили. Младшая сестра матери. У меня о ней очень смутное и не сильно приятное воспоминание. Девять лет назад она попала в число счастливчиков, выигравших один из первых тиражей NEP. Вместе с мужем и сыном она получила билет на ковчег, направлявшийся к Новой Земле. Вот уже три года, как они прилетели. И каждое лето Лили отправляет нам небольшую весточку. NEP вынужден ограничивать частную переписку между Землёй и её далёким двойником, поскольку связь очень дорогая. Не понимаю, как передача информации может столько стоить. Хотя, конечно, я разбираюсь не во всех тонкостях космических путешествий.
Мама выводит сообщение на наш экран, заряжающийся от ветряного двигателя на крыше хижины.
Ловлю себя на том, что в глубине души желаю, чтобы батарея оказалась разряжена. Нет никакой охоты лицезреть тётю Лили, расписывающую своё счастливое житьё, тогда как мы тут практически подыхаем с голода.
Маленький видеоролик похож на тот, что она присылала в прошлом году. Лили немного постарела. Набрала вес (с нами этого точно не случится). Она показывает нам свою ферму, домашних животных, сына Джеймса, который тоже чертовски вырос. Мы видим, как он, обнажённый по пояс, валит лес. Он стал таким большим и сильным… Что-то меня беспокоит. Никак не могу понять, что именно. Но мне вдруг начинает казаться, что это очень важно. Я хмурюсь. И изо всех сил вглядываюсь в происходящее на экране. Что же не так? Тётя Лили улыбается, её муж тоже… Мать смотрит на эту идиллию со слезами на глазах.
– Мы их когда-нибудь увидим? – спрашивает Зак.
– Так, всё. Я – спать.
– Но, Исис, мы ещё не поели!
– Я не голодна. К тому же мне надо ещё немного позаниматься.
Разумеется, это неправда. Про голод. Не про уроки. В животе урчит, но я думаю о родителях и брате, которые сегодня вообще ничего не ели. Я-то хотя бы пообедала в школе. Так что пусть разделят между собой те крохи, которые я принесла. А я наверстаю завтра, в столовой…
В любом случае я не желаю ещё раз пересматривать блокбастер «Тётя Лили счастлива, эпизод третий». Даже под пыткой…
Я должна быть лучшей. Справляться с заданиями раньше остальных, понимать быстрее, схватывать на лету. Это мой долг перед родителями. И перед всеми детьми из Зоны Затопления, которые никогда не будут ходить в школу.
Начинается новый учебный день. Мне кажется, мой желудок завывает на весь класс, так я голодна. Я, разумеется, не подаю виду, но думаю только об обеде. Интересно, сколько «серых» учеников сейчас испытывают то же самое? Я бросаю взгляд на Неприкосновенных. Вот уж кому точно чужды заботы о хлебе насущном. Пухлые щёки, расслабленные позы. И тут я замечаю, что Орион смотрит на меня. Он улыбается. Я резко оборачиваюсь, уверенная, что кто-нибудь – скажем, Флинн – обезьянничает за моей спиной. Но нет. Флинн спокойно слушает учителя. Машинально я уже собираюсь застенчиво улыбнуться Ориону в ответ. Но в последний момент удерживаюсь.
Что на меня нашло?! Ведь это всё равно что заключить сделку с врагом!
Представляю лицо Флинна, если он узнает, что я улыбнулась Неприкосновенному! Однако, признаюсь, поведение Ориона Паркера вывело меня из равновесия. Может, он замышляет какую-нибудь пакость? С Неприкосновенными надо всегда держаться настороже. Это закон. Я снова думаю о своём безработном отце, о наших скудных ужинах, о хижине, сделанной из отбросов… Всё это – вина таких людей, как Орион! Людей, которые нещадно эксплуатируют нас, чтобы сохранить свой маленький рай… Мне больше не хочется улыбаться. Мой резервуар гнева вновь наполнен. Со всем этим я почти забыла, что помираю с голоду. Где-то на заднем плане звучит монотонный голос препода. Не в моём стиле – быть невнимательной на уроках. Надо сосредоточиться.
Это не наш учитель. Он заменяет мадам Глэйе, которая, видимо, заболела. Никогда бы не подумала, что эта мощная, словно выбитая из камня женщина тоже может болеть. Но она отсутствует уже два дня. Учителя, который её заменяет, зовут Ван Дуйк. Смешное имечко. Хотя, конечно, Иммакуле-Сисси ничем не лучше… Он невысок ростом, очень молод и непрерывно теребит молнию на кофте, когда говорит.
Нечто вроде нервного тика. Поначалу меня это немного раздражало, но теперь я привыкла. У него очень короткая стрижка, практически под ноль, выражение лица – приветливое, а вот глаза – пронизывают насквозь, словно он читает твои мысли… И, разумеется, в этот момент Ван Дуйк поворачивается и смотрит прямо на меня. Я чувствую, как мои щёки начинают пылать. И почти перестаю дышать. Неужели он догадался, что я думала о нём? К счастью, у смуглой кожи есть одно преимущество: когда краснеешь, это не особо заметно.
– Мисс Мукеба, поздравляю вас, – говорит преподаватель. – Ваша работа по математике набрала 96 баллов из 100. Сейчас разошлю проверенные контрольные вам на планшеты, сможете ознакомиться с результатами.
Я снова начинаю дышать. Он не читает мои мысли. Провожу пальцем по цифровой парте, и экран зажигается. Я внимательно изучаю свои ответы, чтобы понять, где именно упустила недостающие 4 балла. Нахожу ошибки и обещаю себе больше их не повторять.
– Средний уровень – примерно 75 баллов, – уточняет учитель.
Сбоку экрана тут же высвечиваются результаты класса. Преподавательский компьютер реагирует на его слова как на команду и молниеносно дополняет их необходимой информацией. Очень удобно. Я часто пытаюсь представить себе, как проходили уроки в прошлом веке. Я где-то читала, что ученики пользовались бумагой и карандашами! Сейчас это уже невозможно, ведь на планете почти не осталось деревьев.
Бросаю взгляд на результаты – и вдруг вижу, что я не лучшая в классе! Кто-то набрал больше баллов. Кликаю на графу 95-100. И машина выдаёт два имени. Моё и Ориона Паркера. У него на один балл больше, чем у меня, – 97. Я невольно оборачиваюсь к нему. К моему огромному удивлению, Орион уже смотрит в мою сторону. Поймав мой взгляд, он слегка пожимает плечами.
Как бы я хотела стереть эту победоносную улыбочку с его лица! Он даже не догадывается, что это значит для меня – быть первой… Добиваться лучших результатов, чем Неприкосновенные, – мой единственный шанс когда-нибудь оказаться среди них и вырвать нашу семью из низших кварталов.
И есть ещё кое-что… Каждый раз, когда препод оглашает результаты и я оказываюсь первой, я чувствую, как самодовольные и презрительные взгляды Неприкосновенных слегка затуманиваются. Я – камешек в ботинке, ничтожная песчинка, нарушающая, однако, их сытый покой. Я раз за разом доказываю, что можно быть умным, даже если ты не родился под Куполом. И вот сегодня Орион Паркер собственной персоной лишил меня этого маленького удовольствия.
Затылком я чувствую его взгляд. Но уже не решаюсь обернуться. Что за игру он ведёт?
– Ну что же, с математикой на сегодня всё, – говорит Ван Дуйк. – Остаток дня предлагаю посвятить практике.
Я начинаю слушать внимательнее. Неподвижно сидеть на стуле – не очень естественно для меня. Поэтому я всегда с нетерпением жду практических занятий. Спортивные или художественные, они в любом случае позволяют немного подвигаться. Я ловлю каждое слово учителя.
– Это задание довольно необычно. Думаю, такого у вас ещё никогда не было. Задание – моя личная инициатива. Речь пойдёт о некой социальной практике.
Социальная практика? Что за бред? Никогда не слышала ни о чём подобном. Тут, к счастью (или, скорее, к несчастью), Ван Дуйк объясняет, что имеется в виду.
– Я заметил, что и в вашем классе, и во всей школе существует некоторая враждебность между учениками…
Миранда поднимает руку.
– Извините, мистер Ван Дуйк, я не совсем понимаю, о чём вы. Мы отлично ладим друг с другом.
– Позвольте мне всё-таки закончить, мисс Бергсон. Я говорю о том напряжении, которое существует между учениками из низших кварталов и теми, кто живёт под Куполом.
В классе поднимается ропот. Разумеется, напряжение существует. Мы друг друга искренне ненавидим.
– Думаю, враждебность возникает исключительно из-за того, что вы плохо знакомы друг с другом. Этому способствует сама структура школы. Ведь вы всегда разделены – и на уроках, и во время практических занятий. Но, напоминаю, смешанные школы были созданы как раз для того, чтобы наладить связи между разными социальными слоями. А не наоборот. По итогам сегодняшней практики каждый обитатель Купола должен будет написать эссе, сравнив свои представления о низших кварталах с тем, что он увидел в реальности. Для учеников из кварталов – задание то же, только про Купол. С организационной точки зрения всё просто. После обеда часть учеников из кварталов поведёт своих одноклассников из-под Купола к себе домой. А другая часть – отправится в гости под Купол.
Ропот перерастает в шквал протеста.
– Не имеете права! – надрывается кто-то из Неприкосновенных. – Вы не можете позволить Серым проникнуть под Купол! Это запрещено!
– Я получил разрешение.
О проекте
О подписке