Глава 4

Осенью 2908 года от сотворения Мира проводник караванов Яцер бен-Барух вернулся домой в надел своего племени Ашера. Утром он попрощался с посланцами короля Шломо, объяснил им дорогу до Ерушалаима и получил причитающихся ему за работу двух баранов и свёрток крашеного полотна. Яцер бен-Барух знал, что дома его ждут, шёл и улыбался, поглядывая на спину ослика, где, среди необходимых в дороге вещей был привязан мешок с подарками для всей семьи, купленными на базаре в Цоре.

Уже не первый год он покидал дом и возвращался обратно, проводя купцов по Кнаану. Этот караван был посольский – первый при новом короле иврим Шломо, сыне Давида. Возглавлял его тридцатилетний советник по имени Ахишар. С ним ехал писец Офер бен-Шиши и солдаты охраны – всего двадцать человек. Советник Ахишар получил приказ отправиться на север, встретиться с Хирамом I, царём Цора, и передать ему королевское послание.

– Я думаю, советник Ахишар не запомнил ничего из нашей поездки, уж очень он волновался, оттого что первый раз выполнял королевское поручение, – рассказывал домашним Яцер бен-Барух.

– Ещё бы! – согласилась его жена Мирьям. – Ну, рассказывай. Перешли вы по насыпи через пролив, заплатили налог и вас пропустили через крепостные ворота. А что было потом?

– Совсем не так, – покачал головой Яцер бен-Барух. – Ты вспомнила, как я брал вас в Цор на базар, а тут совсем другое дело. Царя Хирама I известили заранее, что король Шломо отправил к нему караван, поэтому мы знали, что нас должны встретить, перевезти и проводить во дворец. Спешились, привязали мулов к деревьям, стоим и глядим на море. Берег там высокий, и с него всё хорошо видно. С этого места я всегда показываю Цор, прежде чем вести туда людей.

– Я помню, – обрадовалась старшая дочь, Отара. – Зелёное море, на воду опускаются белые птицы, плавают, потом ныряют и выскакивают из глубины с извивающимися рыбами в когтях. Рассказывай дальше, папа.

– Ладно, на чём я остановился? Да, советник Ахишар и его солдаты смотрели через залив на Цор, а я им объяснял: «Видите сразу за насыпью ворота в городской стене? Эго – ворота богини Астарты^[7]. За ними рынок рабов и большой базар – слышите, шум долетает даже сюда. Вон крыша над городской стеной – там царский дворец. Справа от него – капище бога Бурь. По насыпи, – говорю, – мы не пойдём, будем ждать, когда за нами пришлют “коней” – так здесь называют большие лодки с вырезанными из дерева конскими головами на носу». – «А почему берег так изрыт? – спросил один из солдат. – И дым? Кажется, там живут люди». – «Так и есть, – говорю, – рабы-ремесленники. В город входить им запрещено. А дым над пещерами потому, что в них выплавляют бронзу, отливают статуи богов, обжигают кувшины». Ладно, стоим и ждём, глядим на корабли в гавани, на новый волнолом из красных камней. Потом Ахишар послал одного из солдат спуститься и посмотреть, может, «кони» уже подошли к берегу.

– А остальные что делали в это время? – спросила Мирьям. – Как себя вели наши иврим?

– Всему удивлялись и расспрашивали меня, потому что они были из надела Иуды, а там, вы, наверное, слышали, только песок да камни. Мне кажется, море их успокаивало. Им было не по себе все дни нашей дороги по северу Кнаана, особенно когда приходилось ночевать под открытым небом. Они мне рассказывали, что в сумерках на лесистых горах им мерещилась языческая нечисть. За каждым кустом трепыхалось и повизгивало что-то мохнатое, блеющее, с бородой, копытами и грудями, и они просили Господа их защитить. Костёр в пути мы разводили рано. После ужина долго не расходились, глядели на пламя, и тогда нам виделись другие картины: праотец Моше возле Неопалимой Купины^[8], битва Иошуа бин-Нуна с кнаанскими царями или взятие войском иврим Иерихона. Как-то я им сказал, что отсюда недалеко до земли Харан, из которой наш праотец Авраам ушёл навсегда в Эрец-Исраэль. Они понимали и одобряли праотца Авраама: им тоже хотелось поскорее уйти из этих диких мест к себе, в пустыню.

– В темноте это бывает, – сказала Мирьям. – Мне в сумерках тоже всякое мерещится. А днём?

– Днём они всему удивлялись и то и дело подзывали друг друга: «Смотри!» Они первый раз увидели деревья без коры, кусты – густые и без колючек, птиц с таким ярким оперением и столько прекрасной воды сразу. Они её пили, нюхали, лили себе на голову и не могли поверить, что такое возможно. А там, я вам скажу, сейчас действительно рай! С каждой скалы низвергается водопад, и в воздухе постоянно висит разноцветная пыль. Мои караванщики вдруг стали разговорчивы. Они скучали по своим овцам, которым никогда не пастись на таких ласковых лугах с душистой травой и прохладными цветами, чьи стебли готовы лопнуть от влаги. Вы не устали слушать? – спохватился Яцер бен-Барух.

– Рассказывай, рассказывай, – ответила за всех Мирьям. – Мы-το здесь привыкли и к лесу, и к речкам, а какого им после пустыни! Что вы ещё увидели, пока вас не забрали к царю Хираму?

– Рыбачьи лодки. Они заполняли пролив, приближались к Цору, но не входили в его гавань, опасаясь столкновения с двухпалубными военными судами, которые охраняли вход в порт. В воздухе стоял запах рыбы и водорослей, нас от него мутило. Советник Ахишар говорит мне: «Ты рассказывал, будто в Цоре ловят так много рыбы, что её продают даже в Вавилон. Неужели эта вонючая рыба приносит Хираму I такой доход, что его народ может не сеять хлеб, так как в обмен на сушёную рыбу в Цор везут пшеничную муку, лучшее масло и фрукты?»

Не успел я ответить, как один солдат из охраны сказал: «А я слышал, будто Цор разбогател на продаже шерсти, окрашенной пурпуром».

У этого солдата было смешное лицо: совсем без переносицы.

– Значит, он из племени Шимона, – засмеялась Мирьям. – Между прочим, я тоже слышала, будто за портом берег усеян круглыми ракушками, из которых местные жители вываривают пурпурную краску. Как её приготавливают – это их секрет.

– Пусть папа рассказывает, – попросила Отара. – Так почему Цор так богат?

– Точно не знаю, – признался Яцер бен-Барух. – Может, потому что торгует рабами. Я рассказал моим караванщикам, что сразу за воротами Астарты находится самый большой в Кнаане рынок рабов. Иоав бен-Цруя, когда приходил сюда со своим отрядом, по нашему древнему обычаю выкупил всех рабов-иврим и отпустил их на волю. Я спросил: «Ты тоже так поступишь, советник Ахишар?» – «Да», – ответил он, и тут писец закричал: «Наш солдат машет рубахой! Можно идти».

Спустились к морю. У причала нас встретил посланник Хирама I, сказал, что царь примет советника после полудня, а пока можно отдохнуть в дворцовом саду. Мы оставили мулов под присмотром одного из солдат, пересели в присланных за нами «коней» и поплыли в город.

– Передохни и поешь, – сказала Мирьям. – Я сейчас принесу хлеб и маслины.

Ни Яцер бен-Барух, ни люди из каравана не могли знать, что происходило во дворце Хирама I.

За день до прибытия послов короля Шломо Хирам I участвовал в церемонии по поводу рождения наследника у правителя города Цидона. Густые брови на удлинённом лице царя нависали над зелёными глазами с неизменно весёлым, часто хитрым выражением. У Хирама I был толстый нос, на кончике покрытый рыжими волосками, на завитую бороду спускались длинные усы, слегка подкрученные на концах. По случаю праздника на Хираме I была пурпурная туника без складок и украшенные жемчугом сандалии, нижние ремни которых пропускались между пальцами и завязывались. Род Хирама I происходил из долины Бетис, славившейся овцами с необычайно мягкой шерстью, и царь любил давать пощупать гостям свою тунику «из настоящей бетисской шерсти».

Хирам I любовался танцами рабынь в капище богини Астарты, когда ему доложили, что в Цор из Ерушалаима прибыл советник Шломо – нового короля иврим.

«Подождёт, – подумал царь Хирам I. – Много их, посланников, дожидается встречи с царём Цора. Пусть поживёт у меня несколько дней и увидит, как благоволят боги к Цору, какая мощная у него стена и как его защищает море».

«Конечно, подождёт», – говорил себе царь Хирам I, окуная кончики пальцев в огромную розовую ракушку со священной морской водой, в которой плавали лепестки цветов, продлевающих жизнь до ста лет.

В юные годы, когда Хирам I был ещё принцем, он подружился с Давидом, взошедшим на престол в Ерушалаиме, побывал там и заинтересовался соседним народом. Иврим были ему симпатичны, хотя их обычай делать обрезание он осуждал, утверждая, что вся красота от этого пропадает. Потом, уже став царём, Хирам I занялся укреплением своих городов, войнами с соседями, строительством флота и больше не бывал в Ерушалаиме. Ему докладывали о бурных событиях в доме короля Давида и о том, что иврим расселяются по всему Кнаану.

Он доверял Давиду, мирные отношения между Цором и Ерушалаимом были надёжны, оба отказывали мятежникам в укрытии, но царь Хирам I очень хотел, чтобы король Давид, победив филистимлян – соперников Цора в морской торговле, – передал их порты Ашдод и Ашкелон ему. Все последние годы он ждал, что из Ерушалаима поступит такое предложение, но король Давид был занят умиротворением своей семьи, и ему было не до побеждённых филистимлян.

Царь Хирам I ездил в Ерушалаим на похороны короля Давида и познакомился там с его наследником, но с тех пор прошло уже четыре года, а никаких серьёзных отношений с королём Шломо не возникло.

И вот – посланник.

«Подождёт», – опять подумал царь Хирам I, а вслух приказал: – Возвращаемся в Цор.

– Я рад, что король Шломо благополучен в своём доме в Ерушалаиме, – сказал царь Хирам I. Он сидел на высоком деревянном троне, украшенном вырезанными из слоновой кости сфинксами и херувимами. – Ты можешь передать мне его послание.

Советник Ахишар приблизился к трону и протянул царю свиток. В нём, после приветствий, пожеланий здоровья и благоденствия, говорилось: «Давид, отец мой, не смог построить дом для Бога нашего из-за войн, обступивших его, пока Господь не низложил всех врагов под стопы ног его. Ныне же Господь, Бог мой, дал мне покой со всех сторон, и вот я намерен построить дом Бога моего, как повелел Господь Давиду. Ты прикажи нарубить для меня кедров, а рабы мои будут вместе с рабами твоими, и я буду давать тебе плату за рабов твоих, какую ты назначишь, ибо ты знаешь, что у нас нету никого, кто умел бы рубить деревья так, как цоряне».

Царь Хирам I в присутствии советника Ахи шара продиктовал писцам свой ответ Шломо: «Я выслушал то, зачем ты посылал ко мне. Исполню я все просьбы твои о деревьях. Рабы мои спустят стволы к морю, сделают из них плоты, отправят их к месту, которое ты назначишь, разберут их там, и ты возьмёшь их».

– Какую плату хочет получить царь Цора? – спросил советник Ахишар.

Хирам I некоторое время размышлял, глядя поверх посланника, потом продиктовал писцу: «Я желаю получать от тебя продовольствие для царского дома».

– Папа, ты ведь раньше не любил водить караваны в Цор, – удивилась Отара. – Говорил, что их царь может осыпать подарками, а потом приказать устроить засаду на дороге, ограбить купцов и даже убить.

– Да, – сказал Яцер бен-Барух, – так оно и было. Но теперь, я думаю, между нашим королём Шломо и Хирамом I будет заключён союз. Цоряне привезут в Ерушалаим свои кедры, построят нам Храм на горе Мориа, а Шломо заплатит им пшеницей и оливковым маслом.

– Амен, – сказала Мирьям. – Да поможет Бог нашему королю!

– Папа, – спросил мальчик Элияу, – сколько же времени цоряне будут строить дом Бога в Ерушалаиме? Он будет очень большой, такой, как дворец в Цоре?

– Советник Ахишар сказал, что дом Бога нашего будет шестьдесят локтей^[9] в длину, двадцать в ширину и тридцать в высоту. И построят его за семь лет. Царь Хирам I назначил главным над цорянами своего племянника Габиса – лучшего строителя в Цоре. Сейчас он заканчивает новую гавань, старой уже не хватает даже для своих торговых кораблей, а там ещё, помните, всегда полно купцов из Египта и Вавилона.

– В Ерушалаиме будет дом Бога! – радовался Элиму. – Дом Бога Исраилева!

– Конечно, будет, – сказал Яцер бен-Барух. – Мы пойдём туда на праздник, принесём жертву и станем веселиться вместе со всеми иврим. В Ерушалаиме умеют веселиться.

– А перед возвращением домой пойдём на базар и купим всем подарки, верно, папа? – спросила Отара.

– Обязательно, – пообещал Яцер бен-Барух.

– Говорят, в Ерушалаиме можно увидеть самого короля Шломо, – вставила Мирьям. – Интересно, какой он? И его жена Наама – действительно ли она такая красавица, как все говорят? Почему-то ерушалаимцы называют её «Шуламит».

Яцер бен-Барух смотрел на своих близких, и на душе у него было хорошо, как бывало всегда после возвращения домой из долгого путешествия.

А Царь Хирам I после отъезда посланника короля иврим всё время думал о том, что… Нет, он ни о чём не думал, а старался выполнить наилучшим образом повеление. Чьё? Неужели того самого дома бога иврим, который ещё даже не начали строить?

Царь Хирам I впервые в жизни не понимал своих поступков, но не хотел советоваться с оракулом.